PIRATES OF CARIBBEAN: русские файлы

PIRATES OF THE CARIBBEAN: русские файлы

Объявление


Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Fortunae est Fortunae

Сообщений 1 страница 10 из 10

1

Это уже второй мой серьезный фанфик, и я надеюсь, вам он понравится)))))

Посвящается Ксюнель, которая за короткий срок стала моей подругой, и поддерживает меня всегда)))) Ксюнель, чтобы не случилось, я всегда буду держать за тебя кулачки!))))

Автор. Кэтрин де ла Вега.
Бета-ридер: Ксюнель
Название. Fortunae est Fortunae (Судьба есть судьба).
Оригинальное произведение. ПКМ-1, ПКМ-2.
Рейтинг. PG-13, R.
Жанр. Приключения, драма, мемуары.
Дисклеймер. Я претендую только на то, что придумала сама.
Краткое содержание. Мемуары, мемуары... Догадайтесь, чьи))))))))))
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. Много новых персонажей и не так много старых. Во всяком случае, в начале. 

Пролог.

Я слишком стар, чтобы все помнить, но слишком молод, чтобы все забыть. Гиббс говорит, я не выгляжу на свои неполных сорок лет. У меня как будто нет возраста. Раньше был... теперь нет. Я пережил многое. Но не пережил бы свою смерть, если бы не одна неугомонная леди, возомнившая себя пираткой... Элизабет Суон. Наивная дурочка, во сколько неприятностей она меня втянула, да и ее женишок тоже. Убил бы я Прихлопа за такого сыночка... Я могу понять их обоих. Один рвется всех спасать, другая рвется спасать его... Ради него она меня убила... Я не обижаюсь на нее. Получить поцелуй этой красотки стоило мне жизни, но жизнь такая непостоянная штука... Да и целуется она хорошо, черт возьми... Если бы она меня не убила, я бы подумал, что милашка Лиз в меня влюблена... но нет. Юная стерва, она еще вырастет и станет леди, хотя практика в пиратстве и имела место быть... А жених ее поумнеет. Может быть. Она его и любит потому, что она может им помыкать... Забуду ее. Ну эту Элизабет к черту. Она не принесла мне большого счастья, ограничившись отдельными моментами, но и худа особенно много тоже, хотя и убила... Я не рвался возвращаться, но разве губернаторскую дочку остановишь? Эх... хорошее было времечко! Приключения, интриги, золото и измены... теперь я староват для этого, хоть красотки на Тортуге и привлекают мое внимание... Стану порядочным флибустерьером, буду просто грабить испанские корабли и бить французов. Или героически погибну, жизнь стала такой скучной... Впрочем, может, и свалится что-нибудь на мою голову... Да, было время, когда я был молод...

I.

Джон посмотрел в подзорную трубу. Толку от этого не было, море вывесило назло ему завесу из молочно-белого тумана, густого, как турецкая нуга, оседающего каплями на лице и одежде. Проклятое марево поглощало все звуки, и даже когда Джон едва не срывал себе голос, команда не всегда слышала его приказы. Даже ветра приличного не было в такую погоду, и "Габриэлла" тащилась со скоростью черепахи, не больше трех узлов, а ведь быстроходный фрегат...
Джон резко сложил трубу и повесил ее себе на пояс. Они могут застрять тут надолго...
День был противный, холодный, и Джон Грант с грустью вспоминал жаркую Ямайку, маленького сына и любимую сестру. Они остались одни, в Сантьяго-де-ла-Вега, а он был вынужден таскаться на этом корабле, ведя еще два по курсу...
Оглушительный скрип рангоута не мешал половине вахтенных мирно спать на палубе. Ветер не менялся, земли видно не было. Все было в порядке.
Пока.
Джон ушел в капитанскую каюту, заглянув сначала на камбуз. Кок, добрый человек, дал усталому капитану "Габриэллы" миску с черепаховым супом, пару больших сухарей и кружку чая с ромом. Как истинный англичанин, Джон всем сердцем любил чай.
Он сел за маленький стол и с наслаждением начал есть густое ароматное варево. Кок постарался на славу. Дымящийся суп согревал, заставлял кровь бежать по жилам быстрее. Джону быстро стало жарко, и он уже не жалел, что покинул когда-то Ямайку. Тем более, он на нее сейчас вовзращался.
Внезапно страшный удар сотряс несчастную "Габриэллу". Джон успел услышать грохот, треск ломающегося дерева, человеческие вопли. Он даже не успел встать, как вдруг каюта перевернулась, он упал на потолок, пролив на себя горячий суп, но дерево раскололось под ним... Джон провалился в трещину, и над головой сомкнулись волны. Моряк не успел ничего сделать, так быстро все произошло, даже элементарно закрыть рот и вдохнуть воздуха. Он увидел темное пятно рядом с собой, а потом стало нечем дышать, и на глаза опустилась тьма. 

* * *

Люди, проходящие по солнечной улице, удивительно чистой, вымощенной серыми, плоскими камнями, косились на молодую красивую леди в прелестном темно-синем платье и опрятно одетую девочку с золотисто-русыми волосами, стоящую рядом с ней. Леди только что вышла из уличной повозки, держа в руках два саквояжа, подошла к двери большого каменного дома в богатом квартале Сантьяго-де-ла-Вега и постучала в нее дверным молотком. Дверь, высокая, темная, блестящая на палящем солнце, почти сразу же отворилась. На пороге стоял старый слуга в простой ливрее, не расшитой золотыми нитями и голубыми лентами или другими финтифлюшками. Он был без парика. Молодая леди тепло поздоровалась с ним и передала оба саквояжа, сделанные из плотной черной кожи. Девочка, милое дитя, шустро вбежала в дом.
Леди звали Лили-Роуз Вестон, эта англичанка была сестрой погибшего три дня назад Джона Гранта, богатого торговца. Сама она была вдовой, но траур ненавидела, и сбросила его раньше срока. Дочь - а прелестная девочка была ее дочерью - звали Эванджелин, но все называли ее для краткости Джен. Они приехали в гости к Джону, но прибыли со страшным известием для его сына, Джека.
Эванджелин остановилась посреди не очень большого, но светлого холла. За окнами в темных рамах шумела улица, ездили повозки, гуляли леди и молодые люди... В самом холле стояли две банкетки, стол и несколько маленьких столиков с цветами на них. Джен это напомнило дом ее матери, где тоже было много цветов, с большими и маленькими зелеными листьями, разноцветными бутонами и приятными ароматами.
Дом был простой и снаружи, и внутри - ничего лишнего, только удобство, простая красота и уют. Двери не белые с позолоченными ручками, а темные, простые, но внушающие больше доверия, чем богато отделанные. Джен сразу же захотелось заглянуть за такую дверь - должно быть, там что-то интересное! Малышке было всего шесть лет, и хотя она была старше своего двоюродного брата лишь на год, знала о жизни не намного больше.
Дверей в холле было много. Целых шесть, и за каждой было ЧТО-ТО. Именно ЧТО-ТО, для Джен было интересно все, и если она не знала еще, что это, то это было ЧТО-ТО.
Невысокая и не очень широкая лестница заскрипела. Эванджелин подняла голову и увидела худого, невысокого для его лет мальчика, с взъерошенными короткими черными волосами, очень густыми. Он был одет в добротные черные штаны и белую сорочку. Мальчик медленно спускался по лестнице и изучал ее взглядом с неуемным любопытством. Джен подбежла к подножию лестницы, оглянувшись на мать, которая весело болтала со старым слугой, стоя все еще у порога, и спросила:
- Ты Джек?
Мальчик неуверенно кивнул, встав на ступеньку выше Джен, и тоже спросил:
- А ты Эванджелин?
Джен кивнула и присела в реверансе. Мисс Лили-Роуз приучала ее к манерам с детства. Джек стал рядом с ней, придирчиво рассматривая сестру с головы до ног. Глаза у него были очень странные, - решила Эванджелин, темные, как маслины, большие, блестящие. Совсем не похожи на ее глаза - тоже темные, но серо-синие, а не карие.
Джен тоже оглядела в головы до ног Джека. Тот был одного с ней роста, но девочка чувствовала свойственное всем девочкам ее возраста превосходство над младшим.
- Ты меня младше! - пренебрежительно заявила она, подбоченившись и гордо, с ее точки зрения, выставив ножку в белом чулочке вбок.
- Не спорю. - ответил Джек, насмотревшись наконец на нее. Он занятный и странный одновременно, - подумала Джен, - такой серьезный и смешной... У него было необычное лицо, Джен никогда не видела таких лиц у настоящих англичан - с высокими широкими скулами, носом с горбинкой... Она сама была настоящей англичанкой, и носик у нее был вздернутый.
- Дженни? Вы уже знакомитесь? - раздался звонкий голос Лили-Роуз за ее спиной.
Наверное, стоит теперь сказать пару слов о внешности самой миссис Вестон. Это была еще молодая, очень красивая женщина с кудрявыми каштановыми волосами, приобретавшими темно-золотистый оттенок на солнце. Ее пухлые ярко-розовые губки очень выделялись на лице. Она была довольно высокой, с изящной тоненькой фигуркой, затянутой в корсет. Темно-зеленое платье подчеркивало ее глаза болотно-зеленого цвета и великолепную белизну кожи, которой так гордятся все коренные англичанки.
Эванджелин шагнула назад и почувствовала, как зашевелилась от ее движений юбка матери, как теплые руки Лили-Роуз, пахнущие молоком и розами, обняли ее.
- Привет, Джек! - весело сказала миссис Вестон.
- А я вас помню! - неожиданно заявил мальчик, замявшийся было перед открытым пренебрежением Джен. - Вы мисс Лили, сестра папы. А где папа? Он скоро приедет? От него долго уже не было вестей.
Мама шумно вздохнула.
- Джек...
Мальчик напрягся, сжал кулачки так, что они побелели. Джен почувствовала неладное, дядю Джона она помнила, он не раз бывал у них в Англии, в очаровательном домике на затененной кленами алее. Он всегда дарил ей что-нибудь, обожал маму, был учтив и добр со слугами... Джен искренне любила его, но ее детский разум не мог предполагать, что он может умереть. Она просто еще не знала, что такое смерть - ее отец умер до ее рождения.
- Он... приедет?
- Нет, Джек... - выдохнула миссис Вестон. Старый слуга, только что вернувшийся со второго этажа, куда относил багаж Лили-Роуз и Эванджелин, замер на месте. Его морщинистое лицо исказила гримаса скорби. Он понял.
Джек опустил голову. Похоже, он оказался умнее, чем думали и мать, и дочь.
- Он умер. Я знаю. - спустя некоторое время сказал он. Джен с любопытством смотрела на мать, но любопытство это было тревожное. Девочка чувствовала, что произошло что-то плохое.
- Мистер Джек! - нарушил молчание слуга. - Я думаю, мистер Джон составил завещание, по которому ваша тетя становится вашей опекуншей. Я помню, как он это делал. Мистер Джек, теперь вы богаты, и с вами будут жить мисс Лили-Роуз и мисс Эванджелин. Вы сильный, мистер Джек, вы сможете это пережить. - зачастил мужчина, глядя, как по смуглым щекам его маленького хозяина потекли слезы. В отличие от своей наивной кузины, мальчик знал о смерти немного больше... 
- Мисс Лили, теперь вы хозяйка в этом доме. Я не знаю, что такое "завещание", но думаю, все так и есть, как говорил Эшли. - Джек кивнул на слугу, уходящего за одну из таинственных дверей. Он напоминал сейчас Лили ее брата, серьезного и очень взрослого в такие моменты. Казалось, это Джон теперь перед ней, маленький человек со взрослой душой.
Мальчик быстро взбежал по лестнице и скрылся в светлом коридоре. Хлопнула дверь, и в доме Джона Гранта наступила тишина.
Миссис Вестон взяла дочь за руку и поднялась наверх. Она не в первый раз была здесь и знала, где ей жить.

* * *

Джек страшно переживал смерть отца. Теперь в его темных глазах поселилась тоска, а в речи ирония. Он очень повзрослел за один день. Если по годам он был младше Джен, то по сознанию - гораздо старше. 
Он начал часто бесцельно бродить по дому, в котором стали обосновываться потихоньку Лили и Джен. Замкнулся в себе, Лили редко ощущала его как шестилетнего ребенка, ей казалось, ему о меньшей мере лет десять. Хотя сознание у него осталось детским, во взгляде все-таки мелькало иногда что-то такое... очень взрослое. Миссис Вестон, это видела часто, Джен не замечала вообще.
Слуги быстро подружились с ними - они были хорошими людьми, бедный Джон Грант просто не знал плохих. Свой дом в Англии миссис Вестон продала. По завещанию Джеку доставался дом и бизнес торговца, но до его совершеннолетия этим должна была заправлять она. Лили была хорошей женщиной, очень любила Джека и свою дочь. Несмотря на первую неприязнь, они быстро подружились. Дженни поняла горе брата, а он понял ее поведение. Они были почти одного возраста, вместе играли, когда Джек отошел от потрясения, Лили вместе учила их читать и писать, и оба делали большие успехи. Пускай мальчик и девочка были очень непохожи внешне - Джек черноволосый, черноглазый, смуглый, худой и высокий, а Эванджелин наоборот - вся бело-розовая, златовласка с синими глазами и пухленькой фигуркой - они были похожи по характерам. Этих озорников знал весь город. Хоть Джон и вся его семья были дворянами, они не посещали почти светских приемов и обедов. Лили была очень домашней женщиной, а Джек и Джен пропадали все время на задворках, играя с соседскими ребятишками.

Дети росли, бизнес процветал. Через три года весь Сантьяго-де-ла-Вега знал о красивой торговке тканями и пряностями миссис Вестон, честно ведущей дела, но имеющей лучшую хватку, чем ее брат. Двое детей, подрастающее в ее доме, нравились всему высшему свету столицы Ямайки - милые, вежливые, с огоньком в глазах, они были очень дружны, стояли друг за друга горой и быстро научились подколам, иронии и невозмутимости. Джек и Джен, близнецы Джей, как их прозвали в шутку за непохожесть и короткие имена, начинающиеся на "J", всегда были душой компании детей, никогда не лезли за словом в карман и обещали стать настоящими леди и джентельменом.
Когда Джеку исполнилось восемь лет, Лили решила, что пришло время учить его дворянским искусствам - ездить на лошади, фехтовать, стрелять. Он проявил отличные способности ко всему этому, и миссис Вестон не сомневалась, что он станет завидным женихом, когда вырастет. Маленький Грант рос весьма симпатичным мальчиком, даже красивым, и девушки постарше смотрели на него с восхищениям, жалея, что он еще ребенок.
Но наступил день, которого Лили ждала и страшилась. Они были в порте Ройале по делам, только она, Джек и Джен, да старый Эшли. Там Джек в первый раз увидел море... 
Они жили в трактире, неподалеку от берега. Целый день Джек пропадал на пляже, на золотистой песчаной косе, убегая туда вместе с Эваджелин. Однажды Лили сама пошла за ними, устав дергать бедного Эшли. Свою дочь она не нашла там, только Джека, сидевшего у самой кромки воды и неотрывно смотревшего на закат. Эванджелин, которой быстро надоела эта детскость, убежала в трактир.
Когда они уехали, Джек снова замкнулся в себе, как было после смерти Джона. Он ходил угрюмый, злой, больше не общался с другими детьми, редко выходил из комнаты... Иногда Лили, стучась к нему, слышала звон струн гитары, которую сама же подарила мальчику на день рождения - Джек обладал поистине золотым голосом. Миссис Вестон беспокоилась, ругалась, умоляла, но все было бесполезно. Маленький Грант жил спокойно, но отчужденно. Лили-Роуз знала, почему он стал такой. Он увидел море... и теперь не мог без него жить. Как его отец.

* * *

- Джек... - Джен состроила умильную рожицу, так что ее брат рассмеялся. - Ну отдай...
- Нет. Я еще не прочитал. - отрезал Джек. Он уселся в кресло и раскрыл книжку, содержавшую занимательные истории про пиратов.
- Ну Дже-ек... - Эванджелин встала на коленки, аккуратно подобрав подол лилового шуршащего платья.
- Дженни! Я потом отдам, ты же знаешь, как я быстро читаю! - засмеялся мальчик еще громче. Прошло уже восемь лет со дня смерти Джона Гранта, и почти ничего не менялось.  Только дети выросли...
Джен смешно наморщила вздернутый носик.
- Ну пожа-алуйста...
Джек покачал головой.
- Ну и черт с тобой! - обиженно заявила сестра, тряхнув золотистыми локонами. Она встала с ковра, расправив складки платья, и направилась к двери.
- Леди так не говорят! - насмешливо сказал ей вслед Джек. Эванджелин оглянулась, показала ему язык и стремительно вылетела из комнаты. По коридору разнесся ее звонкий голосок, напевавший какую-то песенку.
Мальчик встал, отложив книгу, и подошел к окну. Внизу гуляли крестьянки, их мужья, чуть дерганые и все время оглядывающиеся назад - трактир был хороший, только располагался он в непрезентабельном районе порта Ройала, там, где жили чиновники и их жены, да и просто колониальные аристократы, постоялых дворов не было. Поэтому под окнами всегда стоял шум. Галдела толпа, периодически собирающаяся то у одной, то у другой лавки, которые в странном порядке, а точнее, без порядка были разбросаны по городу, громко спорили торговки-коробейницы и покупатели, ругались крестьяне со своими женами... Стучали колеса повозок, иногда проезжавших в форт и обратно от губернаторского дома или дворянских кварталов. Джек быстро привык к шуму, и чувствовал себя частью этого небольшого портового городка, тем более рядом было море... Он по-прежнему убегал к нему, сидел на песчаной косе... Теплые лазоревые волны приходили и уходили вместе с прибоем, как будто ласково гладили ноги, оставляя на золотистом песке белоснежную пену... Джек очень любил приходить к морю на закате, когда неяркое, спокойное солнце окрашивало волны в красноватый цвет. Небо тоже становилось красноватым, и казалось, что нет границ между ним и кромкой чуть волнующейся воды.
Джен не ходила с ним, ей, уже почти вошедшей в возраст, когда девушек выдают замуж, это казалось ребячеством, дурацкой причудой брата. Но Джек всерьез хотел стать моряком, военным на службе королевы... или пиратом. Только у пиратов есть свобода, у сына торговца-дворянина ее быть не может. Этикет - это тюрьма...
В один из вечеров Джеку не довелось полюбоваться закатом на море.

Джек сидел в своей комнате, устроившись в кресле поудобнее и читая книжку, которая вопреки всему оказалась интересной. Изредка он поглядывал в окно, наблюдая, как зажигается постепенно свет в других домах портового города. На угольно-черном небе медленно, по одной, появлялись звезды, крупные и сияющие, как алмазы. Солнце село не так давно, но сегодня мальчика не отпустили на море. Ему бы не потребовалось разрешение, но именно сегодня сбежать не удалось.
Джек привычно оглядел комнату, в которой жил. Она была просторная, и хотя мебели в ней было немного, по-своему уютная. Этот небольшой трактирчик тем и был хорош - в нем останавливались только дворяне. Номеров в нем было немного, но зато все они были довольно большие. И к тому же теплые.   
В дверь тихонько постучали.
Джек нехотя поднялся из кресла и отпер ее.
- Лили? - удивился он. Миссис Вестон быстро вошла в комнату, от резкого колыхания ее юбки погасло несколько свечей, стоящих пониже.
- Джек, нас пригласили на губернаторский бал! - торжествующе заявила Лили-Роуз, кружась по комнате. Каблучки ее белых туфелек задорно постукивали по дощатому полу. Чтобы дать себе некоторую свободу движений, Лили чуть приподняла подол изящными ручками в голубых перчатках в тон платью.
- И ты, конечно, уже решила все за нас с Джен. - докончил за тетю мальчик.
- Ну... Джек... Нам это нужно. Может, тогда губернатор даст нам разрешение на продажу тканей и в порте Ройале, это ведь единственный город Ямайки, где мы еще не обосновались... - проговорила немного растерянно Лили, смутившаяся от такой реакции племянника.
- Да я понимаю. - пожал плечами Джек, перетанцовавший на балах губернаторов всех городов Ямайки. - Не первый раз. Когда? Судя по твоему наряду, сегодня вечером?
- Да! - миссис Вестон счастливо рассмеялась. - Дженни уже одевается, как думаешь, ей пойдет зеленое платье?
- Пойдет, - не задумываясь, ответил Джек, - у нее же волосы золотые, ей пойдет...
- Спасибо! - Лили немножко удивилась такому ответу племянника, не ожидая от него совета по части женских нарядов, но виду не подала. - Она хочет надеть розовое, но все-таки зеленый лучше.
Джеку было безразлично, в чем будет его сестра. Он закрыл дверь за счастливой миссис Вестон, вновь вспомнившей молодость, и стал переодеваться в другие, черные и потому праздничные кюлоты.

Повозка подъехала к воротам, выполненным в виде ажурной чугунной решетки. Лакей в нарядной ливрее медленно отпер их, и повозка въехала во двор, где стояло несколько карет, более богато украшенных. Джек первый спрыгнул на землю и галантно подал руку Джен. Лакей с другой стороны помог выйти миссис Вестон. Их проводили по вымощенной булыжниками широкой дорожке к главному входу. Белые с позолоченными ручками двери распахнул  перед ними один из лакеев, после того, как они вручили ему три приглашения, и все трое вошли в просторный, ярко освещенный холл.
Дом губернатора был очень богато обставлен. Как объяснила Лили-Роуз Джеку и Джен, являющих собой прелестное зрелище абсолютных противоположностей, сначала должен был быть ужин, а потом собственно бал. Дети должны были ужинать за отдельным столом.
- Как и всегда. - язвительно прокомментировала Эванджелин, поправляя заколки в волосах, удерживающие сложную прическу из множества золотистых кудряшек, которые, к слову сказать, были натуральными. Джек насмешливо посмотрел на нее, думая в очередной раз, как хорошо быть мальчиком - просто причесал волосы и завязал в хвост, который у него получился весьма внушительным - природа не обидела, наделив шевелюру уже не очень маленького Гранта удивительной густотой. Впрочем, это была гордость всего рода - у людей этой фамилии всегда были очень густые волосы.
- Пойдем. - он согнул руку в локте, и Джен оперлась на нее. Они прошли в большую залу, в которой стояли два стола - большой и поменьше. У стен стояло несколько банкеток с ножками и подлокотниками темного дерева, обитых неизвестной Джеку красной тканью. Небольшими группами стояли гости - разнаряженные дамы и кавалеры, разговаривающие, хихикающие, спорящие... Сияли драгоценности, как игрушки на рождественской елке, переливались шелка и парча в ярком свете свечей. В воздухе витало множество ароматов духов, и амбре, получившееся в результате из смешения, оставляло желать лучшего. Было очень жарко, из открытых огромных окон не было ни единого дуновения ветерка, и почти все дамы усиленно обмахивались веерами с перьями, что не облегчало их страданий. Блестели зеркала и натертый паркет, в которых отражались надутые рожи чиновников и надменные лица леди, чопорно приседающих в бесконечных реверансах. Джен и Джек походили на двух кукол, нацепивших на застывшие лица учтивые улыбки, как заведенных кланяющихся, говорящих однообразные комплименты всем, кто с ними здоровался. Похоже, они были не единственными, кому опротивели такие мероприятия - толстый губернатор Норманн утирал лоб кружевным платочком и улыбался уже вымученно, у его дочери, хорошенькой, но почему-то смуглой блондиночки подгибались коленки, настолько часто она приседала в книксене. Она больше вертела головой и разглядывала других гостей, нежели приветствовала подошедших к ней.
Эванджелин резко дернулась, и Джек отвлекся от разглядывания губернаторской дочки. К ним подошла раскрасневшаяся Лили-Роуз, с чуть растрепанными волосами, что лишь прибавило ей прелести.
- Джек! Дженни! Нам надо представиться губернаторской чете! - взволнованно заговорила она, обмахиваясь белым веером.
- Им? - Джен махнула рукой в сторону смуглой блондиночки. К губернатору подошла высокая светловолосая женщина с аристократически тонкими чертами лица и что-то сказала, посмеиваясь, ему на ухо. Полненькая дамочка, болтавшая с ним, покраснела и, резко развернувшись, прошла мимо Джен. Губернаторская дочка проводила ее глазами и, заметив Джека, отвернулась. Изредка она все же посматривала в его сторону. Джек прикинул в уме, сколько ей лет, и пришел к выводу, что она его вряд ли намного младше.
- Им! - еще более взволнованно сказала миссис Вестон. - Пойдемте! - она развернулась и, гордо подняв голову, пошла к губернатору, сияя улыбкой.       
Они пошли за ней, все так же держась за руки.
Лили-Роуз остановилась перед губернатором, его дочерью и высокой блондинкой.
- Позвольте представиться вам, Лили-Роуз Вестон. Это мои дети Джек и Джен. - прямо-таки светясь от счастья, проговорила она, присев в глубоком реверансе. Эванджелин тоже сделала реверанс, Джек поклонился.
- Какие милые и какие непохожие у вас дети, мисс Вестон! - медово улыбнулся губернатор, глаза у него были несчастные. Похоже, Лили заметила это.
- Прошу прощения, губернатор Норманн, я миссис Вестон. Джек не мой ребенок, это сын моего брата... Джона Гранта. О, вы, наверное, миссис Норманн? - обратилась она к светловолосой женщине, на которую удивительно была похожа смуглая блондиночка. Джек улыбнулся ей, губернаторская дочка зарделась и тоже сделала реверанс.
Лили-Роуз, оживленно щебеча с женой губернатора, куда-то пошла с ней. Джен и Джек тоже отошли. Они сели на ближайшую незанятую банкетку, поближе к окну. Оттуда веяло запахом зелени, моря. Это немного перебивало ароматы духов, и дышать было легче.
Эванджелин дернула брата за рукав. Тот недовольно повернул к ней голову, отвлекаясь от разглядывания толстой дамы на соседней банкетке - она напомнила ему свинью, настолько была некрасива, и Джек пытался вспомнить, видел ли он когда-нибудь таких же.
- Чего тебе? Джен...
- По-моему, на тебя заглядывается Анна.
- Кто такая Анна? - Джек поморщился.
- Губернаторская дочка. - Дженни указала веером на смуглую блондиночку, одиноко стоящую у стены. Когда Джек посмотрел на нее, она отвела взгляд.
- И что?
- Мама может тебя за нее просватать.
- Чего?! - поперхнулся Джек.
- Того! - Эванджелин постучала брата по лбу. Джек посмотрел на нее так, как будто хотел испепелить ее взглядом. - Мама мне сказала еще в трактире, что знакома немного с Хильдегард...
- Хильдегард?
- Женой губернатора, она немка. Она тебя давно заметила, помнишь, мы в порту их видели, когда лорд Томас прибыл?
- Помню.
- Ты еще тогда этой Анне понравился. - Джен хихикнула, покосившись на блондиночку, мелькавшую среди гостей. - И Хильдегард сказала маме, что хочет, чтобы тебя просватали к этой Анне... Она тебя всего на три дня младше, а тебе послезавтра будет четырнадцать... А ей - через неделю, и тогда она сможет танцевать на балах, а не только здороваться с гостями и обедать. И тогда вас могут помолвить, а потом, года через четыре - поженить...
Джек закашлялся. Джен сочувственно похлопала ему по спине и помахала веером.
- Лили не позволит! - возмутился Джек, глядя в нагло-безмятежные темно-зеленые глаза сестры.
- Мама-то да, - пожала плечами Эванджелин, - но кто ее спрашивать будет? Тут все прихоти  губернаторской жены, а она-то почуяла в тебе выгодную партию для Анны... Мне это тоже все не нравится. Самое противное - нас никто не спросит. Просто женят тебя на этой дуре, и все.
- Леди так не говорят... - только и смог выговорить Джек.
На банкетку рядом с ними присела Лили-Роуз, мрачная как черт.
- Я погляжу, Джен тебе уже все рассказала. - поджав розовые губки, сказла она. - Хильдегард уже все решила. Вертит бедным Норманном как хочет. Да и Анна эта ее... Не нравится она мне. Хорошенькая, но... Не знаю. Не нравится. Джек, у нас нет выбора. Во-первых, тебе будет обеспечена карьера, любая - и военная, и чиновничья. Во-вторых, нам будет разрешана торговля здесь. В-третьих, возможно, тебя потом сделают следующим губернатором... и жена у тебя будет красивая! - Лили говорила нарочито радостно, но в глазах у нее засела тревога.
- А я так не хочу! - отрезал Джек. - Я не буду жениться на этой надменной дуре!
- Джек! - возмутилась миссис Вестон.
- Мама... - заканючила Эванджелин, сложив губки бантиком, - Может, не надо? Это же Джеку все жизнь испоганит...
- Джен! - возмутилась Лили-Роуз, но тут же сменила гнев на милость. - Нас-то кто спросит? Они тут главные. Захотелось - и все...
- Я сбегу. - проговорил Джек, взвесив в голове все плюсы и минусы.
- Выпорю. - сквозь зубы пообещала миссис Вестон, приторно улыбаясь кому-то.
- Не поймаешь... - так же улыбаясь, ответил Джек.
- Только попробуй. - мрачно сказала Лили-Роуз и ушла дальше болтать с Хильдегард Норманн.
Джек проводил ее глазами.
- Джен, я сбегу. Сегодня же.
- Ну и дурак. - равнодушно бросила Эванджелин. В глазах ее было беспокойство. - Тебя поймают. Да и денег у тебя нет.
- И не надо. Я нанимусь на "торговец", он завтра рано утром отходит. У капитана нет юнг вообще, я слышал, как он жаловался вчера в порту какому-то пьянице. Все выслужились. Вот я и нанимусь. Они уже кораблик свой почистили от шушеры морской всякой, все продали, все починили...
- А ты не думаешь, что они уже наняли юнгу?
- Нет. Я же вчера слышал, поздно вечером, да и сегодня тоже там был. Нет у него никого, а мальчик на побегушках-то нужен... - Джек ухмыльнулся. Джен передернуло.
- Ну тогда не знаю... Беги, если сможешь.
Джек подянлся с банкетки, задев пышную юбку проходившей мимо дамы. Эванджелин поднялась вместе с ним, и они направились к дверям, попросив какого-то слугу сказать миссис Вестон, если будет спрашивать, что они ушли прогуляться.
Когда оба уже выходили, из глубины дома внезапно раздался дикий женский крик. Как будто волнами в толпе гостей пробежал ропот, разнесшийся по всему первому этажу: "Миссис Норманн мертва!"
Джен резко шагнула назад, втянув Джека за собой.
- Побег отменяется! Джек! Кого-то убили!
Мальчику было все равно, убили кого-то или нет, главное, что его собрались в будущем женить на губернаторской дочке, такая перспектива ему не нравилась.
- Дженни! Давай я сначала убегу, а потом ты будешь сплетничать!
- Джек! - Эванджелин пораженно уставилась на него. За ее спиной какая-то леди в ядовито-розовом платье гулко бухнулась на пол. - Ты что?! Человека убили, а тебе лишь бы к морю! И к тому же, если ты сейчас сбежишь, то все на тебя и подумают!
Джен с детства любила тайны и интриги. Еще больше она любила их раскрывать. Или наоборот, напускать туману.
Джек остановился. В самом деле, что это он? Пускай он и не знал эту миссис Норманн (чего-то знакомая фамилия. Кажется, губернатора?), но посочувствовать стоило.
- Ну пошли.
Они медленно прошли в общую залу. Дверь в проттивоположном ее конце была распахнута, все гости столпились там. Джек и Джен начали пробивться поближе, но внезапно мальчика кто-то схватил за руку. Джек вздрогнул от неожиданости, но это была Лили-Роуз, бледная, как мел.
- Джек... Хильдегард убили... Я должна тебе кое-что сказать.. - она была очень взволнованна и встревожена, вся тряслась. Джек покорно пошел за тетей, сзади уныло плелась Эванджелин, которой не дали посмотреть на мертвую миссис Норманн.
Миссис Вестон остановилась в дальнем углу большого темного холла.
- Джек, держи. - она всучила ему мятую желтоватую записку и тяжелый перстень с синим камнем. В полумраке мальчик различил на внутренней стороне ободка инициалы "Р.Д.Т."
- Что это?
Эваджелин заинтересованно склонилась над золотой безделушкой.
- Мама?
- Это перстень лорда Томаса. - тихо заговорила Лили-Роуз. Она побледнела еще больше, большие глаза казались совсем черными. - Записка тоже его. Джек, это он убил Хильдергард. Прочитай записку, когда будешь на корабле. Ты все поймешь. Он убьет тебя. Беги, мой мальчик, забудь меня и Джен... Мы выкрутимся...
Миссис Вестон крепко обняла его. Когда она разомкнула свои объятия, в глазах ее стояли слезы.
- Отомсти за нее. И за меня. Беги! - повторила она.
Ничего не понимающий Джек кивнул, обнял Джен и выбежал из дома. Лили-Роуз и ее дочь смотрели ему вслед до тех пор, пока силуэт худого высокого мальчишки окончательно не растворился во тьме.

2

II.

Джек быстро шел по пыльным темным улицам порта. Легкий теплый ветерок чуть трепал волосы, пробирался под одежду, играя по коже. Шум волн долетал даже сюда, вглубь города. Звонко стучал молот в кузнице, из пекарни доносился запах свежей выпечки. Джек даже облизнулся, представив себе булочку с кремом, и горячий чай. Тяга к чаю передалась к нему от отца. Увы, это чисто английское утреннее удовольствие было сейчас недосягаемо.
Ночь выдалась тихая, ясная - как раз такая, какая нужна для удачного выхода в открытое море. Впереди были видны на земле пятна света, льющегося из незанавешенных окон засыпающих постепенно домиков порта. В чьем-то доме, постепенно удаляясь, слышался шум бьющихся тарелок, громкие голоса, похоже, чья-то женушка устроила мужу итальянский скандал. Джек тихонько посмеивался, слушая, какими эпитетами награждает женщина своего супруга.
Он довольно быстро дошел до порта. Во всех кабаках горел свет, и Джек не сомневался, что в одном их них сидит капитан Брент. Только для начала надо было вспомнить, как он выглядит - кажется, высокий... полный... да, высокий и полный, темные волосы с сединой, нос картошкой и необычные желтые глаза. Если бы не нос, Джек решил бы, что этот человек похож на ястреба.
Мальчику не пришлось даже заходить в "питейные заведения" и искать капитана. Он сам вышел из одного из трех кабачков, в сопровождении низенького тоненького человечка. Оба были какие-то грустные, несчастные, но в гордо поднятыми головами. Они направились к причалу. Дверь кабака захлопнулась как будто сама собой, занавески на окнах кто-то задернул, и теплый желтый свет померк, съежился. Причал снова поглотил ночной полумрак.
Джек побежал за капитаном и его спутниками. Догнать их не составило труда. Мистер Брент ощутимо вздрогнул, когда его локтя коснулась легкая рука. Его спутник тоже оглянулся. Джек поглядел в желтые глаза капитана, глубоко вздохнул, успокаиваясь, и затараторил:
- Капитан Брент, я знаю, что вам нужен юнга, и потому нижайше прошу вас - возьмите меня в команду!
Мужчина и его спутник выкатили глаза на лоб.
- Чего? Сопляк, говори громче! - пробасил капитан, издевательски оттопыривая ухо.
- Того! Что слышал, то слышал! - сразу вспылил Джек, уперев руки в боки.
- Ты еще и хамишь, козявка! - засмеялся Брент. - Юнгой, говоришь? Одежка-то на тебе как на отпрыске рода какого-нибудь знатного, небось не умеешь ничего?
- Научусь. Знания приходят с опытом. - угрюмо ответил Джек, снизу вверх глядя на капитана. Его спутник, подумав, ушел к спущенному трапу "торговца", гулко ступая по мокрым доскам причала.
- Дело говоришь... - признал Брент. - Не знаю, парень, юнга-то мне нужен, но ты ж из неженок...
- Я - неженка?! - всерьез разозлился Джек, - Да вы меня просто в деле не видели!
Капитан Брент почесал в затылке, отчего его потертая шляпа съехала на глаза. Джек обратил внимание на его одежду - старая, грязноватая, насколько было видно в полумраке ночи, блестит пистолет, засунутый за пояс, на кожаной перевязи шпага в ножнах. И сапоги - не туфли, а именно сапоги. Джек впервые сталкивался с такой "формой одежды".
- Эх, парень, жалко мне тебя... Что с тобой жизнь сделает, если с детства в море уйдешь...
- Я крепкий. - буркнул Джек.
- Ну ладно. - решился Брент. - Пошли уж, только если бить будут - каждый сам за себя, иначе бунт поднимется. Смекаешь?
Джек так поразился этому хитроватому вопросу, который не ожидал услышать от грубоватого увальня, что не нашелся с ответом.
Они медленно дошли до трапа и поднялись по нему. На корабле было тихо, пусто. Джек с интересом озирался, названия разных корабельных штук он знал примерно, то есть "мачты, борта, палуба, паруса, капитанский мостик, трюм, пушка".
- Значит, так. - сразу начал капитан.  - Вон открытый люк - он ведет в трюм. В трюме матрасы на крюках - койки, спи на любой, никто ничего не скажет. Они каждый день перепутываются. На носу перелезаешь через фальшборт, у бушприта, слезаешь по лесенке - там гальюн, это нужник такой корабельный. Где капитанский мостик, ты, наверное, знаешь. Камбуз находится в баке, это кухня корабельная. Там можно в любое время поесть, если есть что и если кока уговоришь. Обычно едят в конце вахты, когда уже другие заступили, тогда перед сном кок накормит. Работа твоя пыльная и неблагодарная, привыкай - что попросят, принести, передать, помочь, по мелочи, короче. Когда подрастешь, в парусную команду тебя зачислю, будешь по мачтам лазать, ты юркий... Усек?
- Усек. - кратко ответил Джек, все еще озираясь.
- Тогда спать. Завтра отходим. - капитан хлопнул его по плечу, отчего у паренька подогнулись колени, и направился к капитанскому мостику. Джек знал, что там находится капитанская каюта. Сам он пошел к люку, но замер на полпути. Как-то стыдно даже было появляться на корабле в качестве юнги в камзоле, чулках, туфлях... Подумав, Джек отправил их за борт, все остальное, что на нем было, не выглядело богато и вызывающе. Босые ноги ощутили шершавое, мокрое и теплое дерево.
Потом он таки дошел до люка, осторожно спустился по не внушающей внешне доверия лесенке и сразу заткнул уши, такой громкий храп взрезал воздух. Где-то в углу горел фонарь. К потолку были привинчены большие ржавые крюки, на которых висели соломенные матрасы. На согнутых почти пополам койках, как их назвал капитан, - припомнил Джек, - спали матросы. Это было невысоко, фута четыре от пола. На крюках висели сорочки, камзолы, насколько мог видеть мальчик, под матрасами были разбросаны сапоги. Но что больше всего его поразило, так это то, что матрасы эти были подвешены прямо над пушками, не было специального помещения для команды. Правда, это было вполне оправдано, места, как заметил мальчик, было не так много.
Джек прошел в угол, где висел фонарь, нашел свободную койку и взобрался на нее. Сорочку снимать не стал, было довольно прохладно. Уже засыпая, он вспомнил, что за пазухой у него лежит записка и перстень лорда Томаса.

Утро наступило неожиданно. Зазвонил колокол, Джеку с перепугу показалось, что это у него над ухом. Вокруг поднялась шумиха, все спешно одевались. Мальчику одевать было нечего, он просто спрыгнул с койки и закачался, чувствуя, как пол уходит из-под ног. На него обратили внимание.
- Эй, ты, пацан! - крикнул ему какой-то высоченный негр. - Ты откуда тут взялся? Спать ложились - не было.
- Я юнга. - спокойно ответил Джек, не сходя с места.
- Юнга? Когда это кэп успел тебя нанять? - удивился негр. Уже одевшиеся матросы столпились вокруг него, глядя на Джека.
- Ночью. - еще спокойнее сказал мальчик.
- Мелочь ты... - вздохнул негр, его вздох как эхо пронесся по толпе, которая уже начала расходиться. Матросы поднимались по одному через люк, сверху были слышны приказы капитана. - Если выживешь, потом спасибо скажешь. Но ты выживешь, парень, далеко пойдешь.  - со знанием дела заявил он, - Я таких знаю. Меня зови Белый.
- Белый?! - поперхнулся смехом Джек. Негр не обиделся.
- Да, Белый. Или Шон, как тебе больше нравится. Я боцман, а Белый потому, что... видишь? - он показал на свой глаз. Мальчик пригляделся и увидел, что под поднятым веком правого глаза не радужка и зрачок, а синевато-белая пленка. Бельмо.
- А... понятно...
- Нравишься ты мне, парень! - засмеялся Белый. - Ну, гляди в оба и смотри - будут бить, а бить будут, и не единожды, ты отбивайся и старайся на ванты забраться, там больно не подерешься. Понял?
- Спасибо, я знаю.
- Ну ладно. Как тебя звать-то хоть? Взерошенный какой... на воробья похож.
- Джек.
- Джек... Хорошее имя. Короткое, сильное. - решил Белый. - Ну иди, сейчас пошлют куда-нибудь за чем-нибудь...
- Если куда подальше, то я не пойду. - съязвил Джек.
- Туда и не надо! - засмеялся негр. - Пошли на палубу, не то штурман побьет за опоздание. Кстати, правильно сделал, что обувку снял, тут надо корабль чувствовать, иначе в качку на ногах не удержишься.
Джек тоже пошел к люку, медленно поднялся на палубу и тут же зажмурился: на лазурно-голубом небе сияло яркое солнце. Прозрачное синее море волновалось еще сильнее прежнего.
Джек припомнил название корабля, на который нанялся. Кажется, "Эмма-Джил". Почему у моряков обычай называть корабли женскими именами? Наверное, потому что они так же прекрасны и загадочны... Издали.
На палубе, на первый взгляд, стояла суета, однако спустя какое-то время Джеку стало понятно, что каждый на этом судне выполняет свою роль. Кто-то быстро лез по вантам вверх, к парусам, привязанным к реям, и отвязывал их. Кто-то внизу натягивал канаты у уже поднятых парусов. Кто-то крутил ворот, поднимающий якорь. Эмма-Джил выходила из порта.
В Джеке сразу же распознали юнгу. Кто-то с мачты послал его за упавшим ножом. Кто-то на палубе - за другим ножом, оставленном на баке. Негр с прозвищем "Белый" попросил его принести забытую на пушечной палубе повязку от солнца. Как он объяснил, она не только защищала от палящих лучей дневного светила, она еще мешала поту литься на глаза. Джек заметил, что почти у всех матросов длинные волосы, заплетенные сзади в косу. Повязки тоже были у большинства, и у всех этих людей длинные концы ткани были вплетены в косу. Как сказал Белый, если придется драться, то когда будут сзади рубить по шее, голову не отрубят, только косу. В нее еще вплетается толстый шнурок и проволока.

Постепенно Джек выучил все названия корабельных снастей и помещений и больше в них не путался. Его зачислили во вторую из трех вахт, с полудня до шестнадцатой склянки.
Джеку было интересно все, но скоро он привык к кораблю. Единственное, что не нравилось ему, был товар. Это были рабы. Каждый день, когда он спускался на пушечную палубу, он чувствовал запах нечистот, исходящих из трюма, слышал стоны и ругательства, уговоры и плач... Слышал окрики надсмотрщиков - здоровеных нубийцев, каждый из которых был больше даже Белого. В первый день он не обратил на это внимания, он был слишком усталым, но потом все стало ясно.

Вообще Джек делал примерно ту же работу, что и все. Только его не посылали на самый верх мачты и не заставляли участвовать в поднятии тяжелых предметов, например, переносе пушки с главной палубы на пушечную. Его вечно посылали за забытыми или уроненными с мачты мелочами.
Жизнь на корабле была трудной. Приходилось быть все время босым, хотя все равно нечего было надеть на ноги. Иначе не удержаться на ногах, как правильно сказал Белый, надо чувствовать корабль в качку. Надо чувствовать ногами палубу, чтобы знать, куда сделать следующий шаг и не упасть. И по вантам в туфлях не побегаешь, чтобы с них не сорваться, надо ощущать их. Это Джек усвоил быстро. Сначала он мучился с мозолями, занозами, нарывами, но это быстро прошло. Теперь ему казалось, что кожа на ступнях и на ладонях, которыми он постоянно что-то держал или за что-то держался, стала такой же толстой, как у буйвола. 
Эмма-Джил всегда следовала одному и тому же пути. В Ла-Корунье, испанском порту, капитан отдавал выручку хозяину и получал проценты, являвшиеся платой ему и команде. Там же закупался новый "товар". Потом они отправлялись в порт Ройал, где продавали рабов и закупали хлопок, который продавали в Ла-Корунье. Так было всегда. Плавание туда или обратно занимало два месяца, если в относительно хорошую погоду. Время занимала так же продажа и покупка, чистка днища корабля. Всего круговой рейс занимал полгода.
Жизнь брала свое. Джек постепенно забывал Сантьяго-де-ла-Вега, уютный дом, теплые, пахнущие молоком и розами руки Лили-Роуз и золотые волосы Джен. Забывал дворянский быт, дорогую одежду, изысканные блюда, балы... Забывал даже свою фамилию. Теперь его звали Джек Воробей. Так прозвал его Белый, за то, что первое время, не освоившись, Джек был всегда какой-то дерганый, встрепанный, встревоженный, как воробей. Прозвище приклеилось к нему намертво.
У многих матросов на Эмме-Джил были прозвища, и иногда самые неожиданные. Чего стоило только "Мертвец"! И дано оно было за то, что высокий блондин с этим именем был пиратом, побывал в многих переделках и был два раза смертельно ранен. Оба раза выжил.
Джека неоднократно били за провинности, но за долгое время он научился забалтывать обидчика, манерничая и отвечая вопросом на вопрос. Обычно он оставлял оппонента обескураженным и задумавшимся над той загогулиной, которую хитрый Воробей тому высказал в порыве пьяноватого вдохновения.
Шли месяцы... Джек плавал на Эмме-Джил три года, за это время много раз поменялся состав команды - многие погибли во время штормов. Однажды они попали в штиль, который держался больше месяца, а вода и еда были на исходе. Тогда от голода и жажды умерло почти сорок человек из восмидесяти, а оставшиеся, среди которых был Джек, были истощены до предела. Они просто чудом добрались до земли.
Воробей заработал себе хорошую репутацию за это время. В большинстве случаев честный, работящий, умный, острый на язык - таков он был в глазах других. Когда Джек был один - он менялся. Угрюмый, пристрастившийся к рому... Хотя без рома не обходился никто, его добавляли в питьевую воду, чтобы она не сгнила на жаре, а постепенно начинали пить и ром, без воды, хотя и понемногу - пьянство сурово каралось. Но все равно пили все.
Джек не был таким уж исключением из правил, но чем больше времени проходило, тем больше он думал о том перстне и записке. Бумажонку он давно прочитал, какая-то ерунда, а над перстнем стоило задуматься. Он издавал странный запах, смесь аромата роз, мандаринов, каких-то пряностей и еще один... странный, какой-то металлический, как будто пахло сталью и чем-то еще... как будто дымом. Слабо, но это было. Все это смешение было на самом деле довольно приятным, только очень необычным. Именно из-за этого амбре Джек носил перстень, он был чуть великоват, но с указательного пальца правой руки не слетал, запах притягивал, гипнотизировал...
Записка была любовно-угрожательного тона, и теперь Джек понимал, почему Лили-Роуз так встревожилась из-за нее. Он не сразу даже вспомнил про ее, не сразу нашел. Но содержание ее парню крайне не понравилось:
"Николь, любимая, я сделаю все, что ты захочешь...
Я давно хотел раскрыть тебе одну тайну. Помнишь человека, которого все звали Чай? Ты хотела узнать, что нас с ним связывает. Могу тебя заверить, это не самое приятное чувство - ненависть... Хотя ты знаешь это. Мы полюбили с ним одну женщину, ее звали Кхутх. Увы, она выбрала его... И даже родила ребенка, сына. Я отомстил. Я чуть не убил его сестру. Но не могу забыть это оскорбление - он увел ее у меня почти из-под венца! Я убью всех этих выродков! И сестру, и сына, и его сестру! Всех! Ты мне поможешь? Конечно поможешь, ты всегда мне помогаешь... Как же я тебя люблю, Николь... Скоро увидимся, жди меня в Лондоне, я постараюсь прибыть побыстрее. Можешь встретить меня в Портсмуте. Я только убью всех этих Грантов и вернусь... Обещаю. Целую тебя, моя любимая француженка!
Твой Ричи."

Джек понял, про каких Грантов ведется речь. Но узнать что-либо о Лили-Роуз и Джен не было возможности - не станет же он спрашивать в порте Ройале у... собственно, у кого было спрашивать? Сантьяго-де-ла-Вега был почти в центре острова, а значит, в порт Ройал миссис и мисс Вестон добирались по суше, минуя цепкие лапки портового служащего.
Но время шло, и Джек забывал и эту историю. Добраться до Лили и Джен было крайне сложно, их фамилия была Вестон, и даже сложно было подозревать, что они родственники Джека и Джона Грантов - и старшие, и младшие брат и сестра удивительно не походили друг на друга. К тому же никто не знал, чье дело унаследовала Лили-Роуз. Джек надеялся, у Томаса будут руки коротки найти женщин по фамилии Вестон.

Джек менялся не только внутренне, но и внешне. Он сильно вырос, хотя среди матросов и не был самым высоким. Голос стал ниже, грубее, и теперь на пьяных пирушках в тавернах Ла-Коруньи Джек не мог развлекать товарищей своим блестящим пением. Он отрастил волосы и заплетал их в такую же косичку, как и у других матросов. Загар с его кожи не убирался никогда. Да и вообще он возмужал. Его перевели в парусную команду из-за его ловкости.

Ветер как будто намеревался сорвать с него всю одежду. Шляпа уже давно канула в небытие, отправившись, по-видимому, на юг вместе с перелетными птицами. Издалека ее вполне можно было бы принять за грязную чайку, - размышлял Джек, стоя на плохо закрепленном канате и подвязывая шкаторину к рею. Парус поднимался медленно и неравномерно, хотя матросы, стоящие на том же канате и занимающиеся тем же, работали со всеми силами, на которые были способны. Чертова парусина еще не высохла после шторма, была чудовищно тяжелая и поднималась с большим трудом. Да еще этот качающийся канат... как только Воробей с него еще не свалился? Наверное, сказывалась привычка, когда в шторм надо стоять на еще более сильно раскачивающемся канате и очень-очень быстро тянуть вверх пропитанный водой парус. Но шторм уже давно кончился, а они заходили в порт Ла-Коруньи, и надо было убирать паруса.
Спустя час Джек слез на палубу и стал растирать уставшие плечи. Они уже подходили к причалу, и кэп приказал бросить якорь.
День был довольно пасмурный, но иногда из-за безрадостных бледно-серых, с жемчужным отливом туч выходило солнце. Яркое, сияющее, оно короткую минутку золотило потемневшие борта "Эммы-Джил", заросшее лесом побережье близ Ла-Коруньи, играло бликами на лазурных волнах и вновь скрывалось за плотным маревом облаков. Не было ни холодно, ни тепло, скорее просто свежо. Сильный ветер надувал объемистые пуза оставшихся на реях парусов, поигрывал шкотами, ухитряясь сплетать их между собой, уносил не придержанные вовремя рукой шляпы в сторону порта, теребил волосы, с трудом подвигая тяжелую косу... Он то затихал, то вдруг проносился с новой силой, пригибая деревья в зеленом густом лесу на берегу к земле, переходящей в желтоватую полоску песчаного пляжа.
"Эмма-Джил" вошла в широкую бухту Ла-Коруньи. Джек не любил ее, у порта Ройала бухта была намного уютней. Тут, конечно, хватало места и для причала, и для пляжа, где резвились сорванцы-мальчишки, но зато весь город продувался ветрами, гуляющими по побережью.
Они бросили якорь и благополучно пришвартовались. Почти все матросы покинули корабль. Осталась только пара вахтенных. Капитан сразу же направился в дом хозяина-купца, делать отчет и привести его на корабль, подсчитывать товар. Команда традиционно разбрелась по тавернам. Джек уже по давно заученному пути направился в трактир "Хуанита". Испанский он выучил еще тогда, когда в первый раз тут побывал, а потом уже нельзя было забывать - на корабле были и испанцы, которые ни черта не понимали по-английски, и надо было с ними как-то общаться.
Грязная, вонючая улюица порта еще больше усугубила плохое настроение Джека. По краям, у самых стен в канавах текли помои, большие мутные лужи хлюпали под ногами. Двое мальчишек-близнецов лет десяти пускали в одной из них бумажные кораблики. Воробей, не обратив на них внимания, прошлепал сапогами по воде, заставив ее побежать веселыми волнами, и случайно утопил бумажное "произведение искуства".
- Эй, ты! Следи где ходишь! - крикнули парню вслед. Джек даже не услышал. Он вновь вспоминал, как будет по-испански "Дайте мне кружку рома и чего-нибудь горячего", и полностью погрузился в свои мысли.
Ла-Корунья была сонная и вялая в пасмурный день. Небольшие окна каменных, бурых от влаги домов были занавешены. Джек, мимоходом по пути заметив это, удивился - похоже, все испанцы сговорились сидеть тихо и с задернутыми шторами.
Начался сильный противный дождь. Джек привычным движением поднес руку к голове, чтобы поправить шляпу, и тут же вспомнил, что она благополучно отбыла с чайками. Густая шевелюра быстро намокла и стала тяжелой, как якорь. Коса оттягивала голову назад, парень перебросил ее на плечо, но небольшая длина не позволяла ей там удержаться.
Дождь убил все запахи. Джек был рад и огорчено одновременно - с одно стороны, больше не воняло гнилью и нечистотами, с другой - потерялись все ароматы зелени, свежеиспеченного хлеба из пекарни, горячего супа из чьего-то дома... Но вдали уже виднелась яркая синяя вывеска с желтыми буквами "Хуанита". Джек ускорил шаг, мысленно проклинающий красивые вопреки всему жемчужные тучи, скрывающие янтарно-золотое солнце. Камзол, давно не стиранный, превратился в мокрую тряпку неопределенного цвета и сидел на нем с ужасающими складками, но вместе с тем в обтяжку. Это парню категорически не нравилось, одежда прилипла к телу, сапоги вообще набрали воды... Но вот он со скрипом отворил дверь трактира и вошел в сухое, теплое, большое и довольно темное помещение. В прибитых к стенам подсвечниках горели самые разные свечи, от почти целых до крохотных огарков. Подсвечники стояли также и на потемневших от времени столах. За одним в дальнем углу сидела влюбленная парочка с двумя дубовыми кружками и булочками, девушка и парень явно крестьянского происхождения. У самой двери скучал толстый коротконогий мужчина в добротной простой одежде, чей-то лакей, отпущенный на выходной. Рядом с ним стояла миска с ароматным супом. Трое молодых людей в оборванных одеждах, местное ворье, по-видимому, играли в карты, тихо переговариваясь между собой, иногда отпивая из стаканов с ромом. По обшарпанным стенам гуляли огненные желтые блики от камина, в котором уныло, тихонечко потрескивали отсыревшие дрова, сильно дымившие. Из кухни шел восхитительный запах жареной курицы, слышались разозленно-огорченные вопли хозяина и хихиканье служанок. К аромату курятины примешивались запахи специй, вина, свежего хлеба и каких-то сластей.   
Трактир был обычный - с толстеньким круглым хозяином чуть выше кошки, с красивыми служанками, присматривающими себе богатого муженька, кучей народу, от купцов до почти нищих пьяниц... Хозяина звали Грегорио, трех служанок - Паола, Марта и Кончитта, поваренка - Жанин, он был сын повара-француза, который полгода назад скончался.
Джек прошел в угол, уютно устроившись на скрипящем и шатающемся стуле, как раз напротив двери в кухню. Та как раз раскрылась, и из жаркого, душного помещения вышла служанка Паола, прехорошенькая рыженькая девушка в простецком наряде и фартуке. В рукх она несла поднос со стоящими на нем тарелками, над которыми поднимался сизоватый дымок. Джек прямо-таки повел носом в ее сторону, так вкусно пахла еда. Он дождался, пока она отнесет поднос трем ворам и заметит его.
- Джек! - она радостно взвизгнула. - А где Шон?!
Белый был ее женихом.
- Точно не знаю, Паола. Они с кэпом вроде бы отправились к хозяину. - спокойно сказал Джек. -  Ты стала еще красивее за эти месяцы. Может, угостишь голодного моряка? А комнаты свободные у вас есть?
Паола жизнерадостно улыбнулась, поправляя аккуратно забранные в пучок волосы.
- Есть, всего одна. Мы живем и процветаем! Тебе чего принести?
- Да как обычно.
- Джек, тебя не было здесь полгода, ты думаешь, я помню? - кокетливо спросила служанка.
- Да все ты помнишь, лиса! - засмеялся Джек, вспоминая, как целовался с ней год назад на заднем дворе трактира. - Кружку рома и чего-нибудь горячего.
- Вечно ты так, Воробей. - задумчиво сказала девушка, подходя к нему, - Кокетничаешь, но расстояние держишь...
- У тебя Белый есть. - тихо сказал Джек.
- Есть-то он есть, но он - не ты... - протянула Паола. Она резко развернулась и ушла на кухню. Джек раздраженно хлопнул ладонью по столу. Первая девушка, которая влюбилась в шестнадцатилетнего парня по-настоящему, и которую любил он. Да только он уже остыл... Бедный Белый, надо же ему было полюбить именно эту вертихвостку... Джек взял подсвечник и стал задумчиво вертеть его в руках, стараясь не обжечься. Паола, Паола... Научила влюбленного пятнадцатилетнего паренька целоваться и нечаянно влюбилась сама... Джек раздраженно ойкнул и уронил свечу из подсвечника, которая, печально зашипев, стукнулась об столешницу и потухла. Но теперь ему было шестнадцать лет, почти семнадцать, а Паола - двадцать два, и он ее забыл, а она его - нет. Джек не желал чувствовать себя виноватым за то, что рыженькая хорошенькая девушка, похожая на лису, любит его, но и просто так оставить это тоже не мог.
Он в раздражении начал постукивать пальцами по столу, любуясь на завораживающее сияние переливающегося в играющем свете свечей сапфира. Вернулась Паола с подносом, с грохотом сгрузила на стол Джека кружку с темной пенящейся жидкостью и тарелку с горячим супом с мясом и ушла, гордо выпрямив спину.
Джек осторожно взял ложку и принялся хлебать суп, который ничуть не уступал по ароматности и вкусности тем, что он едал тут когда-то. Три сестры Антониас готовить явно не разучились. Только вот вместо рома обиженная Салли принесла пиво... ну да ничего, пиво - тоже нормальный напиток, - решил Джек, отпивая из кружки, - пить можно.
В трактире стояла почти мертвая тишина, только слышался из-за закрытой двери кухни звон катрюль и тарелок, да ругался хозяине заведения. Влюбленная парочка куда-то смылась, скучающий лакей у двери заснул, только трое подозрительных парней о чем-то переговаривались, но до них Джеку не было никакого дела. Впрочем, вполне взаимно. В углу, за тем столом, за которым недавно сидели парень и девушка, примостилась служанка Марта, время от времени шумно вздыхающая, глядя в одну точку. В ее темных глазах плясали блики танцующего в разгоревшемся камине пламени. Она ждала, что ее окликнет кто-то из посетителей - старый скупердяй Чарли приказывал находиться одной из трех девушек в общей зале.
Джек доел свой суп, поставил пустую кружку на стол и бросил рядом пять медных монеток - на корабле жалование было не самое лучшее. Марта встрепенулась было, чтобы убрать за клиентом, но парень жестом приказал ей остановиться.
- Марта, у вас есть свободная комнатушка? Не на корабле же мне жить, пока мы тут стоим.
- Да, Джек, пошли, я провожу тебя и дам ключи. - устало сказала девушка. В отличие от Паолы волосы у нее были черные, как смоль. - Скорей бы этот чертов день закончился, а то еще даже вечер не наступил, а Паола совсем с катушек съехала... Ты же знаешь, она старшая горничная, - Марта пошла в комнатку, где хранились ключи от предоставляемых клиентам комнат, и почти мгновенно вернулась. - Держи, - она всучила Джеку небольшой медный ключ с маленьким номерком с цифрой "13". - Хорошенькое число, правда? Кстати, откуда у тебя столько денег? Я слыхала, моряки столько не зарабатывают.
- Сколько? - горько усмехнулся Джек, поднимаясь вслед за ней по скрипучей узкой лестнице, полутемной и мрачной. - Это ты называешь "много"? Хотя да, для меня и это много...
- Раньше еще меньше было. - лестница закончилась, и Джек с Мартой пошли по длинному темному коридору, только медные таблички с номерами поблескивали в беспокойном свете свечи в руках девушки.
- Просто я стал матросом, а не юнгой. - Джек осторожно отворил дверь, на которую за секунду до того указала Марта. Она первая вошла, зажгла три свечи, имевшиеся в маленькой комнатушке, и ушла. Парень огляделся. Из мебели здесь была только кровать, тумбочка и стул. Большое окно было занавешено светло-желтыми шторами, безжизненно свисающими с тяжелого медного карниза. Низкая койка с матрасом была аккуратно застелена новым темно-фиолетовым покрывалом. Над ровной фиолетовой поверхностью возвышалась белая громада подушки. Джек с наслаждением плюхнулся на мягкую кровать, одним движением ног отправив сапоги в угол. Как давно он не спал на обычной мягкой кровати...Когда ничего не качается, и спишь спокойно, и можно ворочаться как хочешь... а ведь от этой проклятой качки он даже ходить начал странно, разболтанно, пошатываясь... Иначе на ногах в шторм не удержишься. Да и жара... ходишь как сомнамбула, в глазах темнеет с каждым шагом, голова кружится, и не спасает ничто...
Джек отвлекся от мрачных мыслей. В узенькую щелку между двумя шторами просочился тоненький золотой лучик, осветивший замочную скважину, засиявшую на солнце. Парень встал с кровати, хотя делать это чертовски не хотелось, и раздернул шторы. На улице сверкало солнце, отражаясь в окнах, лужах, мокрых все еще после дождя крышах...
Джек натянул сапоги, вышел из комнаты и запер дверь. Одежда на нем почти высохла, и мокрой уже не казалась, на улице показаться было можно.
Он спустился по темной лестнице в общую залу и вышел из трактира. Дождь перестал, только хлюпали под ногами лужи, и ветер срывал капельки с крыш домов. Джек еще не решил, куда пойдет, но времени у него было предостаточно. В первый день пребывания в порту кэп всегда решал сначала вопросы с хозяином, и только на следующий день надо было килевать Эмму-Джил. 
Джеку захотелось просто побродить по городу, посмотреть, что появилось, а что осталось. Хоть Ла-Корунью он в первый же свой "визит" сюда выучил, как свои пять пальцев, каждый раз в ней что-то менялось.
Он свернул в какой-то переулок. В чинных деревянных домиках, образовывавших этот длинный проход к главной улице, все окна были занавешены, словно испанцы, живущие в этом богатом торговом порту, сговорились сидеть как мыши.
Ласковое теплое солнце грело уставшие руки, слабенький ветерок, словно любящая мать, водил невидимыми ладонями по лицу. Джек брел медленно, едва передвигая ноги, чувствуя, как капельки, срывающиеся с крыш, падают ему на лицо, приносимые ветром. До главной улицы города оставалось совсем немного, когда он услышал мягкие шаги за спиной. Парень почти оглянулся, но в голове вдруг разлилась тупая ноющая боль. В глазах потемнело, а потом он ощутил под щекой воду и понял, что упал. В стремительно тающем белом пятне показалось ухмыляющееся грубое лицо, а потом стало темно.

3

III.

Тупая боль в затылке никуда не делась, наоборот, стала только сильнее, когда Джек очнулся. В глазах прыгали разноцветные пятна. Сразу вернулись только физические ощущения - он лежит, причем на чем-то мокром, холодном, скользком, это что-то качается, и он все время чуть перекатывается. Он лежит на палубе.
Неясный гул в ушах постепенно трансформировался в голоса - приказывающие, насмешливые и множество других, ругающихся, поющих, кричащих. Матросня... Джек попытался поднести руки к глазам, но потерпел сокрушительную неудачу - при малейшем движении передних конечностей дышать становилось нечем. При выяснении причины оказалось, что на запястьях и на шее завязаны два узла из одной веревки. Стоило шевельнуть руками, как петля на шее начинала затягиваться. Но надо отдать должно вязавшему - он не то чтобы заломил парню руки за спину, он просто согнул их в локтях и завел за спину таким образом, они не болели, но двигать ими все равно было нельзя. Джек попробовал пошевелить ногами. Слава Богу, их никто не ограничивал в свободе движений. Все вроде бы было на месте - одежда, насколько это можно было почувствовать, потому что в глазах все еще плыло, вещи. Толстая короткая коса явственно чувствовалась под спиной, на которой, собственно, Джек и лежал.
В конце концов, по прошествии некоторого времени, зрение предпочло вернуться в полной мере. Нежно-голубоватое небо было чистым, лишь с несколькими пуховками молочно-белых густых облаков, озаренных золотистым светом только-только вставшего солнца. Легкий ветер совсем немного надувал паруса, чуть сморщившиеся в этот почти полный штиль. Скрипели мачты, высокие, толстенные, с копошащимися на реях людьми. На гроте реял красно-синий английский флаг, принимающий самые немыслимые формы.
Дольше созерцать вид неба, открывающийся перед ним, Джеку не дали.   
- Эй, дохляк! Очухался?
Джек недовольно повернул голову влево. Рядом с ним сидел толстый мужчина неопределенного возраста, с лицом, заросшим бородой, грязный до невозможности.
- Очухался. - с видимым удовольствием определился бородач. - Вставай.
Джек попытался сесть, но на шее начала затягиваться петля.
- Тихо, малой, тихо! - зашипел бородач. - Задохнешься - мне попадет, давай сюда.
Джек посмотрел на него любимым взглядом Джен: "Я знала, что ты тупой, но не настолько же?!"
- Да все тебе не так! - разозлился бородач. Он, кряхтя и хрустя всем, чем только можно, поднялся на ноги, оказавшись весьма приличного роста, и одним рывком за шиворот поставил того на ноги. Парень закачался, чувствуя, как затылок наливается свинцом и словно оттягивает голову назад. От сильного ветра, который у палубы был не так заметен, заслезились глаза. Никто из матросов не обращал на них внимания, все торопливо переставляли паруса под углом к норд-весту.
- Где я? - мрачно спросил Джек у бородача.
- Какая разница? Тебе же от этого ни тепло, ни холодно! - возразил тот, снимая с широченного потертого ремня металлическую фляжку и вынимая пробку.
- Где я? -  сощуривщись, с нажимом спросил Джек, глядя бородачу прямо в глаза. Тот был одного с ним роста, но как будто съежился под пристальным властным взглядом шестнадцатилетнего парня.
- На фрегате "Леди Диана". - сказал бородач. - Мы должны доставить тебя кое-кому... Зови меня Том.
- Надеюсь, не придется. - ехидно заявил Джек. - Кому вы должны меня доставить? И кто это - вы?
- Мы - это матросы и офицеры. - охотно пояснил Том, почесывая поясницу. Запашок, который от него исходил, оставлял желать лучшего, и Джек почти не сомневался, что на голове и теле этого типа живут маленькие "друзья". У самого него блохи как-то не водились, хотя помыться нельзя было как минимум два месяца каждое плавание.
- Офицеры... Английский флаг... Какой-то правительственный корабль?! - поразился Джек. "Леди Диана" сильно накренилась в сторону, и он полетел на фальшборт, ударившись своей многострадальной головой. - Ч-черт...
- То-то же. - с удовлетворением отметил Том, на ногах каким-то чудом удержавшийся. - Пошли, пацаненок, в карцер...
- Это еще почему? - изумился Джек, пытаясь встать и проклиная веревку. Бородач опять одним рывком поднял его на ноги. - Чтоб меня там крысы съели? Вообще, зачем меня похитили? Чем я вам не угодил? Ходил себе мирно на Эмме-Джил...
- Это мне знать не положено. - вывернулся бородач. - Пошли, велено было тебя на палубе держать, пока не очухаешься, а потом в карцер. Пошел, я сказал! - прикрикнул он. Джек на ватных ногах, подталкиваемый Томом, побрел к открытому люку. Темная потрескавшаяся крышка, откинутая на палубу, была разбухшая, железные скобы, сжимающие заплесневелые доски, заржавели и едва не теряли хлопья отслоившейся краски. Джек невольно засмотрелся на эту малоприятную крышку, не зная, что же привлекло его внимание. Он спустился по скрипучей, но прочной лестнице на полутемную пушечную палубу. Койки там висели примерно так же, как на Эмме-Джил. Тяжелые пушки мерно поскрипывали лафетами в такт покачивающейся на волнах "Леди Диане".
Том повел Джека еще ниже, в трюм, где было совсем темно. Было не понятно, как этот пьяница ориентируется в почти полном мраке, Джек вот то и дело спотыкался. Но бородач только сильнее пихал его в спину.
Парня бросили в маленькую грязную клетку. Том повесил на прутья решетки замызганный фонарь, в толстом слое пыли и грязи на желтоватом стекле было протерто несколько "дырочек". 
В клетке было жутко грязно, сыро, хотя видимые признаки луж отсутствовали. Сквозь крохотную щелку в плотно пригнанных друг к другу досках борта были видны мрачные серовато-синие волны, безжалостно бьющиеся об борта "Леди Дианы", да потемневшее безжизненно-сероватое  небо с редкими белесыми перышками облаков. К тому же самому борту была прибита относительно ровная доска, достаточно широкая, чтобы очень худой человек мог улечься там на боку. В углу лежало покореженное, но вполне целое ведро. Джек скривился. Похоже, даже ненадолго выпускать его отсюда не будут.

Джек открыл глаза. Узкая полоска света, просачивающаяся из щели прямо над его головой, падала на сломанную в одном месте решетку. Джек не смог бы просунуть туда свои руки и до локтей, даже если бы у него хватило сил отогнуть в стороны разомкнувшиеся прутья. Он слишком ослаб за эти полтора месяца. Как он мог считать дни?.. Та щелка, что теперь, словно насмехаясь, освещала безнадежную возможность бежать, всегда могла показать ему - день сейчас, ночь... Джек выцарапывал на досках палочки найденным обломком сабли, и считал их. Палочек было уже сорок.
Он медленно потянулся, с наслаждением растягивая мышцы, и тут же свалился с узкой доски. Затекшие за ночь руки и ноги плохо слушались, но Джек привык к этому за долгое время. Он злобно, но без души, ругнулся и поднялся. В каюте было, как обычно, сыро, довольно прохладно, когда "Леди Диана" накренялась на левый борт, решетка теряла несколько маленьких хлопьев ржавчины. Она вечно покрвалась ржавчиной, и немножко тоненьких оранжевых хлопьев не делало беды. Не истончало решетку, на что так надеялся Джек.
Он присел рядом с доской и приник глазом к щелке. День был солнечный, ясный. Чистое небо цвета индиго ярко контрастировало с широким волнующимся простором светлого, прозрачного, лазурного моря. Соленые теплые брызги попадали Джеку на лицо. Он провел ладонью по губам, стирая тяжелые капли, и в который раз ощутил жесткие волоски только пробивающихся усов. Больше всего его бесило именно это - семнадцать лет исполнилось три дня назад, целых семнадцать, а эти чертовы усы только-только начали расти...
Джек встал и принялся мерять шагами клетку, слушая резкие, противные крики чаек. Кому он нужен? Зачем он нужен? Лорду Томасу? Джек Грант умер, вместо него появился Джек Воробей, у которого нет дома, семьи, денег. Есть только его жизнь. "Господи, как я давно не видел Джен, и Лили... и дом наш, и кухарку Молли... Какого черта этот Томас захотел меня убить? Жил бы себе с Джен и Лили, может, влюбился бы уже в какую-нибудь красотку в Сантьяго-де-ла-Вега, лет через пять женился бы..."
Джек сел на доску. Что заставило покинуть его спокойную жизнь? Не только угроза жизни. Но самая загадочная и странная, яростная и буйная, неистовая и притягивающая стихия - море... Он полюбил море, как только его увидел - темные бушующие волны, с яростной настойчивостью набрасывающиеся на песчаный пляж... Белые чайки, резко, противно, и вместе с тем с пронизывающей тоской кричащие, словно маленькие белоснежные стрелы рассекающие глубинную синеву неба... Черная неровная скала, о которую в бессильном буйстве разбиваются на тысячи сияющих капелек все те же изумрудные волны с серебристыми пенными гребнями...
Джек снова встал и опять начал ходить из угла в угол. Почему-то стало холоднее, и решил напомнить о себе голод. Джек привык к голоду, ему давали поесть только небольшой кусочек солонины и полкружки рому, рано утром и поздно вечером. Он был рад и этому. Он стал тощим, как селедка. Он привык к постоянной физической нагрузке - что во время плавания, что на суше, стал сильным за те три года, мускулистым, а теперь все его мускулы и сила куда-то делись. Нормальный матрос должен сытно и регулярно есть, чтобы не слабеть, пускай даже еда не отличается разнообразием, а вместо пресной воды в кружке наполовину ром. А здесь его морили голодом. Может, он бы и смог разогнуть эти прутья раньше, когда только-только попал сюда - но вот беда, они треснули совсем недавно, когда Джек совсем ослаб...
Он со злостью ударил кулаком в борт, содрав кожу. Больше всего семнадцатилетий парень, который три... даже четыре года уже в море, ненавидел бессилие.
Джек сел на доску и принялся разглядывать ссадину. Больно не было. Во всяком случае, это была не та боль, которую нужно чувствовать. На побледневшей в постоянном сумраке коже выступили темные, багровые капельки крови, бликующие на слабом свету. Джек слизнул их, но кровь появилась вновь. "Черт с ней, потом само пройдет." - спокойно сказал он себе, и снова улегся на доску, в ожидании положенного "завтрака" слушая крики чаек.
Внезапно Джек подскочил на месте, его осенило - чайки летают ТОЛЬКО у берега! Они близко к суше! Возможно, той самой, где намерены бросить якорь! Он приник глазом к щелке. Да, вот пронеслась большая чайка, прямо рядом с кораблем, а потом он увидел...
Скалы. Скалы по правому борту.
Джек сел на доску и прислушался. Сквозь крики чаек проникало еще что-то... крики на палубе. Так вот почему все еще не идет Том с "завтраком"... Он разобрал команду "ставить грот". Какой тупица додумался ставить грот тогда, когда их несет на скалы? Еще увеличить ветер? Чтобы их еще с большей скоростью несло на скалы?!
Он снова саданул кулаком борт, на этот раз другим. Такая же ссадина. Такая же кровь. Такая же боль. Только плевать на нее он хотел.
Что делать? Придурок-капитан увеличивает скорость, видимо, не хочет отчитываться перед нанимателем за разбитый корабль. Сдохнуть ему, видите ли, охота. На остальных плевать. Скалы прямо, но ближе к правому борту, следовательно, сначала правым бортом Леди Диана в них и влепится. Самым низом. Где сидит Джек. Ему, значит, первому и погибать.Спасибо кэпу.
Джек снова лег на доску, понимая, что ничего сделать не сможет. Оставалось только придумывать варианты  спасения.
Только даже этого ему сделать не дали.
Громкий треск. Удар. Похоже, пришелся прямо в нос Леди Дианы, - меланхолично отметил Джек, поднимаясь с пола. Он-то был в кормовой части.
Еще удар. Еще треск. Теперь снизу. И ближе к корме. Корабль сильно накренился, Джек полетел на решетку. Пустое, еще более покореженное ведро, распространявшее поистине "дурманящие ароматы", едва не попало ему в голову. Он с омерзением отбросил его от себя. Теперь решетка была горизонтально. Леди Диана легла на левый борт.Джек услышал плеск, шум воды. Все, - сказал он себе, - мне суждено сдохнуть тут, потонуть, как корабельная крыса во время шторма.
Словно услышав его мысли, на решетку забралась небольшая серая крыска, жалобно пищащая и поджавшая длинный розовый хвост. Джек, сжалившись над бедным животным, взял ее на руки. Крыска вся сжалась, испуганно глядя на него глазками-бусинками.
Вода очень быстро заполняла трюм. Вот она поднялась до уровня решетки, и Джек попытался забраться повыше по другой. Какое-то время он сидел там, как курица на насесте, пока брызги не начали долетать до лица, а маленькие волны - лизать сапоги. Вот тогда он испугался по-настоящему... Осознал опасность.
Бежать было некуда. Джек, не выпуская крысу из одной руки, покрепче ухватился другой за решетку и изо всех сил пнул борт там, где была щель. Безрезультатно.
"Я не нервничаю, я не нервничаю..."
Пнул снова, еще сильнее. Доскам было все равно.
Джек ругнулся сквозь зубы и посадил крысу себе за пазуху. Вода уже была ему по пояс.
- Сиди там, мелочь, и желательно, задержи дыхание. Папа Джек будет нырять... - нетвердым голосом сказал он, и спрыгнул.
Джек подергал решетку. Та не подалась. Джек разозлился, и насколько хватило сил, пнул ее. Этому препятствовала еще и вода. Пнул еще раз, и еще, и о радость - дверца открылась, и Джек выплыл наружу. Надо было искать либо лестницу, либо пробоину, и как можно быстрее. Воздух в легких не мог оставаться вечно.
Джек поплыл вперед, пытаясь разглядеть что-нибудь в мутной воде среди плавающих в трюме предметов. Все было ровного сине-зеленого цвета. Никаких просветов.
Он проплыл еще дальше, и наткнулся на что-то. Лестница. Он, перебирая руками, выплыл на пушечную палубу. Тут вода была немного светлее.
Джек чувствовал, что не сможет долго не дышать. Скоро он либо окончательно задохнется, либо выдохнет и захлебнется. Бедная крыска за пазухой, наверное, уже давно сдохла.
Он поплыл еще быстрее. Вот, лестница, палуба... Джек проплыл каких-нибудь три фута, и наконец выдохнул. И снова вдохнул. И снова выдохнул, и вдохнул... Дышал.
Он выплыл. Он смог.
Вокруг плавали доски, канаты, большой парус... и трупы. Много трупов. Вдаль уходил какой-то корабль. Ах вот как! Какой-то корабль проходил мимо, как раз тогда, когда Леди Диана наткнулась на скалы. А пока Джек выбирался, люди с него забрали выживших и уплыли себе спокойненько.
Джек нашел себе большой обломок борта и забрался на него. Площадь импровизированного плота была так велика, что он даже не погрузился в воду. Или тому причиной была худоба Джека.?
Он вспомнил о крыске и достал ее из-за пазухи. Так и есть, бедный зверек не перенес пятиминутного путешествия под водой. Джек опустил его в воду.
Светило яркое солнце, небо было по-прежнему пронзительно синим, без единого облачка. Ветер был совсем легкий, теплый. Какое-то течени уносило обломок с пареньком на нем вдаль от скал, вдоль побережья какого-то острова... Джек немножко подумал, свернулся калачиком на своем "плотике" и заснул. В конце концов, его сегодня не кормили, да и что это было за спанье на узенькой досочке? Даже на обломке посреди моря лучше. 

Джек потянулся и открыл глаза.
- О черт! Где я?!
Он лежал на не очень широкой, но мягкой и чисто застеленной кровати под цветастым мяким покрывалом в небольшой полутемной комнатке. В ногах на спинке кровати висела абсолютна вся его одежда. "Кто же меня раздевал?" - озадачился Джек.
Дверной проем был занавешен большим куском ткани, насколько он мог видеть, прямо прибитой к косяку. Небольшое окошко тоже занавешено той же тканью, только узкая полоска света пробивается в длинную щель и освещает краешек подушки. О, как давно он не спал на нормальной постели...
По углам был свален какой-то хлам, стены и пол дощатые, но сделнные добротно, с душой - это Джек сразу почувствовал.
- Тише, тише, не о'и так... - произнес глуховатый женский голос. Его обладательница странно выговаривала "т", она становилась похожей на "ч", а "р" не выговаривала вообще.
В комнату вошла невысокая женщина в явно старом платье с открытыми плечами и глубоким декольте. Она держала в руках поднос, над которым однимался легкий пар. Лицо ее скрывали длинные черные волосы, густые и спутанные. Руки у нее были темные, но не совсем как у негров, светлее. Она поставила поднос ему на колени и выпрямилась, откинув рукой черные пряди назад. Лицо у нее было совсем молодое, еще девчонка... Лет семнадцать, едва ли больше, - определился Джек. Красавицей девушку было назвать сложно, но она была вполне симпатичная, если волосы начесать да приодеть - вполне могла бы сойти за красавицу.
Джек посмотрел на поднос и решил, что это мечта всей его жизни: тарелка, полная ароматной, горячей, еще дымящейся похлебки с мясом с плавающей в тарелке деревянной ложкой и кружка восхитительно пахнущего чая... Но Джек удержался от соблазна, решив сначала все разузнать.
- Кто ты?
- Зови меня Тиа Дальма... - загадочно ответила девушка. Полные темные губы расползлись в улыбке, обнажив довольно белые крепкие зубы.
- Странное имя. - задумчиво сказал Джек. Глаза у Тиа Дальмы были странные, большие, с длинными пушистыми ресницами цвета вороного крыла, но какие-то затягивающие, черные, колдовские... - Ты сама странная.
- Ты тоже не менее загадочен. - лукаво сказала девушка, скользнув взглядом по верхней части худого, но крепкого тела Джека, когда тот сел, придерживая поднос на коленях.
- Но я не негр, и не живу в хижине. - возразил Джек, краснея.
- А я не из племени индейцев и не лежала на бе'егу без сознания на каких-то обломках. - парировала Тиа Дальма.
- Меня выбросило на берег...  - сообразил Джек. - Но почему индеец?
- У тебя слишком густые для белого волосы, и слишком че'ные, у тебя к'асновато-смуглая кожа, слишком че'ные глаза, и слишком необычный овал лица. - спокойно сказала Тиа Дальма. - Ешь, но медленно и понемногу, иначе обожжешься или тебе станет плохо после долгой голодовки. Одежда у тебя чистая. Ее высти'али. - Она развернулась и уже почти ушла, но когда ее платье скрылось за портьерой, Джек окликнул ее:
- Подожди, Тиа Дальма! Это ты меня раздела?
Девушка заглянула в комнату, черные глаза хитро блеснули.
- Да, я...
Джек кинул в нее подвернувшийся под руку мешочек с неизвестным содержимым. Портьера тут же задернулась, и раздался звонкий заразительный хохот, долго еще разносившийся по всему жилищу девчонки, каким бы большим оно не было. Парень представил себе эту сцену и тоже засмеялся, чувствуя, как щеки заливавет краска, и принялся за еду. Остальное он узнает потом.

4

IV.

Джек спокойно доел свой обед, слушая, как Тиа Дальма гремит чем-то в соседнем помещении, оделся и вышел из комнатки. Зрелище ему предстало странное, неожиданно и малоаппетитное.
С потолка свисали связки разных трав. Джек узнал среди них мяту. Остальные не вызывали никаких реакций у его памяти. Между травами висели банки. С весьма неприятным содержимым - глаза, зубы, какие-то заспиртованные животные, склянки с простыми жидкостями не самого лучшего вида... Сильно пахло той же мятой, слабо - спиртом, еще какими-то дурманными травами, от аромата которых у Джека начала кружиться голова, смолой и воском.
Все остальное было не менее интересно - не очень большая, но и не маленькая комната, тоже заваленная всяким хламом, большой обшарпанный стол, в беспорядке на котором нельзя было ничего понять, напротив Джека - дверь со вставленным в нее стеклом. Оно очень чистое, но не ровное, снаружи, кажется, сумерки. Стена, в которую дверь вделана, пропускает через себя толстое дерево с несколькими голыми сучьями - на трех, меланхолично поворачивая треугольной башкой из стороны в сторону, полулежит-полувисит длинный толстый удав ядовито-жетого цвета. На еще одном суке висит длинный плащ, старый, не раз штопаный, когда-то бывший черным, но изрядно выцветший. На другой сук, тоненький, нанизана целая куча бумажек. Со своего места Джек не видел, что на них написано. В довершение всего рядом с псевдодверью в комнатку, где он очнулся, находилась узкая винтовая лестница без перил, а за столом - небольшой закуток-кладовка, отгороженный от мира сего еще одной стенкой. 
Все это великолепие освещали дрожащим тусклым светом с десяток свечей, стоящих в самых неожиданных местах.
Предполагаемый, но так и не обнаруженный источник грохота в домике, перестал греметь чем-то. Заскрипела лестница, застучали негромко каблуки, зашуршало домотканое платье. Тиа Дальма собственной персоной вернулась со второго этажа. Черные волосы были забраны в простой узелок на затылке, довольно тугой и большой, только у лица одна прядь выбилась из прически и завивалась колечком на кончике, да мелкие куряшки торчали из пучка. К ее симпатичному пухлогубому лицу это очень шло. Странная девчонка была не лишена женского кокетства.
- Джек? - удивилась она. Удивилась чуть сильнее, чем следовало, и Джек ей не поверил.
- А что ты ждала? Что я так и буду сидеть на кровати голый и есть похлебку из черепахи?
- Нет. Просто не думала, что ты так скоро. - равнодушно ответила девушка, относя небольшую склянку с чем-то бордовым в кладовку. - Чего ты стоишь на одном месте как столб? - спросила она, вернувшись. Джек был выше ее почти на голову, но чувствовал себя мальчишкой рядом с этой загадочной особой.
- Поражен твоей красотой! - съязвил Джек. Тиа Дальма неожиданно покраснела, пухлые губы задрожали. Она часто-часто заморгала. Парень не ожидал такой реакции на свои слова. Девушка снова топнула ногой, открыла рот, чтобы что-то сказать, но только беззвучно ловила воздух. Нижняя губа задрожала еще сильнее, по смуглой гладкой щеке скатилась слеза. Тиа Дальма резко развернулась на каблуках и убежала в кладовку. Громко хлопнула дверь, но Джек все равно был уверен, что за мгновение до того он услышал сдавленные рыдания.
- Вот черт... Не поймешь этих девушек... - пробурчал он себе под нос, проходя к столу и усаживаясь на стул. - Паола влюбилась, теперь еще эта Тиа Дальма обижается... Интересно, как я сюда попал? Она сказала, что меня выбросило на пляж. - Джек начал выстраивать логическую цепочку, но на сытый желудок это было сущи мучением - делать не хотелось вообще ничего. Даже думать. - Но не сказала, как меня принесло именно сюда, в хижину... Это раз. Кто она такая, и какого черта живет тут? Судя по длительности плавания от Ла-Коруньи, мы где-то в Карибском море. Хотелось бы надеяться... А то кто его, этого неизвестного капитана, пусть его черти в преисподней съедят, если сдох, или крысы трюмные обгрызут, если нет, знает, куда ему надо было меня доставить и кому? "Примите почту, сэр!" - передразнил Джек старого слугу Эшли, который когда-то служил у Грантов. - Это два. Почему у нее такое странное имя, и почему она стала меня выхаживать вдруг? Черт, и раздевать тоже?
Джек внезапно поймал себя на мысли, что неплохо бы было и на саму Тиа Дальму в наряде Евы посмотреть. Тогда бы они были квиты. Что ни говори, а хоть и на мордашку она не совсем вышла, но то, что скрыто под платьем, даже скрытым выглядит крайне соблазнительно...
Джек ущипнул себя за локоть, чтобы отвлечься от воображаемого разглядывания Тиа Дальмы. Он хотел понять, что происходит, а не... Вот тут была загвоздка. Джек уже не знал, чего он хочет.
Джек снова ущипнул себя. "Да что это со мной?!"
- Так на чем я остановился? - он начал говорить громко, чтобы окончательно отвлечься. - Ага. У нее странное имя. Она живет в странном месте. У нее о-о-очень странная хижина. Да еще с черным ходом. Она сама о-о-очень странная. Да чего я все о ней? - возмутился парень, складывая ноги на стол. - Надо и о себе вспомнить... Так. Я кому-то зачем-то нужен. На этом мои знания исчерпываются...
Джек удрученно вздохнул. Больше он ничего не знал.
В конце концов ему надоело сидеть на стуле Тиа Дальмы, складывать ноги на стол Тиа Дальмы, созерцать таинственно-удручающую обстановку в дурманно-приторно-горьковато пахнущей хижине Тиа Дальмы... Это его и бесило - все было ее, и ничего его собственного.
Он встал со стула и заглянул в кладовку, которая оказалась крохотным коридорчиком к черному ходу. В этом коридорчике тоже было все завалено, но, видимо, Тиа Дальма не слишком часто обращалась именно к этим запасам, потому что чуткий нос Джека улавливал легкий, но застарелый запах слежавшейся пыли. Самой пыли, как ни странно, видно не было, но этот "аромат" ни с чем спутать было нельзя - тяжелый, противный, душный, он был совсем невыносим, если пыль была еще и влажная. Но в данном случае пыль, похоже, была под наброшенными на сваленные в кучи вещи то ли покрывалами, то ли просто кусками ткани.
Джек не стал долго задерживаться в крохотном пространстве и вышел из хижины через цельную деревянную, но узкую дверь. Открывшаяся картинка была поистине великолепна...
Небо было чистое, ярко-синее, желтое сияющее солнце было в самой зените и освещало небольшое чистое озеро с почти ровными краями, золотистый песчаный пляж, довольно обширный, которые были окружены густыми, наверняка почти непроходимыми темными джунглямит Оттуда веяло тяжелыми, приторными ароматами цветов, слышалось пение птиц, шелест листьев, крики обезьян... В чащу вела узкая, но хорошо вытоптанная тропка, видимо, по ней достаточно часто ходили. На ровной глади воды плавали какие-то птицы, названия которых Джек не знал. Противоположный берег озера тоже был пляжем, но пройти к нему не было, на первый взгляд, никакой возможности. Но именно там, на мягком золотом песке сидела, сгорбившись, тонкая фигурка в старом пестром платье. Распущенные густые волосы завесили лицо. Плечи судорожно сотрясались, подрагивало все тело.
Джек на мгновение застыл, всматриваясь в нее, и побежал по траве, то и дело запинаясь. Он с трудом продрался через джунги, которые вплотную подходили к воде. Тугие ветви хлестали его по лицу, разодрали в двух местах ворот сорочки, проглядывающей из расстегнутого жилета, и выбравшись на тот берег, Джек пожалел, что так обидел Тиа Дальмы. Целее бы был.
Он подошел к ней, все еще плачущей, и, пытаясь успокоить, неуклюже приобнял.
- Ну извини... я не хотел тебя обидеть. Ты очень симпатичная... - тихо сказал Джек, гладя ее горчие плечи. Тиа Дальма перестала вздрагивать и подняла голову, откинув вьющиеся мелкими кудряшками волосы назад. Покрасневшие заплаканные глаза с опухшими веками с надеждой уставились на Джека.
- Ты правда так считаешь?* - по-детски спросила она.
Джек улыбнулся.
- Я правда так считаю. Не плачь, как ребенок, ей-богу...
Он был искренне рад тому, что не пришлось ее утешать, вытирая слезы и говоря какие-то ласковые слова. Надо было только убедить ее, что он просто пошутил. Он и правда просто пошутил...
- А я и есть ребенок. - вытирая слезы, ответила Тиа Дальма. Она прижалась к Джеку, поудобнее устроив ее руку на своих плечах, и уставилась на озеро. - Я же тебя не старше. По духу... - тихо прибавила она. Джек этого не слышал.
- С чего ты так решила? - удивился парень. Его охватило странное чувство, как будто кровь по жилам побежала быстрее, стала горячее... А Тиа Дальма прижималась все теснее...
- Я многое знаю и многое вижу, Джек Воробей. - серьезно сказала она, подняв голову и снова посмотрев в глаза Джеку. - Я не просто девчонка.
- А кто ты, знойная колдунья Карибских островов? - иронично спросил Джек.
- Я этого не говорила. - Тиа Дальма отвернулась. - Ты сам сказал.
- Колдунья? - поразился Джек. - Ты - колдунья?! Тебе всего семндцать лет, и ты живешь в какой-то хижине на отшибе, вообще непонятно где, да еще с таким невероятным количеством разного хлама, загадочных штук, трав и частей человеческого тела?!
- Се ля ви. - спокойно сказала девушка, глядя в одну точку. Джек с трудом вспомнил, что по-французски это означает "Такова жизнь". - Судьба моя не мной была предопределена, и не мне ее переиначивать. Но я могу изменить ее. Только не хочу. Да, я шаманка, колдунья, если хочешь. По крайней мере, именно этим словом меня назывют местные индейцы, приходящие ко мне за помощью при болезнях и ранах своих соплеменников. Но я не шаманка и не колдунья. Я не знаю, как назвать то, чем я занимаюсь, но я такая с рождения. Так меня воспитали. Так я и буду жить.
Она поднялась и пошла к джунглям, давая понять, что разговор окончен. Джек догнал ее и резко развернул к себе лицом. Черные сощуренные глаза встретились с такими же, черными, затягивающими.
- Как ты нашла меня?
- Кто ищет - тот всегда найдет. - лукаво ответила Тиа Дальма. К ней снова вернулось ее насмешливо-загадочное настроение.
- Хорошо. Поставим вопрос по-другому. Как я попал в твою хижину?
- Тебя нашли индейцы из местного племени, Кето и Цевва. Уж не знаю, что они забыли на побережье, но тебя они без вопросов притащили ко мне.
Тиа Дальма снова попыталась уйти, но Джек удержал ее.
- Почему ты решила оставить меня?
- Я вижу многое, и знаю многое. - ответила она. Теперь они стояли вплотную, Джек чувствовал всем телом исходящее от нее тепло, ее темные полные губы были очень близко...
- Ты это уже говорила. - сказал он почти шепотом. Тиа Дальма сделала еще один маленький шажок к нему, сделав расстояние между ними нулевым.
- Я знаю. Но это тот ответ, который ты хотел получить, мальчик из Англии.
Джек не удержался и поцеловал ее. Тиа Дальма крепко обхватила его руками, запустив одну ему в волосы, и вцепившись ноготками другой в спину. Парень не смог удержаться на ногах и упал вместе с ней на песок. По жилам словно потекла раскаленная лава, он чувствовал, что горит, но не отпускал ее. Нензнакомое, транное, но такое приятное и горячее чувство захватило его целиком.
Она не умела целоваться, совсем, но честно пыталась ему отвечать, неуверенно водя языком по губам. Джек стал целовать ее щеки, шею, спускаясь все ниже. Она не упиралась, покорно принимая его ласки. Наконец он случайно коснулся языком ткани, и, не встретив сопротивления, начал стягивать платье с нее...

Джек задумчиво погладил ее по гладкому круглому плечу, стряхивая прилипшие песчинки.
- Ты не жалеешь?..
- Нет. - так же задумчиво ответила Тиа Дальма. Она приподнялась на локте, неотрывно глядя ему в глаза.
- Ты моя первая женщина.
- Теперь уж точно женщина. - вздохнула она, заведя руку за спину. Джеку показалось, она что-то забрасывает песком, не глядя. - Зачем ты это сказал?
- Не знаю. Мы едва друг друга знаем, даже не знаем вообще. Ты притащила меня в свою хижину, а я повел себя нагло и лишил тебя девственности.
Тиа Дальма хихикнула и снова улеглась, подняв руку вверх и заслоняя ей солнце.
- Ну-ну, едва меня знаешь... Душевно - возможно, а вот физически... Зачем ты появился на моем пути, Джек Воробей? Чтобя я стала женщиной и проводила тебя...
- Куда?
Она резко встала и пошла к озеру. Джек быстро передвинулся на ее место и нашел маленький участочек песка, который она забросала, немного разрыл его и нашел бурое пятно. Чтобы не смущать ее, он вернул песок на место.
Тиа Дальма беззвучно вошла в воду, идя то тех пор, пока не скрылась в озере по шею. Потом она резко нырнула и скрылась под водой. Джек долго смотрел на воду, но она так и не появилась.
В душе бушевал настоящий шторм. Он не знал, чего он хочет, он не знал, как совладать со своим телом, которое испытало новое чувство и теперь уже не собиралось от него отказываться, он не знал, как общаться с Тиа Дальмой после того, что было - он не могу смотреть ей в глаза, не краснея. Джек был в раздрае...
Он поднялся с теплого песка и стал собирать свою одежду, большей частью валяющуюся на песке в полном беспорядке. Ему не было холодно, но чувство стыда забило внутренний голос, настойчиво нашептывающий, что легкий ветерок так приятно гладит кожу, а солнце такое жаркое, так греет... Он быстро оделся, положил полурастерзанное платье Тиа Дальмы поближе к воде и пошел в хижину.
Джек прошел в свою комнатушку и гулко бухнулся на кровать. Любовь любовью, но надо было все-таки расспросить ее обо всем, что она знает касаемо его. Он был уверен, что она что-то знает, но недомолвки и намеки ему надоели.
Он услышал стук каблучков в другой комнате и высунулся из-за полога. Тиа Дальма, с мокрыми волосами, облепившими шею и плечи, что-то негодующе бормоча про "беспардонных моряков", стряхнула что-то со стола и уселась на стул, собирая на столешнице какие-то побрякушки. Джек вышел к ней, приняв нарочито наглый и самодовольный вид. Впрочем, играть особенно не пришлось. В нем боролись два Джека: довольный, удовлетворенный и уверенный в себе, и мечущийся, одинокий, потерянный...
- Что, строишь бывалого? - съязвила она. Джек сдулся.
- А что, нельзя? - как можно спокойнее сказал он.
- Можно. - еще спокойнее сказала Тиа Дальма. Она потрясла свои побрякушки в ладонях, сложенных ковшиком, и бросила их на стол. - Так я и знала...
- Что? - напрягся Джек. Он подошел к столу и склонился над разлетевшимися в разные стороны безделушками, но ничего особенного в них не заметил. Какой-то клык, еще один клык, и темно-зеленого цвета, какие-то камушки, колечки... - Ничего не понимаю...
- И не поймешь. - насмешливо сказала Тиа Дальма. Странно... Джек не чувствовал в ней девушку своего возраста, только колдунью. Она менялась, когда напускала туману на свои действия. Но когда Джек задевал в ее темной душе тонкие струны самолюбия, она становилась обычной семнадцатилетней девчонкой со всеми ее переживаниями, страхами и радостями. Как будто в одном теле сидело две души - загадочная, темная, таинственная и непредсказуемая принадлежала колдунье, а простая, романтичная, беспокойная и неуверенная - молодой девушке.
- Почему?
- Потому что. Тебе не дано этого понять.
Джек надулся и замолчал. Она достала из ящика стола какую-то потрепанную книжонку на непонятном Джеку языке и принялась напряженно вчитываться в мелкий текст, написанный на пожелтевших ветхих страницах, запустив обе руки в волосы.
- Может, поговорим начистоту? - наконец, тихо сказал он, подняв голову. 
Тиа Дальма встала и прошлась по комнате. Джек сел на край стола и следил за ней глазами.
- Хорошо. - произнесла она некоторое время спустя. - Я расскажу тебе все, что ты хочешь, Джек Воробей. Я вижу многое и знаю многое...
Джек вздохнул, собрался с духом, и начал:
- Я не хочу ничего знать о себе, потому что о себе я знаю достаточно. Я хочу знать о тебе, Тиа Дальма. Кто ты?
Она нисколько не удивилась. Только прошла обратно к столу, задев Джека, и снова уселась на стул, захлопнув книжку. Во все стороны полетела пыль. Джек чихнул и неожиданно унюхал запах корицы. "Это откуда, интересно, повеяло?"
- Я дочь богини.
- КТО?! - поразился Джек. Тиа Дальма насмешливо посмотрела на него и кивнула.
У парня просто в голове не укладывалось, что это правда. Такого просто не могло быть. Ну не могло! Не бывает такого, не бывает! Не может она быть дочерью богини, потому что никаких богинь и в помине нет!
- Она влюбилась в смертного, и родила от него ребенка. Меня. Не знаю, что у них там произошло. Кажется, он потом погиб. Я никогда не знала своего отца, Джек. Мне передались некоторые ее способности, да только она была богиней, а я наполовину человек... - Тиа Дальма глубоко вздохнула и отвернулась. - Ты даже не знаешь, Джек, как бы я хотела быть обычным человеком... Мне только семнадцать лет, я хочу только обычных житейских радостей, а мне приходится гадать на чем только найдется, я вижу будущее, я знаю наперед, что ты скажешь... а оно мне надо?! - сорвалась она на крик. Джек слушал очень внимательно, но в этот момент буквально подскочил на месте от неожиданности. - Нет!! Я не могу так! Мне было бы лучше, если бы я была даже рабыней на плантациях, которая заклеймена родовым гербом своего владельца! Я не вынесу этот груз, Джек! Не вынесу! Ты единственный человек, которого я видела за последние три месяца, если не считать двух индейцев, притащивших тебя! Они боятся меня, боятся! Потому что я шаманка, потому что я некрасивая, потому что я живу на отшибе и моя хижина полна всякой дряни, без которой я обойтись не могу! Только ты, Джек, разглядел во мне не страшную колдунью, а женщину! Только ты... но ты уйдешь, и я снова останусь одна!
Тиа Дальма повернулась к нему снова, и Джек увидел, как по смуглым гладким щекам катятся слезы, и капают на выщербленные доски столешницы. Только на этот раз он уже не знал, как ее успокаивать.
Она взяла книжку, которую пыталась читать до того, и бросила ее в уголок рядом с кладовкой. Что-то загрохотало и упало, но девушка даже не обратила внимания.
- Ну... ты можешь изменить свою судьбу. - задумчиво проговорил Джек, обдумав все то, что она сказала. - Ты можешь уехать в город...
Тиа Дальма истерично захохотала. Ее безумный взгляд блуждал по комнате, ни на чем не задерживаясь. Когда она смотрела на Джека, у него начинали бегать мурашки по коже.
- Я?! Я не могу! Я только и годна, что сидеть в этой дыре и гадать по птичьим внутренностям! Джек! Ты должен уйти! - неожиданно крикнула она. Из черных глаз снова полились слезы. Джеку стало не по себе, откуда-то повеяло холодом.
- Куда?
Тиа Дальма внезапно перестала плакать. Взгляд стал сосредоточенным. Она выдвинула ящик стола и что-то достала оттуда. Джек попытался посмотреть, но она спрятала руку за спину.
- Ты пойдешь по тропе, которую видел сегодня утром. Я дам тебе еды. Иди всю ночь, утром ты выйдешь на берег. Разожги костер, когда увидишь корабль - возьми длинную головню и помаши ей. Они подберут тебя. Дальше решай сам. Ты всегда найдешь то, что тебе будет нужно.
Она достала руку из-за спины и протянула Джеку компас - простой, раскрашенный в разные цвета. Джек взял его и откинул крышечку. Стрелка как будто в замешательстве покрутилась из стороны в сторону... и не остановилась. Так и продолжала крутиться, изредка хадерживаясь на одном месте.
- Он неисправен... - разочарованно протянул парень, отдавая его обратно Тиа Дальме. Та не приняла его.
- Он не может быть исправен... и неисправен тоже. Он указывает на то, что ты хочешь. Больше всего. - сказала она. В голосе слышалось едва заметное разочарование.
Джек удивленно разглядывал прибор. Стрелка продолжала, словно раздумывая, крутиться. Дерево под крышкой было покрыто какими-то каббалистическими знаками.
- Собирайся. - грустно сказала Тиа Дальма. Истерики словно не было.

- О черт!
Джек в ужасе отпрыгнул назад. Он уже занес ногу, чтобы идти дальше, но заметил прямо перед собой змею. Она злобно зашипела, покачивая треугольной пестрой головой с немигающими желтыми глазами.
- Мама Мия.. - забормотал Джек, осторожно обходя ее. - Мама Мия... Не надо меня кусать, я хороший, я не успел на тебя наступить...
Какая-то ветка хлестнула его по щеке, сверху донесся крик обезьяны. Джек задрал голову вверх и увидел мелькнувший в листве коричневый хвост.
Он уже очень долго шел по тропе, и ничего не менялось. Душные, приторные запахи ярких больших цветов, лианы, норовящие упасть на шею и затянуться в узел, колючки и те же лианы под ногами, толстенные и высокие деревья с густыми, низкими и широкими кронами, спертый, тяжелый, влажный воздух и почти полное отсутствие света. Летали толстые, ленивые мухи, мерно жужжащие и иногда пытающиеся сесть на Джека, который смахивал их с плеч, ругаясь. Один раз он увидел на тропе труп обезьяны, около которого копошились насекомые и мыши... Когда он прошел, по своим подсчетам, около половины пути, ему попался маленький ручеек, весело журчащий среди камней. Кричали птицы, их надрывные, резкие голоса напоминали Джеку чаек... Тихий шелест листьев словно нашептывал ему: "Сядь, отдохни, сколько можно идти..."
Джек не хотел отдыхать. То есть, хотел, конечно, но Тиа Дальма его предупредила - лучше этого не делать. Эта часть джунглей была самая дикая в окрестных землях - слишком далеко были людские поселения. Тут жили и волки, и тигры, и шакалы... Попасться можно было кому угодно. Спокойнее было с джунглях вдоль реки, на которую выходила другая сторона хижины Тиа Дальмы - там было ближе к индейским поселкам. Особо крупных хищников там не водилось.
Джек смертельно устал, ноги уже почти отказывались идти. Он бы пополз вперед, если бы не увидел просвет. Небольшой, но все же просвет в бесконечной зелени листвы.
Он пошел быстрее, благодаря Бога за то, что тропка такая ровная. Колючки и лианы ближе к побережью стали реже.
Наконец он вышел на песчаный берег. Холодный ночной бриз пробирал до последних косточек, и Джек не знал, радоваться ли выходу из душных, но теплых джунглей. Темные волны с неумолимой настойчивостью набрасывались на песок, оставляя белые хлопья пены. Далеко справа чернели мрачные громады скал. Слева же пляж простирался на много футов, но в одном месте джунгли подходили почти к самой воде, а за ними снова что-то чернело. На горизонте только еще занималась розовая полоска зари, в свете которой померкли последние звезды. Джек бухнулся на песок, отбросив в сторону карман, и провалился в сон.
Спал он совсем не долго. Солнце почти не поднялось над горизонтом, когда жек с трудом разлепил веки и припомнил указания Тиа Дальмы. Разжечь костер, дождаться корабля...
Джек медленно сел, продрал глаза и уставился на горизонт. Какой к черту корабль... Оставалось только надеяться, что молодая шаманка сказала правду.
Он нехотя поднялся, с хрустом потянувшись, и поплелся в джунгли. Вернулся Джек примерно через полчаса с большой охапкой довольно влажного хвороста и длинной толстой веткой. Хворост он сложил в кучу и с трудом запалил, долго ударяя камнями кресала друг о друга и пытаясь поджечь отнюдь не сухие ветви, толстую же оставил в сторонке.
Когда наконец пламя разгорелось, парень уже закоченел от холода и проклинал Тиа Дальмы со всеми ее предсказаниями, холодный бриз и сырой хворост, так долго разгоравшийся.
Джек уселся поближе к огню и протянул к нему руки, стараясь согреться. Ветки весело потрескивали, пуская оранжевые мелкие искорки, быстро тающие в лучах встающего солнца. Волны окрасились в золотистый свет, небо стало стремительно светлеть. Последние звезды окончательно угасли.
Он потянулся было к карману, чтобы достать себе поесть, но вовремя вспомнил, что то, то дала ему шаманка, кончилось еще до прохода половины пути. Пришлось обойтись так.
Джек откинулся назад, подложив под голову руки. Холод постепенно ушел, уступив место приятному теплу. В просветлевшем небе летали, как белые стрелы, стремительные и неугомонные чайки.
Джек вспомнил про компас и решил еще раз проверить его. Он снял его с пояса и откинул крышечку. Красная треугольная стрелка немного покрутилась, сомневаясь, и остановилась, четко указывая на горизонт.
Джек не поверил своим глазам и потряс компас. Стрелка продолжала настойчиво указывать на восток.
Джек поднял голову и увидел вдали темный силуэт и белоснежные, ослепительные в первых лучах солнца паруса...

*С этой фразы я убираю апострофы в речи Тиа Дальмы на месте буквы "р" во избежание курьезных случаев. Чтобы представить себе такое, попробуйте поставить такой апостроф в слове "ребенок". Что получится?

5

V.

Джек вскочил на ноги и шагнул к воде, всматриваясь вдаль. К острову действительно шел корабль под всеми парусами. Флага не было, насколько было видно на таком расстоянии и против солнца.
Он припомнил все, что говорила Тиа Дальма, свои мысли из головы как-то улетучились. Парень подбежал к костру, схватил толстую длинную ветку и сунул ее в огонь. Сухая палка вспыхнула мгновенно, и уже через минуту Джек носился по пляжу, размахивая ей, крича во всю глотку что-то вроде "Помогите!" и осознавая со всей неотвратимостью, что выглядит он, мягко говоря, очень смешно.
Он не знал, направлялся ли корабль именно сюда по своим делам или потому, что кто-то заметил бегающего человека на берегу, но все равно путь его остался неизменным. Судно точно направлялось к берегу, на нем начали спускать паруса - не все, но большинство.   
Джек перестал бегать и орать, как сумасшедший, и просто сел на песок рядом с костром. Он изрядно запыхался, но холодный ветер быстро остудил его пыл, а около огня было все-таки теплее.
Солнце поднялось над горизонтом окончательно, больше не касаясь его своим нижним краем. В чистом голубом небе откуда ни возьмись появились несколько белоснежных облаков, похожих на дамские пуховки для пудры. Корабль бросил якорь на расстоянии примерно двести футов от берега, параллельно ему. Это был трехмачтовый бриг, явно новый. Борта были выкрашены в черный цвет, под бушпритом возвышалась деревянная фигура. Названия Джек не видел.
С корабля спустили две шлюпки.В них забрались несколько человек, и лодки двинулись к берегу.
Джек снова встал и стоял так до тех пор, пока обе шлюпки не ткнулись носами в песок. На берег сошли одиннадцать человек, на вид девять матросов, одетых победнее, человек, ранга которого парень определить не смог, и капитан корабля. Матросы сразу ушли в джунгли, без труда отыскав тропку, по которой шел Джек. Их подгонял непонятный человек. Капитан же направился к Джеку.
Он был на голову выше Джека, такой же черноволосый,  но лицо у него было гораздо более европейское, с прямым длинным носом, тонкими губами и прищуренными черными глазами, и держался он очень холодно и спокойно. Настоящий англичанин. Одет он был обычно, разве что слишком ново и чисто для моряка.
- Кто ты? - спросил капитан. Голос у него был довольно низкий, но приятный, какого-то необычного, очень мягкого, кошачьего тона.
Джек немножко подумал и решил, что выложить лучше все и сразу. Ну или не сразу, но все равно все.
- Меня зовут Джек. Меня послала Тиа Дальма.
- Тиа Дальма? - оживился англичанин. За его спиной друг за другом носились два молодых матроса, крича, хохоча и кидаясь песком. Один был тощий, как жердь, и такой же длинный, а другой - наоборот, кругленький и толстенький. Оба обладали прическами соломенного цвета, только длинный был коротко стриженый, у круглого волосы были длинные и вьющиеся.
- Тиа Дальма. - подтвердил Джек, продолжая наблюдать за смешной парочкой краем глаза.
- Интересненько... - протянул капитан и, спохватившись, что не представился, произнес: - Зови меня капитан Белл. Так зачем тебя она прислала? - на бледном лице снова появилось заинтересованное выражение.
- А? Что? - переспросил Джек, полностью погрузившись в игру двух белобрысых матросов. Из джунглей вернулся непонятный человек, одетый почти как матросы, но явно рангом выше. Боцман или штурман. Он так рявкнул на матросов, что те пригнулись, и отконвоировал их в джунгли. - Я не знаю, она меня почти пинками выгнала... - "А так я бы остался!!!" - возопил в нем обиженный внутренний голос. - Хотя, если честно, после такого нормальная женщина никого не отпустила бы! - пробормотал Джек. Это вообще-то никому не предназначалось, но капитан Белл непостижимым образом услышал сказанные одними губами слова.
- Ах вот оно что! - засмеялся тот. - Она странная женщина, Джек, уясни это на всю жизнь. - насмешливо сказал капитан. - Еще не раз с ней столкнешься, уж поверь мне. Странно вообще-то - ты молодой, зеленый...
Джек насупился.
- Щенок мокроносый. - еще более насмешливо сказал Белл. - Так вот - пойми на всю жизнь, она - женщина и колдунья одновременно. Если бы это был парень, то..
- ...я бы с ним в одной постели не оказался. - буркнул Джек.
- Тоже логично. Но пойми - мужчина, каким бы странным он не был, будет вести себя вполне предсказуемо. А вот женщина... Эх, с бабой плохо, так ведь без нее еще хуже! - горестно вздохнул капитан.
"Мужчина будет вести себя предсказуемо? Поправочка: любой - да. Но не Джек Воробей!"
- А, да что мы тут с тобой трещим, как две сороки? - махнул рукой Белл, - Пошли, цыпленок, так и быть, возьму я тебя себе, только учти: будут бить. И сильно. Да и от пьяного Угря ночью отбиваться - то еще удовольствие. Я-то еще добрый, все-таки семья на берегу, но остальные-то не ангелы. Пираты... Да, кстати, беру тебя только потому, что тебя послала Тиа Дальма. Спасение с необитаемого острова - не мой профиль...
Он развернулся на каблуках и, увязая в песке, направился к шлюпке. Джек остался стоять у затухающего на пронизывающем ветру костра в полном ошеломлении. Пираты! Так вот почему нет флага на флагштоке! И корабль черный!
"Я вляпался. По-крупному. О Мама Мия, ну какой черт додумался меня похитить?!"
- Эй, Джек! - крикнул ему капитан уже из шлюпки. - Ты со мной или как?
В шлюпку к нему из джунглей подсели еще четверо матросов, в том числе и два белобрысых. Джек подбежал к ним и залез в лодку. Капитан стал на нос, белобрысые сели на весла, Джек и еще двое постарались поместиться в шлюпке. Парню досталось место за капитаном перед гребцами. Он спиной прямо чувствовал обиженные взгляды белобрысых.
- Кэп, зачем вы высаживались здесь? - спросил Джек тихо. Капитан обернулся.
- Пресную воду найти, долго уже в порту не были, да и найти кое-что... - неопределенно ответил он. С медленно удаляющегося берега доносились раздраженные вопли непонятного человека, который устроил кому-то разнос за разбитую голову.
- Что? - упорствовал Джек.
- Эй, парень! - неожиданно рявкнул на него Белл. Джек подскочил и чуть не перевернул шлюпку, и так держающуюся на честном слове под такой тяжестью. - Не суй нос не в свое дело, иначе его же тебе и оторвут!
- Сэр, последний вопрос... - не смутился Джек.
- Что?! - обозлился капитан окончательно. Воробей услышал сдержанные смешки за спиной, но сдержался и не обернулся.
- Как называется ваш корабль, сэр?
- "Флорентийская Лилия". - буркнул капитан. В шлюпке воцарилось молчание, лишь изредка прерываемое глубкими вздохами сзади.

Джек последний выбрался на палубу и не смог сдежать полный восхищения вздох. Все на этом корабле было абсолютно новое и красивое. На грот-мачте было аж четыре яруса, все паруса белые-белые, и ни разу не чиненные...
Джек вспомнил "Эмму-Джил", "Леди Диану" и решил, что "Флорентийска Лилия" - самый лучший корабль, что он когда-либо видел. Пускай и пиратский, но самый красивый, и капитан у него...
Джек покосился на капитана Белла, что-то объясняющего боцману. Холодный сдержанный англичанин как-то не походил на пирата. Возможно, он все равно не такой сдержанный, как хочет казаться, но не соответствовал сложившемуся у Джека образу корабля. Совсем. Джек сам себе на его месте нравился гораздо больше... "Капитан Джек Воробей... Хорошо звучит!"
Доразмышлять парню не дали.
- Эй, ты! - проник в его сознание хриплый низкий голос. - Чего размечтался?! Откуда ты вообще тут взялся?
Джек обернулся и увидел невысокого кругленького пирата, абсолютно лысого, с отдуловатым пропитым лицом.
- Я новый матрос. - спокойно объяснил он пьянице.
- Ах новый! Ути-пути! - захохотал лысый. - Посмотрите на него, притащился хрен знает откуда и еще указывает тут!
Мало-помалу на палубе собралась разношерстная толпа, к которой присоединились вернувшиеся в последней шлюпке пираты. Капитан демонстративно не обращал внимания на скопление народа, все еще объясняя что-то боцману.
Джека окружили в буквальном смысле слова. Все смотрели на него с подозрением и недоверием.
- Откуда он взялся?
- Пинтель сказал, с берега...
- Как пить дать с берега! И наверняка от этой шаманки, тьфу-тьфу-тьфу...
- Чего ему тут надо?! Шел бы отсюда...
- Вот ведь какая ирония... - глубокомысленно выдал тощий белобрысый матрос, возвышавшийся над остальными, как особняк дворянина среди крестьянских домишек. 
- Эй, вы! - заорал Белл с капитанского мостика, оставив наконец боцмана, уже удалившегося в трюм, в покое. - Хватит обсуждать Джека, он - матрос, лишние руки нам не помешают! Псы помойные! Крысы лысые! Ублюдки!  А ну, быстро поднять якорь, ставить все паруса, курс норд-вест!
Все пираты мгновенно сорвались с места. Кто-то ухватился за канаты, и разворачиваемые под углом к порывистому зюйду реи жалобно, по-человечески застонали. Кто-то бросился к якорному вороту, и, пыхтя от натуги, принялся тяжело поворачивать его, заставляя покрытую ржавчиной толстенную цепь медленно пониматься наверх. Джек же вместе с большинством устремился на грот-мачту, ставить все паруса, от бомселя до грота. Денек обещал быть нелегким.
Вечером того же дня Джек, злой как черт, наконец-то выкроил свободную минутку и отправился на камбуз, который располагался прямо под ютом. Проходя по пушечной палубе, парень привычно уже отметил, что и тут нет кубрика, и койки висят прямо над пушками. Из приоткрытой двери камбуза разливался просто чудесный аромат черепахового супа. Джек не видел себя со стороны и не представлял, как это выглядит, но он просто поводил носом в сторону воображаемого котла с аппетитным варевом.
По нижней палубе "Флорентийской Лилии" разносился густой храп не вахтенной части команды. Как и на "Эмме-Джил", на этом пиратском судне было три вахты. Сама вахта длилась четыре часа, потом еще четыре часа надо было заниматься мелкими корабельными делами, чинить что-нибудь незначительное, или делать что-то свое, а потом четыре часа спать. И так два раза в сутки. Пялишься на горизонт, чинишь, спишь, пялишься на горизонт, чинишь, спишь... Вахты, в которые заступал Джек, начинались первая в полночь, а вторая в полдень. Старпом решил на нем отыграться. Зато это были вахты и капитана.
Корабельная кухня на "Флорентийской Лилии" была еще более маленькой, чем на "Эмме-Джил", насколько помнил ее Джек, и было непонятно, как там помещался злой, потный кок, мужчина более чем внушительных размеров. Все немудреное убранство камбуза состояло из печурки, на которой и рядом с которой стояли две огромные кастрюли, причем на одной подпрыгивала крышка, выпуская на свет Божий густенные клубы пара, стол, заваленный чем-то малоаппетитным, с большим широким ножом сверху, и шкаф с плотно закрытыми дверцами. Когда корабль сильно накренялся или резко опускался после большой волны, в шкафу что-то звякало, лязгало и стучало.
- А ты кто? - осведомился кок, отвлекаясь от подпрыгивающей кастрюли и поворачиваясь к Джеку. Одет он был в штаны и фартук неопределенного цвета. Все остальные детали моряцкого туалета отсутствовали.
- Джек. - невозмутимо ответил парень. Желудок, аккомпанируя ему, грустно заурчал.
- Еще один жрать приперся! - проворчал кок, поворачиваясь к шкафу и открывая дверцы. - Зови меня Хью. - он вытащил из темного нутра шкафа жестяную миску, жестяную ложку и поварешку, повернулся к кипящей кастрюле, бухнул в миску равное объему поварешки количество черепашьего супа, вручил миску с ложкой Джеку и выталкал его со словами "Катись отсюда колбаской, мне еще ораву кормить!".
Джек на кока не обиделся, все равно поесть дали, и ладно. Парень устроился на полубаке, наблюдая за происходящем на корабле. Пока ничего особенного не происходило. Человек на корабле было не так много, как на "Эмме-Джил", не набиралось и шестидесяти, но все матросы, кроме Пинтеля, кругленького "белобрысого" и Регетти, длинного "белобрысого", были крепкие, сильные, уже в годах, с множеством шрамов и неизменной трубкой. Джек присел на лестницу и запустил ложку в миску. Суп был вкусный, горячий, кок Хью хорошо знал свое дело. Миска быстро опустела, и парень вскоре с сожалением рзглядывал жестяное донышко. Миску он отнес обратно коку, который, ругаясь, так как у двери камбуза стояло в ожидании несколько человек, убрал ее обратно в шкаф и снова вытолкал Джека. Тот обиделся и вернулся на полубак.
На море опускались ночные сумерки. Ветер сменился на зюйд-ост, и реи выровняли. Начали зажигать фонари. По два висели на нижних реях, еще два крепились на корме и один на бушприте. Море было спокойное. Земля давно скрылась за горизонтом, и вокруг были только темные, почти незаметные волны. Качка была несильная, и находиться на корабле было одно удовольствие, если не вспоминать, что через пять часов начиналась вахта.
На "Флорентийской Лилии" царило спокойствие и безмятежность. Все вахтенные были на своих местах. Волны почти неслышно ласкали борта, и изредка было слышно, как протяжно, с подвывом зевает рулевой. Вслед за ним почти хором зевали все остальные, и Джек в том числе.
День прошел тоже спокойно. Вопреки предупреждениям спящего капитана Джека никто не бил, с таинственным Угрем он так и не познакомился, да и приняли его довольно безразлично. Есть человек - хорошо, нет человека - не хуже. Только Пинтель и Регетти пытались к нему прицепиться, но после того, как нос длинного "белобрысого" познакомился с кулаком Джека, они больше не приставали.   
Весь день море было спокойное, к вечеру только стало так же холодно, как и утром. Вопреки логике холодный зюйд-ост пробирал до костей, и Джек, сидя на лестнице полубака, сжался, закутался в камзол и стал похож на нахохлившегося замерзшего воробушка. Все-таки прозвище ему было дано не зря.
Внезапно впередсмотрящий на грот-марсе встрепенулся и заорал во всю глотку:
- Вижу корабль!
Старпом, стоящий на шкафуте около рулевого, немедленно схватил висящую на ремне подзорную трубу и уставился в окуляр. Джек обернулся и встал, всматриваясь вдаль, и заметил оранжевые тусклые огоньки и темный силуэт впечатляющих размеров. Даже на большом расстоянии было видно, что идущий галсами навстречу неизвестный корабль был не мал.
Спустя минуту старпом, насмотревшийся на судно вдоволь, заорал "Погасить огни!" и бегом направился в капитанскую каюту. Как только он вошел, дверь с треском распахнулась, и старпом вылетел обратно, стряхивая осколки с плеч. Похоже, капитан Белл был сильно не в духе. Старпом, тем не менее, не растерялся и продолжил штурмовать каюту.
На палубе стояло странное оживление. Все фонари загасили, шкоты вытравили, заставив ветер надувать паруса в полную силу. Внезапно из каюты вылетел разозленный капитан Белл с алчным блеском в глазах, который Джек видел с полубака, и заорал: "Свистать всех наверх! Зарядить пушки! Курс на корабль! Нас ждет добыча, ребята!!"
Джек не знал, куда ему деться. Канониром он не был, пушки заряжать умел не лучше юнги, потому что когда-то помогал делать это на "Эмме-Джил", а потом его сразу зачислили в парусную команду. Все паруса были поставлены еще утром, а шкоты ослабили только что. Но невзлюбивший его старпом нашел, куда его припрячь - заставил раздавать все оружие матросам. Оружейная камера находилась в юте, почему-то над каютой капитана. Вообще, в самом юте было две каюты и капитанский гальюн на галерее на корме. Джек, весь день постоянно сравнивавший "Эмму-Джил" и "Флорентийскую Лилию", пришел к выводу, что хоть "Эмма-Джил" и больше, но помещений на ней меньше, например, того же капитанского гальюна нет. В общем, Джек носился по всему кораблю с парочкой юнг, близнецов Дейли, и раздавал каждому по мушкету.
Тем временем все пушки уже были заряжены картечью, а носовые - книпелями*, чтобы можно было сломать любую из трех мачт другого корабля. По "Флорентийской Лилии" разнесся шепоток, что корабль этот - испанский галеон, наверняка под завязку груженый золотом из колоний, да и не только золотом... Действительно, на гроте того судна развевался испанский флаг.
Капитан, стоявший на мостике, чертыхнулся. Кто-то на испанском судне заметил их, и теперь увлеченно размахивал факелом, стоя где-то на носу. Корабль шел им навстречу на всех парусах, галсами, пытаясь противостоять встречному зюйд-осту. Капитан Белл усмехнулся и приказал поднять флаг.
Когда огромное черное полотнище с черепом, двумя скрещеными под ним костями и французской лилией в верхнум углу гордо поднялось на самый верх высоченной грот-мачты, с галеона, уже находящегося на расстоянии одного корпуса, послышались вопли ужаса. Корабль сменил курс, развернувшись на сто восемьдесят градусов. Тогда довольный капитан Белл приказал открыть огонь из носовых пушек... В баке грохнуло, гальюн, бушприт и кливер заволокло дымом. В воздухе сильно запахло порохом, а на галеоне поднялся страшный крик. Раздался треск, во все стороны полетели обломки, ют пробило насквозь. Лопнули ванты по левому борту, и как будто по-человечески застонала грот-мачта и с ужасающим скрипом медленно упала за борт... Джек увидел, как с нее слетело несколько человек, все они плюхнулись в воду. "Испанец" окатило огромным фонтаном брызг, он потерял ветер и значительно замедлил ход. На палубе остался только жалкий огрызок. Положение галеона усложнялось еще и тем, что ванты перебило только с одной стороны, по правому борту они были целы, и мачта все еще висела на них, выполняя роль плавучего якоря. На судне поднялась суматоха, большинство обрубало ванты, остальные заржали пушки.
Капитан приказал развернуться к корме "испанца" правым бортом. Его приказ был спешно выполнен. Галеон не мог сдвинуться с места, даже встать борт о борт с "Флорентийской Лилией", но это было только на руку пиратам. Корабль неспеша развернулся, встав примерно на расстоянии в полкорпуса, и дал залп из палубных пушек. Снова треск и грохот, клбы черного дыма, вновь скрывшего все вокруг... Вопли на галеоне стали еще громче и еще страшнее. Во все стороны полетели щепки и обломки, руль просто снесло вместе с рулевым, лопнули ванты у бизани, и та закачалась под порывами ветра, опасно накреняясь... Похоже, напрочь снесло шлюпки и брашпиль, пострадали и фальшборта... Тех, кто перерубал оставшиеся ванты, на которых висела грот-мачта, просто порвало дробью... Мелкие чугунные шарики картечи сделали свое дело.
Капитан Белл с удовлетворением созерцал разрушения, произведенные на "испанце".
- Разворот! Перезарядить пушки! Обойти их по правому борту и встать левым бортом к носу! - разнесся его зычный голос по всему кораблю. Джек уже раздал все мушкеты, бывшие в наличии, и наконец присел отдохнуть. Остальное уже было не его работой, и ему оставалось лишь наблюдать. В конце концов, он никогда еще не видел настоящего абодажного боя... 
Обход "испанца", который, к слову сказать, назывался "Ураган", занял часа два. Когда "Флорентийская Лилия" неспешно проплывала вдоль борта галеона, Джек увидел жуткую картину - вся палуба завалена обломками, в нескольких местах пробита, и под обломками лежат трупы... Кровь, страдания, ужас и разрушения - вот во что превратился величественный красавец-галеон, бывший собой всего каких-нибудь три часа назад... Живые еще оставались на корабле - человек двадцать все еще пытались дозаряжать пушки и дать залп по "Флорентийской Лилии", но как это сделать, если лафеты разнесены вдребезги, а люди ранены?
Судно капитана Белла медленно подошло к носу галеона, развернулось к нему левым бортом и дало еще один залп. На этот на палубе вынесло всех живых, кто остался, и бизань окончательно переломилась пополам, оставив после себя измочаленный огрызок... Прошел еще час, пока "Флорентийская Лилия" встала борт о борт с "Ураганом" и дала последний залп по пушечной палубе галеона. Снова раздались крики, быстро затихшие на этот раз... И только тогда капитан Белл приказал: "На абордаж!"
В воздух взметнулись "кошки", заранее приготовившиеся матросы из абордажной команды, заранее приготовившись, на шкотах и других канатах перебрались на "Ураган" и устремились в трюм. Оттуда донесся лязг оружия, выстрелы, вопли и яростные вскрики, но вскоре все стихло. Из трюма высунулся боцман и крикнул: "Все чисто!".
Теперь настала очередь остальных. Почти все, что был на корабле, и Джек в том числе, перебрались на галеон. Им предстояло вынести с него все, что было ценного. Погрузка затянулась до полудня следующего дня, три вахты сменяли друг друга. На галеоне были и деньги, и мелкая домашняя утварь, и ткани, и одежда, и пряности, и даже хлопок... В довершение всего пираты забрали всю провизию, которая осталась, забрали двух живых поросят, которые были в трюме, пресную воду, оружие, ядра и порох, а на прощание подожгли несчастный "Ураган", устроив братскую могилу.
Капитан Белл был очень доволен, подсчитав всю добычу и ее примерную стоимость. У него была своя база на одном острове, и базе немаленькая и не пустая, но остров был в Индийском океане, а Тортуга была в двух днях пути...

*Книпель - два ядра, сцепленные цепью. Обычно ими стреляли по рангоуту и такелажу, когда догоняли корабль, чтобы тот потерял ход. Эпизод с книпелем есть в ПКМ-1, в сцене абордажного боя "Перехватчика" и "Черной Жемчужины". Когда с "Перехватчика" раздается залп картечью, вилка попадает Регетти в глаз, и они с Пинтелем, обидевшись, заряжают пушку книпелем и стреляют, перебив на "Перехватчике" мачту.

6

VI.

Джек никогда не был на Тортуге. Если судить по рассказам матросов, хорошего в ней ничего не было. Воробей представлял ее сплошным притоном - одни таверны, проститутки и выпивка. С другой стороны, и первое, и второе, и третье привлекали его ничуть не меньше, чем море. Неподражаемая Тиа Дальма была забыта.
Плавание до Тортуги заняло двое суток. Все эти двое суток Джек ходил в странном, смешанном натроении - устало-любопытном. То есть, выспаться после суток погрузки было нереально, но в тоже время он сновал по всему кораблю и впитывал разговорчики о пиратском порту, как губка, не обращая на усталость внимания.
Хоть капитан и предуреждал его, что бить будут, пока не били, просто игнорировали. Ну а рассказы о злобном Угре, который был не прочь позабавиться с молоденькими пацанчиками не старше Джека в отсутствие женщин, вообще канули в Лету, ибо Угорь не вернулся с абордажного боя. На галеоне "Ураган" не было тех, кто забился бы под лестницу и визжал от страха, дробно стуча зубами, там были только настоящие мужчины, за свою жизнь дравшиеся как волки. Один из них и порвал глотку Угорю. 
Через два дня, около девяти вечера, когда на море начали медленно опускаться первые сумерки, почти не заметные, впередсмотрящий заметил огоньки впереди, сливающиеся в одно большое зарево. Остров Тортуга почти весь состоял из скал, только небольшой пятачок, на котором и располагался город, был относительно ровным.
На Карибы опустился чернильный мрак жаркой южной ночи, и только звезды, крупные, сияющие и холодные, как горный хрусталь, одна за другой вспыхивали в непроницаемо-черном небе. За бортами бесновались волны с белыми пенными гребнями на вершинах, с грохотом разбиваясь о неприступное дерево и недвижные скалы. "Флорентийская Лилия" только что вошла в бухту и теперь неспешно двигалась в сторону порта, спустив половину парусов. Джек скучал на корме, насвистывая под нос какую-то одному ему известную песенку. Уже никто не суетился, все отдыхали от работы. У причала Тортуги стояло два корабля, причем один явно "торговец", капитан которого, похоже, решил уйти от налогов.
Спустя примерно час "Флорентийская Лилия" благополучно пришвартовалась у причала, и почти все матросы сошли на сушу. Джек, первый раз бывший здесь, удивленно озирался. Из города доносились выстрелы, вопли, не был заметно дома, где не горел бы свет, и, казалось, жители только еще только проснулись, хотя время близилось к полуночи.
- Ну, парни, сегодня гуляем, завтра будем судно кренговать! В полдень все на причале чтоб были! - собрав толпу матросов вокруг себя, крикнул капитан Белл. - Деньги вы свои получили, остальное - как весь хлам продадим! Согласны?!
- Даааааа!!! - заорал хор луженых глоток. Джек промолчал, только, улыбнувшись, потрогал туго набитый мешочек на поясе.
Матросы разбрелись по порту, разделившись на небольшие группки. Кто с кем подружился - тот с тем и пил. Джек, который не успел подружиться ни с кем, увязался за старпомом и капитаном. С ними шли Пинтель и Регетти и еще один матрос по имени Кристофер, грузный седой мужчина с неровным уродливым шрамом, перечерчивавшем его лицо наискосок. На один глаз пират был слеп. 
Тортуга являла собой зрелище поистине незабываемое. Город был собранием каменных и деревянных домиков, стоящих вперемешку. Деревянных домиков было намного больше, и случись тут пожар - пиратский порт выгорел бы в одну ночь.
На улицах было грязно, пыльно и темно. Но темень не мешала местным жителям и заезжим людям развлекаться на всю катушку, перенося веселье из таверн, которые были на каждом шагу, прямо на улицы. На перекрестках разгуливали разукрашенные и разодетые, точнее, полураздетые девицы, прикрывающие смеющиеся лица с тоннами штукатурки дешевыми веерами, тут на бочках и рядом с ними, или просто на земле у чьего-нибудь забора сидели пьяницы, заливающие свое горе из двух-трех бутылок сразу, тут бродили какие-то мальчишки, предлагавшие сыграть в наперсток, а вместо этого обчищавшие карманы ловкими руками. Иногда встречались безумные мужчины, которые ставили бутылку на голову товарищу и на спор попадали в нее, причем каждый последующий раз бутылка заменялась чем-то более мелким, орехом или апельсином... Из открытых дверей не закрытых таверн доносились крики, песни, звон и выстрелы. Повсюду пестрели вывески тех же таверн, лавок и магазинов. Тут стояла какая-то особая атмосфера - как будто безумный праздник, безудержное веселье, но с то же время странная безысходность, обреченность... Большинство тут знали, что рано или поздно закончат свою жизнь на виселице или рее, и потому каждый раз гуляли так, как будто это был последний...
Несмотря на все эти "прелести", Джеку тут неожиданно понравилось. Судя по отдельным репликам, которые иногда доносились до него в гуле голосов, народ тут был хамоватый, но простой и понятный. Теперь понятно было, почему Тортуга стала пиратским портом - тут можно было отдохнуть от моря так, как тебе захочется, а не как в каком-нибудь королевском порту - надо тихо сидеть за кружкой с пивом и пускать скупую мужскую слезу в рукав, потому что не дают подебоширить... Да, на Тортуге было где разгуляться...
После продолжительного молчания и плутания по темным, но очень веселым улицам, Джек спросил у старпома:
- Куда мы идем?
Старпом, отвлекшийся от каких-то своих неведомых мыслей, хмуро ответил:
- В "Сингапур".
- Куда? - поразился Джек. Пинтель и Регетти, услышавшие его вопрос, загоготали.
- Темный ты, братишка... - протянул старпом. Джек поперхнулся. Старший помошник капитана Гарри Смит невзлюбил его с первого дня на "Флорентийской Лилии", а тут - братишка... - Слыхал, что Сингапур своими шлюшками славен?
- Ну слыхал... И что?
- А то, что "Сингапур"... Сам, короче узнаешь! - неожиданно рявнул старпом. - Догадливей надо быть!
- Гарри, остынь. - одернул его капитан, с надменным видом созерцавший виды вокруг. - Джек не виноват, что еще не бывал на Тортуге.
Белобрысые сзади загоготали еще громче.
Сам Воробей пребывал в полном недоумении. То старпом на него вдруг обращает внимание, то вдруг становится обычным нелюдимым старпомом, то за него кэп заступается... Куда катится мир?
Спустя примерно час ходьбы капитан наконец привел их к большому зданию с выцветшей, едва видимой в ночной тьме вывеской. На вывеске косо были приколочены белые буквы в стиле иероглифов. Надпиь гласила: "Сингапур".
- Итак, сегодня гуляем! - громогласно возвестил капитан Белл, и первым вошел в таверну.
Большой зал встретил их ярким светом свечей, приткнувшихся везде, где только было место, смехом, воплями, стуком сталкивающихся кружек и музыкой. Тут было очень жарко, еще жарче, чем на улице, и Джек моментально взмок. Не сколько светили, сколько чадили свечи. В воздухе витал чудовищный запах, точнее, смешение запахов пота, перегара, чада, порохового дыма, табака, противных и явно дешевых духов, чего-то подгоревшего на кухне... В общем, амбре было впечатляющим. За неким подобием стойки примостился толстый высоченный мужик с сине-зелено-фиолетово-желто-сизым фонарем под глазом. Здесь было довольно большое количество грубо сколоченных столов, чинно стоящих вдоль стен в окружении лавок, являвших собой примерно такие же произведения искусства и сделанных с тем же мастерством, под достаточно низким потолком висела простая люстра в форме тележного колеса. У Джека возникло смутное подозрение, что именно тележным колесом она когда-то и была, так как никаких видимых закреплений для свечей не было - они были приплавлены к дереву. За столами восседало большое количество разного сброда - пираты, спившиеся солдаты, подозрительные типы, смахивающие на бродяг с большой дороги, карманников и других мелких или не очень мошенников... короче говоря, вся гордость разбойничьей Тортуги. У дальней стены, между  закопченной дверью на кухню и ветхой на вид лестницей помещалось нечто вроде сцены, деревянный помост не самого надежного вида. На нем на кособоких стульях восседали музыканты - двое угрюмых мужчин с гитарами, один вдохновенный скрипач и барабанщик, с отсутствующим видом хлопающий руками по небольшому барабану, не попадая в ритм музыки.
У стеночек или на коленях посетителей обретались накрашенные, как яйца к Пасхе, и увешанные украшениями, как елки игрушками, девицы. Они заливисто, но очень неестественно смеялись грубоватым шуткам своих "клиентов", легонько, скорее для приличия, чем для защиты хлопали их веерами по рукам, протянутым не туда, куда надо, болтали ногами и изредка зевали... Видно было, что они ненавидят свою работу, но как было поступить обманутой дурочке, попавшей на Тортугу, чтобы выжить?
Капитана Белла тут явно знали, потому что встретили его радостными криками, смехом и поднятыми кружками. Он тут же подсел к кому-то за полупустой стол и углубился в разговор с низеньким крепышом с огненно-рыжими волосами, который поминутно вскакивал и начинал размахивать руками, что-то возбужденно крича. К кэпу сразу приблизилась хорошенькая темноволосая женщина, не молодая, но еще и не старая, и уселась на колени без всяких предисловий.
Старпом, минуту обозревавший весь зал с некрываемым удовольствием, с трудом нашел где-то в углу свободный стол и поманил туда всех четверых своих подчиненных.
- Эй, чего тормозите?! - крикнул он им оттуда. - Кто последний придет - тот за выпивкой потащится!
Джек, Пинтель, Регетти и Кристофер рванули к нему, и в результате оказалось, что последним стал сам старпом. Джек уютно устроился с краешку, рядом примостился Кристофер, напротив вежливо-хамовато смотрели на Гарри двое белобрысых. Смит чертыхнулся и пошел к стойке. Вернулся с пятью кружками и грохнул их на стол с такой яростью, что все подпрыгнули.
- А сейчас парни, будем гулять! - мрачновато сообщил он, пододвигая Пинтеля и садясь на лавку. Пинтель недовольно что-то буркнул себе под нос, но сделал это предусмотрительно тихо, ибо рука у старпома все же была тяжелая.
Кристофер, который был старше Смита и опытнее, первый взял одну из кружек, отпил и утер губы рукавом.
- Да что же это за гулянка - сидим впятером, молчим и даже не пьем? Смит, если у тебя горе - залей его и развеселись! У нас такая добыча, а ты тут всем настроение портишь. Ребята, давайте хоть расскажем что-нибудь!
- Что? - с сарказмом спросил старпом, тоже забирая себе кружку. Джек не стал терять время и тоже взял одну из них. - Легенду о Дейви Джонсе, что ли?
- А хоть бы и ее! - парировал Кристофер. - Не сидеть же нам тут скуксившись, дожидаться, пока местные цыпочки обратят на нас внимание или кто-нибудь подойдет и развеселит!
- Я так думаю, что скорее цыпочки должны ждать, пока мы обратим на них внимание. - поправил его Джек. - В конце концов, им за это деньги платят...
- Верно, парень, а ты не такой тупой, как я думал... - протянул Смит. Воробей поперхнулся ромом.
- Спасибо, Гарри, я всегда знал, что полюблюсь тебе! - съязвил он.
- Я так понимаю, это взаимно! - огрызнулся старпом. Пинтель и Регетти снова дружно и громко загоготали, но резко смолкли под мрачными взглядами Джека и Смита. Кристофер обнажил в улыбке почти черные гнилые зубы и спросил:
- Так рассказать вам легенду о Дейви Джонсе?
Гвалт голосов разом смолк. Все повернули голову в их сторону. В глазах людей читался страх. Среди группы особенно бледных лиц Воробей разглядел капитана Белла.
- Злой дух моря? - просил Джек.
- Он самый. Так да или нет?
- Да! - в один голос заорали Пинтель и Регетти. Кристофер посмотрел на Джека и Смита, те утвердительно кивнули.
Пират устроился поудобнее и начал:
- Когда-то, давным давно, жил простой моряк Дейви Джонс. Он плавал на большом красивом корабле, называвшемся "Летучий Голландец", и любил море больше жизни. Он был бравым пиратом, лихим разбойником, но это не помешало влюбиться ему, как любому мужчине. Все чаще и чаще казалось ему, что он слышит прекрасный голос в шелесте волн и свисте ветра. Этот голос помогал ему, говорил, когда будет шторм и штиль, куда можно идти на "Летучем Голландце", а куда лучше не стоит... Джонс внимал голосу, и однажды попросил его: "Явись ко мне, море!" Он верил, что это само море помогает ему, но это было не море... Это была Калипсо, ветреная богиня океана, влюбившаяся в Джонса. Она была самой прекрасной женщиной на свете. Никто на этом свете не знает, как она выглядела, знает лишь Джонс, но он никому и никогда не расскажет... И Дейви Джонс влюбился в нее, и невозможно было не влюбиться в эту прекрасную девушку. Она даровала ему бессмертие, чтобы он мог всегда быть рядом с ней. Джонс любил ее больше жизни и больше моря. Но однажды ревнивая Калипсо решила, что он любит ее меньше, чем море - ведь он больше любовался на изумрудные волны, чем на нее, он забывал обо всем, когда стоял у штурвала, и не слышал ничего, когда его музыкой были волны и ветер... Калипсо не знала, что ее красота ослепляет, и ему больно смотреть на нее, и он, решив, что раз она - богиня море, то она и есть само море, и любовался им как ей... Она прокляла его. Она сказала ему: "Раз ты любишь море больше, чем меня, оставайся в нем вечно! Но поскольку ты любишь меня, то будешь мучиться - ты сможешь находиться рядом со мной только один день раз в десять лет!" Калипсо сама расставила себе ловушку - ведь она тоже любила его, и эта была мука не только для него, но и для нее... Джонс сделал свои выводы из проклятья, и решил, что она разлюбила его, а значит - предала. Любовь стала для него мукой, и он вырезал свое сердце из груди и заточил его в сундук, а где тот сундук - не знает никто... Калипсо узнала об этом и подумала, что Дейви Джонс предал ее во второй раз, избавившись от любви вместе с сердцем. Она разгневалась, и море по ее воле стало буйным, яростным, разбивало в щепки корабли, и не стало морякам покоя... Тогда Джонс упросил девять пиратских баронов заточить Калипсо в тело обычной земной женщины. Только он и сами бароны знали, как сделать это, и преемники их знают, как освободить ее. Они провели особый ритуал и заточили Калипсо в тело обычной женщины. Теперь уже никто не знает, как выглядит эта женщина. Только сам Дейви Джонс, но он не хочет больше видеть ее, и никому не скажет. Сама Калипсо еще больше разгневалась на Джонса, и перед тем, как ее заточили в женское тело, прокляла его второй раз, сделав морским дьволом и подарив власть над морем... С тех пор Дейви Джонс и его мертвая команда превратились  ужасных чудовищ, а "Летучий Голландец" стал кораблем-призраком... Джонс набирает команду из тех, кто боится смерти и с его помощью отсрочивает ее на сто лет, топит корабли для забавы, и может исполнить желание тех, кто заложил ему душу...
В таверне стояла мертвая тишина. Слушали все. Только неожиданно пришедший из кухни хозяин застыл с открытым ртом, завидев в своем заведении такую картину.
Кристофер с довольным видом залпом выпил свой ром, встал из-за стола и направился к стойке. Весь зал провожал его глазами.
Когда он вернулся и с грохотом поставил свою кружку на стол, люди сразу развернулись к своим и загомонили, обсуждая легенду. Джек услышал фразу с соседнего стола: "И не боится он его имя произносить..."
Сам он ничего такого уж страшного в легенде не услышал. Сама она такой уж ужасной и навевающей страх не была, но морской дьявол... о нем такого сказать было нельзя. Джек слышал где-то, что у него есть "ручное" чудовище Кракен, которое топит корабли по приказу Джонса, и сам Джонс выглядит очень страшно, и его корабль, и комнда тоже... Правда, судить, насколько это достоверно, он не мог, поскольку не имел счастья лицезреть дважды проклятого пирата лично, равно как и его судно с матросами.
На Пинтеля и Регетти легенда произвела куда более глубокое впечатление. Оба они сидели как мыши, с суеверным страхом глядя на Кристофера. Тот меланхолично пил ром, морщась, извелек откуда-то короткую простую трубку и закурил, окутавшись облачком противно пахнущего дыма. Видимо, табак был очень дешевый и плохой. По крайней мере, такой вывод сделал Джек. Только глаза Кристофера блестели из-под густых, сросшихся на переносице бровей. Смит тоже не испытывал особого ужаса и задумчиво втыкал в неровную, покрытую царапинами, трещинами и даже вмятинами столешницу потемневший от времени нож. Джек не знал, что делать, и просто думал, что сказать. Молчание затягивалось и становилось напраженным.
- Предлагаю тост. - наконец произнес старпом. Пинтель и Регетти дружно выдохнули и шумно и часто задышали, как будто до того надолго затаили дыхание. - За то, чтобы ни один из нас не попал в лапы к нему. 
И без прямого упоминания было понятно, что Смит имеет в виду Дейви Джонса. Джек и Кристофер кивнули и отпили из кружек, Пинтель и Регетти просто выпили, причем Воробей отчетливо слышал, как у одного из них дробно стучат зубы. Правда, у которого, так понять и не смог. 
Затем произносить тост поднялся Пинтель. Как оказалось, зубы стучали не у него, а у Регетти.
- Выпьем за то, чтобы жить долго и закончить свою жизнь не на рее, а в теплой постельке! - с какой-то виноватой улыбочкой произнес он. Старпом фыркнул, но выпил, равно как и Критофер, и Регетти, и сам Пинтель, и Джек. Хотя ему как-то не хотелось ни умирать в теплой постельке, ни висеть на рее. Уж лучше погибнуть в расцвете сил и блеске славы.
Потом тост посыпался за тостом, и кружки сменились бутылками, которые тоже опустели... Пираты налились ромом до самых ушей. У Джека уже заплетался язык и мысли завязались морским узлом, когда к нему подпорхнула какая-то блондинистая девица, уселась на колени и положила голову на плечо, назвавшись Жизелью. Джек, уже основательно пьяненький, был не против, и в ответ на ее щебетание о том, что "такого красавчика" она видит впервые, просто приобнял ее за талию и попытался угостить ромом. Собутыльники восприняли это совершенно спокойно и даже с некоторой завистью со стороны Пинтеля и Регетти, которые выгодной внешностью не отличались, и девушек на них не нашлось. Кристофера за столом уже не было, он был под столом, и судя по громовому храпу, он благополучно дрых. Смит уже испарился куда-то, подхватив под локоток размалеванную девушку с явно крашенми черными волосами. Потом Джек снова пил...

Проснулся он от того, что жутко болела голова. Джек открыл глаза и обнаружил прямо перед собой девушку, симпатичную блондинку лет пятнадцати. Блондинка улыбалась и гладила его по плечу узкой сухой ладонью.
Джек смутно припомнил события прошлого вечера. Они пили, потом пришла эта... как ее... Жизель? Да, Жизель... Потом он еще пил... Дальше память отказывалась воспроизводить события.
- Привет, красавчик! - жизнерадостно промурлыкала девушка. Голосок у нее был резкий, высокий, но почему-то приятный. Джек обратил на это внимание потому, что у Джен был похожий голос. Господи, как давно он не видел Дженни..
Девушка была до подмышек укрыта одеялом, собственно, тем же одеялом был накрыт сам Воробей, только до пояса, потому что одеяло сползало. Они лежали на относительно широкой жесткой кровати в замызганной комнатке, по-видимому, в той самой таверне "Сингапур", которая по совместительству была и борделем.
- Привет, привет, цыпа, а собственно, что мы здесь делаем? - удивленно спросил у нее Джек. За окном ярко светило солнце, в мутное стекло звонко стучали капли дождя. Похоже, прошло много времени, и ответа не требовалось, как именно он проводил это время.
- Цыпа? - довольно переспросила Жизель. - Ты первый, кто называет меня так ласково...
- Да это просто с языка случайно сорвалось... - ляпнул Джек и сразу же понял, что сморозил глупость. Девушка надула губки и с оскорбленным видом встала. Одеяло упало на кровать. Формы у Жизель были... в общем, даже лучше, чем у Тиа Дальмы.
- Оденься. - посоветовал ей Джек.
- Зачем? - повернулась красотка, лукаво улыбнувшись.
- Иначе я опять потеряю контроль, а мне это не улыбается. - солгал Воробей. Жизель хмыкнула, но все-таки нехотя потянулась к платью. Джек нашел свою одежду, которая была разбросана по комнате в странном порядке, то есть, вообще без него, и стал одеваться, спиной чувствуя заинтересованный взгляд девушки. Когда он уже завязывал свой кушак, в нем что-то звякнуло. Деньги... много денег...
- Эй, цыпа, ты не помнишь, я платил тебе? - спросил Джек задумчиво, пересчитывая золотые монетки.
- Не помню... - удрученно проговорили за спиной. Послышался шорох ткани, и через минуту Жизель подошла к нему, одергивая юбки голубого цвета и поправляя не особенно тугой корсет с большим вырезом. Волосы она уже забрала в легкий узелок. - Но за такую ночь, красавчик, с тебя бы сама Красотка Милдрет ничего не взяла... Ты горячий парень, сразу видно - южных кровей... Кстати, как тебя зовут, лапочка? - она приблизилась к нему вплотную и подставила розовые губки для поцелуя.
- Зовут меня Джек Воробей, цыпа, запомни это имя навсегда, ибо оно еще прогремит по всем просторам Карибского моря! Ну а поскольку ты не помнишь, получила ли ты плату, будем считать, что да, потому что я тоже не помню! - весело заявил Джек, чмокнул ее в губы и вышел за дверь, оставив ошарашенную красотку стоять в комнатушке с поднятой головой и полуприкрытыми глазами.
Сам он спустился вниз. В общем зале царил восхитительный бардак - некоторые столы опрокинуты, на полу валяются осколки стекла, явно бутылочного, есть лужи... всякого, и рома, и супа, и органических жидкостей, и содержимого желудка... В общем, было на что посмотреть. Везде летали толстые, наглые, противно жужжащие мухи. Со страдальческим выражением на лице подметала пол полненькая, похожая на чуть заплесневелую пышку женщина среднего возраста. Джек подошел к стойке, попросил у мужика, стоящего за ней и протирающего грязной тряпицей кружки, такую же кружку рома, выпил ее и бросил на потрескавшуюся и отнюдь не чистую столешницу золотой. Мужик попробовал его на зуб и кивнул - дескть, настоящий, а теперь вали отсюда!
Джек напоследок кинул взгляд на часы с разбитым стеклом, которые, покосившись, висели на стене над стойкой и показывали медными позеленевшими стрелками половину двенадцатого, и направился к выходу.
Дневная Тортуга почти не отличалась от любого другого порта. У многочисленных лавок толпился народ, бродили по улицам торговки-лоточницы с самым разнообразным товаром на своих импровизированных "прилавках", от пряников о пистолетов. Проходили мимо горожане, куда-то спешашие по соим делам... В канавах по бокам узкой улицы, застроенной ветхими деревянными домиками, среди которых "Сингапур" смотрелся новеньким бригом в окружении люгеров*, текли помои и нечистоты, запах был соответствующий, вились в воздухе упитанные зеленые мухи... Но одновременно свежий ветерок приносил аромат тропических цветов, зелени... Из какого-то трактирчика, находящегося недалеко от "Сингапура", доносился запах горячего супа, из кузницы - неповторимый "аромат" каленого железа... И, конечно, запах моря - чуть солоноватый, терпкий, чувствующийся в любом месте в этом портовом пиратском городке, потому что работа каждого здесь была связана именно с морем, таким непостоянным и таким прекрасным...
Джек, все также пребывая в состоянии какой-то эйфории, задумчивости и непонятной печали, смешанной с радостью, сам не заметил, как дошел до порта.
На причале собралась довольно большая толпа, над которой в большом количестве вились возмущенно кричащие чайки. Здесь были все матросы с "Флорентийской Лилии", да и немало человек было из города, большей частью охающие кумушки. Слышны были фразы типа: "Кто же его так...", "И за что человека прибили..."
Воробей протолкался к центру собрания и обомлел. На причале, залитом кровью, лежал капитан Белл. Лицо... у него не было лица. Только жуткая кровавая каша с чем-то серым и белым в центре...
К горлу подкатила тошнота, но Джек усилием воли подавил ее.
- Кто его так? - спросил он у Смита, стоящего рядом.
- Никто не знает... - тихо ответил тот. - Что же теперь делать... кто будет капитаном?
- Ты. - слегка удивился Воробей. - Ты же старпом.
- Нет. - заявил Смит. - Ни за что. Я не буду. Я всегда был и останусь старпомом. Я думаю, надо бы Гейла... Он хороший лидер...
Гейл был штурманом, очень хорошим штурманом...
- Ну... Гейл тоже сойдет. - согласился с ним Джек.

- Так кто у нас будет капитаном? - заорал Смит. Он стоял на капитанском мостике. По бокам от него находились Гейл и Кристофер, две кандидатуры на пост капитана.
- Гееееееейл!!! - крикнули разом шестьдесят семь матросов, все, кто был на "Флорентийской Лилии".
- Прошу, кэп! - поклонился ему старпом, отпихивая задом Кристофера в сторону. Гейл Джаксон встал посреди мостика и обратился к команде:
- Итак, нас ждет добыча, ребята! Отдать швартовые! Поднять якорь! Курс на порт Ройал!
Матросы застыли на своих местах. Джек от удивления раскрыл рот.
- А как же кренговать? - вякнул кто-то, и его поддержал нестройный гул голосов. - А закупка провизии?
- Приказы капитана не обсуждаются. - выразительно сказал теперь уже капитан Джаксон. Джек молча пожал плечами и первым направился к вантам.

*Люгер - небольшое почтовое судно с одной мачтой и косым парусом, размером примерно 10х3 метра. Обычно ходило вместе с эскадрой больших кораблей. Команда - 10-20 человек.

7

VII.

Это было странное решение. И оно казалось загадочней хотя бы потому, что Джаксон как будто заранее стал, что будет капитаном, и заранее выбрал курс. Это настораживало Джека. В голову закрадывались мысли, что это Джаксон выстрелил в затылок капитану Беллу. И что-то подсказывало ему, что эти мысли были верными.
До порта Ройала от Тортуги было два дня ходу, даже полтора - день, ночь, еще день. Ветер был устойчивый, сильный, и Джеку нечего было делать на пертах* рей, как и остальной парусной команде. "Флорентийская Лилия" шла медленно, кэп решил не торопиться, и поставлены были только фок, грот, марселя и гафель на бизани.
В ночную вахту Джек, как и все из парусной команды, отдыхал на палубе, находясь там только для виду. Если менялся ветер - то это была работа палубной, они должны были менять положение рей с помощью брасов или натягивать шкоты. Разве что мог налететь шквал, но вроде бы небо было чистым, звездым, без единого облачка... Скучающим матросам оставалось только любоваться размытой лунной дорожкой, серебрящейся на темной спокойной воде. Ночь была теплая, но не жаркая, как прошлая, когда пираты пьянствовали в таверне.
Это было неправильное море. Неправильный ветер. Неправильные волны. Неправильные дни и ночи. Уже четвертый день команде было практически нечего делать, и это неправильно. Матрос не должен скучать, иначе он начнет думать, сомневаться и плести интриги, пытаясь продумать их, а продумать свои действия матрос не может по определению - у него нет мозгов. Нет, неправильно - у него нет УМА. Мозги-то есть, просто они неиспользованные. Если бы был УМ, то матрос выбился бы в капитаны, или хотя бы стал старпомом. С другой стороны, это же невозможно - надо сразу наняться на корабль старпомом, или завести собственное судно, чтобы быть капитаном. Но большинство матросов не горят желанием стать капитанами или старпомами - потому что у них нет мозгов. Чтобы быть капитаном, надо иметь мозги.
Таковы были мысли Джека за последний час. Настроение у него было не самое лучшее. В основном потому, что он так и не смог вспомнить, что же происходило после того, как он напился вдрызг вместе с Кристофером, Смитом, Пинтелем и Регетти. Воспоминания были очень смутными. Вроде бы все, но в тумане... То хотелось ржать, как лошадь над собственной дырявой памятью и тупостью, то биться головой об фальшборт. Вдобавок ко всему прочему - дико болящей голове, некоторой тошноте, изредка подступавшей к горлу тугим противным комком, головокружению - он обнаружил на правой руке татуировку. Чуть повыше запястья. Рисуночек был вполне безобидный, летящая птичка на фоне заката на море. Это Джек еще мог пережить, но вот если бы там было что-нибудь похуже, например, крепкие словечки в адрес властей Англии, преследующих пиратство, или еще круче - самое главное мужское достоинство в деталях, то тут впору было бы уже топиться от стыда. По крайней мере, так казалось Джеку, который еще не чувствовал себя пиратом в полной мере, в нем еще оставались какие-то отблески приличий. В дворянском обществе татуировка считалась позором. Джек это помнил. Но самое поганое было то, что он не помнил, как он эту татуировку получил... Видать, спьяну решил сделать так, чтобы все знали, что он Джек Воробей.
В общем, погуляли весело.

В порт Ройал они прибыли тогда, когда и ожидали - через полутора суток после того, как вышли из порта Тортуги. Джек придирчиво рассматривал пристань, щуря глаза от яркого солнца, таверны, пирсы, снасти, сваленные рядом со стоящими на ремонте кораблями в верфи... Здесь почти ничего не изменилось, только пара новых домиков появилась вблизи от самого порта. Были те же городские запахи, но гораздо слабже, их перебивал непередаваемый аромат моря, свежий, терпкий, такой родной... Было невероятно жарко, и Джек моментально взмок. 
Они уже спустили все паруса, бросили якорь и пришвартовались. Капитан спустился по трапу на причал и разговаривал с каким-то человеком в парике. Джек не слышал, о чем они говорили, все заглушали крики чаек, шум людного в этот час порта, грохот волн и разговоры команды, вдобавок, были еще слышны звуки работ из верфи... Но Воробью не нравился этот человек в парике. Он стоял у фальшборта, вместе с еще несколькими матросами, ждавшими команды капитана - их еще не отпустили в порт - и его самого было хорошо видно. Собеседник капитана Джаксона внимательно слушал его и изредка погладывал на Джека. Не на корабль, и не на группу людей, а именно на Джека, и, что самое худшее, он узнавал его. От пронизывающего взгляда холодных голубых глаз Воробью делалось не по себе. Этот холеный человек совсем не походил на настоящего дворянина, что-то торгашеское было в его позе, жестах, взглядах, которыми он смотрел на капитана... Торговца ни с кем не спутаешь, он моментально обшаривает глазами человека, стоящего перед ним, чтобы определить, сколько у него денег, выше он по сословию или нет... Он по определению не может быть аристократом. Джек вспомнил, что его отец тоже стал торговцем, и Лили-Роуз... "Но у них не было выбора. - успокоил он себя. - Они поднимали разоренное состоянии своих родителей, и всегда держали марку."
Подозрительно в том человеке в парике было еще и то, что он явно представитель власти. То есть, он не должен общаться с пиратами. Еще более странно было то, что форт порта Ройала не стал обстреливать пиратский корабль. Английские корабли не были черными. С другой стороны, может быть, капитан Джаксон решил стать капером?
Как бы то ни было, он вскоре договорил с "парикастым", как его окрестил Джек, получил от него небольшой мешочек и какую-то бумагу, поднялся на корабль и отпустил всех, сказав, что могут гулять до следующего заката. Команда не особо обрадовалась, в конце концов, они пропили большинство своих денег на Тортуге, но все ушли с корабля, не оставив даже вахтенных. Джек направился в знакомый трактирчик, тот, в котором когда-то останавливались он, Джен и Лили-Роуз. При мысли о сестре и тете воспоминания захватили его с головой. Он помнил, как впервые встретился с Джен. Она тогда была совсем малышка, шесть лет, а ему показалось, что она его намного старше и умнее... Помнил, какая она была тогда смешная - в коротком голубом платьице, с едва удерживающимися в прическе непослушными локонами, отливающими золотом, с взволнованно блестящими синими глазами... Помнил Лили-Роуз, высокую, показавшуюся ему неземной красавицей, с ангельским личиком и лукавой улыбкой. Помнил, как они росли с Джен вместе, как играли с соседскими ребятишками, строили им козни, как ездили вместе с миссис Вестон на балы, когда подросли. Помнил их последний бал, когда убили жену губернатора, и Лили дала ему золотой перстень с синим камнем, и записку. Джек отвлекся от воспоминаний и взглянул на украшение. Кольцо было ему велико когда-то, но теперь оно сидело на указательном пальце как влитое. Записку он давно потерял, и забыл, что в ней было написано.
Воробей окончательно очнулся и огляделся по сторонам. До трактира было еще далеко, улицы были людные и шумные. Разгуливали лоточники, зычными, громкими голосами зазывавшие покупателей, толпился народ то у одной, то у другой лавки. Улица, по которой шел Джек, была относительно чистая, но все равно по бокам, у самых кромок домов по канавам текли нечистоты. Только запах их забивался ароматами цветов, зелени, моря, сухой пыли, пряностей из лавок, порохом и другими запахами.
Джек огляделся, вспоминая улицы. До того трактирчика было еще далеко. Но ему показалось, что за ним идет тот самый человек в парике, разговаривавший с капитаном Джаксоном. Джек остановился, вглядываясь в идущих людей. Действительно, "парикастый" шел за ним, и если судить по времени, которое он прошел, то шел от самого порта. Джек ускорил шаг и свернул на другую улицу. "Парикастый" последовал за ним. Воробей чувствовал, что тот один, и побежал, сталкиваясь на ходу с прохожими, отшатывающимися от него, как от привидения. Человек в парике, судя по ругательствам и взвизгам, доносящимся сзади, тоже побежал.
Джек петлял по улицам, которые, приближаясь к дворянским кварталам, становились почему-то все пустеннее. В конце концов он забежал на совершенно пустую улочку. Он немного устал, но мог бежать и дальше. Джек заозирался по сторонам, ища место, где можно было бы спрятаться. Этим местом стало большое крыльцо, даже полуверанда, огороженная не просто перльцами, а плотно прибитыми друг к другу досками. Джек зашел туда и лег на пол в углу, уставившись вверх и едва сдерживясь, чтобы не чихнуть от пыли. Из дома доносились голоса, похоже, двое супргов за что-то честили друг друга вдоль и поперек.
Вот послышался топот, и мимо крыльца пробежал кто-то, сильно запыхавшийся. Джек приподнялся и выглянул. Это был тот идиот, что имел несчастье начать следить за ним. Воробей довольно ухмыльнулся в чуть-чуть отросшие усы и пошел к ступенькам, но сильная боль в голове его остановила. Джек потрогал косу. Так и есть, он зацепился за крючок, на котором висел дверной колокольчик.
Джек подергал косу. Никакого эффекта. Он поптался распутать получившийся узелок, но у него ничего не получилось. Терять время было нельзя, этот "парикастый" наверняка уже догадался, что Джек обманул его, и вернулся обратно. Воробей просто достал матросский нож и отрезал косу, зачем-то у самого корня. Коса так и осталась висеть на крючке, и Джек улыбнулся, представляя удивление хозяев, обнаружащих у себя такой оригинальный звонок.
Он сошел с крыльца и направился в трактир.
Дорога не заняла много времени.
Джек вошел в довольно просторное, чистое, уютное помещение. Он очень давно не был здесь, и многое изменилось. Столы и лавки были новые, добротные, еще светлые, занавески на больших окнах были стираные, в медных подсвечниках на стенах и на столах были еще не тронутые свечи, которые часто меняли, не дожидаясь, пока придется выковыривать воск из углубления. Здесь находилась длинная стойка, за которой стояла симпатичная светловолосая девушка в простом платье и смешном белом чепчике. В это утро тут было довольно много посетителей, которые либо молча и спокойно ели, либо ели и разговаривали. Никаких продажных девок, никаких драк, никакого шуму - все чинно и спокойно.
Джек узнал девушку за стойкой. Ее звали Вэллари, она работала тут еще тогда, когда он жил с Лили и Джен. Сейчас ей должно было быть лет двадцать пять, она вряд ли узнала бы Джека.
Он прошел вглубь зала и уселся за единственный свободный стол. Точнее, стол не был совсем свободен, за ним сидела какая-то девушка в голубом платье. Она пока тоже сидела без еды, и явно ждала служанку. Та не замедлила появиться, посмотрев на них каким-то странным, понимающим взглядом, словно приняла за парочку на свидании. Девушка поняла этот взгляд и вспыхнула. Служанка усмехнулась, прищурив голубые глаза, и спросила елейным голоском:
- Чего изволите, мисс и мистер?
- Мы не знакомы. - вклинился Джек. - Можном не чего-нибудь горячего и кружку рома.
Девушка насмешливо посмотрела на него и попросила:
- Мне как обычно, Крис. И не думай, что я... - она бросила на Джека красноречивый взгляд.
- Хорошо, мисс, хорошо, мистер, все будет, как вы скажете. - пропела Крис и испарилась. Джек устрился поудобнее на лавке и исподтишка рассматривал девушку. Она была красивая, с роскошными, забранными в сложную прическу каштановыми волосами и теплыми карими глазами. На смуглых щеках полыхал румянец. Джек улыбнулся, представив, какое впечатление на нее производит - грязный, с загаром необычного красноватого оттенка, дурацкими, едва пробиващимися усиками и вдобавок в камзоле явно с чужого плеча, распахнутой на груди сорочке и с выцветшей повязкой на голове.
- Позвольте, мисс, поинтересоваться, как вас зовут? - учтиво спросил он, невольно и сразу же вживаясь в роль светского человека.
- Диана, мистер... - она в замешательстве подняла на него голову.
- Джек. Просто Джек. - ответил тот. - Мне так и называть вас - Диана?
- Ненавижу церемонии! - состроив рожицу, ответила она. - Отец вечно говорит мне, что надо соблюдать приличия, а я...
- Плюете на них с завидной регулярностью. - закончил за нее Джек. Диана улыбнулась, кивая. Улыбка у нее была красивая, за яркими тонкими губами скрывались ровные белые зубки.
- Да. Ненавижу свою фамилию, ненавижу церемонии, ненавижу этикет. - согласилась она. - Вечно надо лицемерить, носить этот чертов корсет...
Джек рассмеялся, вспоминая, как цедила ругательства сквозь зубы Лили-Роуз, когда платье на ней требовало сильно затягивать корсет.
- Моя тетка тоже ненавидела корсет... да и ее дочь наверняка не отличается привязанностью к сей детали женского туалета.
- Вы так хорошо знаете детали женского туалета? - подколола его Диана, ехидно улыбаясь.
- Не так хорошо, как хотелось бы! - пошутил Джек. - Но думается мне, в ближайшем будущем у меня будет возможность изучить их получше.
Он с удовольствием отметил, что щеки ее снова залила краска. Девчонка явно смущалась, но с то же время ее снедало любопытство. Вряд ли среди тех молодчиков, с которыми она общалась, были такие типы, как Воробей.
- А кто вы по профессии, Джек?
- Я? - Джек впал в некоторое замешательство. - Я... я моряк. Если честно, простой матрос, но не теряю надежды стать капитаном. - сознался он. Диана пренебрежительно фыркнула, накручивая на палец каштановую прядку.
- Простой матрос? Судя по манерам, вы дворянин, и если моряк, то матросом быть никак не должны, как минимум мичманом. Вы не дворянин. Вы простолюдин! - презрительно сказала она, надув губки.
- Увы, мадемуазель, я дворянин, но - c'est la vie...
- Такова жизнь. - машинально перевела она.
- Да, такова жизнь, мне пришлось стать матросом.
Диана приподняла брови. Джек пожал плечами и снял повязку, уже изрядно надоевшую. Волосы, теперь относительно короткие, завесили лицо. Он сдул челку с глаз и продолжил:
- Мне пришлось стать матросом, но это не значит, что у меня совсем нет денег, и я растерял все манеры за годы в море.
- Вы не первый год в море? - спросила она. Карие глаза загорелись любопытством. - Я тоже бывала в море, я приплыла из Англии... Эта ужасная качка, и вечно скрипят мачты и эти дурацкие канаты...
Джек усмехнулся. "Поубирала бы ты паруса в шторм, я бы посмотрел на тебя..."
Тут появилась служанка по имени Крис, притащившая на подносе Диане чай с парой рогаликов и суп Джеку.
- Интересно, что же вы делаете здесь, одна? - неожиданно даже для себя поинтересовался Воробей, осторожно пробуя горячий суп.
- Я жду подругу... - слегка покраснев, ответила Диана.
- Но почему именно здесь? - удивился Джек. Суп оказался вкусный, хотя есть вообще что-то горячее в такую адскую жару казалось пыткой.
- Скажу так - моя мать не совсем в восторге от того, что я дружу с ней.
- И как же зовут вашу... - Джек не решил еще, спросить про подругу или мать. - Вашу мать?
- Николь. Она очень красивая, не такая, как я. - смущенно сказала она.
- Вы красивая. - чувствуя, как щеки заливает краска, возразил Джек. Она и правда была красивая, особенно когда улыбалась.
Он доел свой суп быстрее, чем она свои рогалики, и залпом выпил ром, поморщившись. Глотку привычно обожгло, по жилам начало разливаться приятное тепло. Джек встал из-за стола, оставив на нем несколько шиллингов, и пошел к стойке.
- Эй, Вэллари, есть у вас свободная комната? - теперь ему по карману было остановиться здесь.
Сдобная блондинка, отряхивавшая подол коричневой юбки, подняла голову и удивленно сказала:
- Ты меня знаешь?
- Знаю, да только ты меня вряд ли сейчас узнаешь... - вздохнул Джек. - Так что насчет комнаты?
- Есть, а ты точно сможешь заплатить? - подозрительно спросила она, оглядывая его потрепанную одежду и грязные спутанные волосы. Джек засмеялся.
- Смогу, смогу. Ха, так и знал - встречают по одежке...
- Опять они здесь встречаются... - прошептала внезапно Вэллари, смотря куда-то за спину Воробья. - Бедная леди Диана...
"Леди Диана..."
Джек обернулся. Диана сидела за пустым столом, к ней подошла какая-то женщина в темно-зеленом платье и в шляпке с вуалью. Женщина сняла шляпку, похоже, зацепив какую-то шпильку в прическе, и по ее плечам рассыпались густенные золотистые локоны. Она что-то сказала Диане, они обе засмеялись, златовласка кое-как завязала волосы в узел на затылке, и они ушли из трактира. Оказалось, что новая знакомая Джека нисколько не ниже его по росту и на целую голову выше своей подруги. Воробью показалось, что он узнал ее.
- Вэллари, ты не знаешь, как зовут девушку, которая ушла с леди Дианой?
- Нет. Но она почти каждый день приходит за ней. Она не в ладах в родителями леди Дианы, уж не знаю почему.
- А где она живет? - поинтиресовался Джек, кладя на прилавок золотую монету. Вэллари тут же схватила ее, попробовала на зуб и спрятала в белый фартук.
- Иди в богатые кварталы по нашей улице, никуда не сворачивай. - принялась объяснять она. - Эта леди живет в небольшом особняке с белым фасадом, там дверь темного дерева, простая, не как в других дворянкских особняках, по три окна с каждой стороны от двери, а на втором этаже - семь окон, и вокруг дома садик, только он не выходит на улицу, а заканчивается вместе с передней стеной дома, и огорожен такой красивой чугунной решеточкой. Там еще по бокам от дома вишни стоят, большие, а дальше он вглубь, туда уходит. - Вэллари неопределенно махнула рукой. - И еще, там молоточек простой, а не всякий витой там, или какой другой... Все простое очень, не вычурное, как у других. - закончила она. - Ты сразу узнаешь этот особняк, он отличается от других.
Джек кивнул и вышел. На улице было все также солнечно, только ветер немножко усилился, и народу на улице стало больше. Он дошел быстро до дворянских кварталов и также быстро нашел "простой" дом.
"Так же, как там..."   
Он остановился, не зная, стучать, или все-таки не стоит. Джек почему-то очень волновался, в душе поселился какой-то необъяснимый страх, но страх приятный, предвкушение встречи. Он решился и постучал молотком в дверь.
Ему открыла немолодая женщина с веселыми морщинками в уголках глаз, полненькая и невысокая.
- Здраствуйте, мистер! - доброжелательно сказала она, разглядывая его. - Что вам нужно?
- Позови свою хозяйку.  - попросил Джек. Женщина немного удивилась, но кивнула и ушла куда-то вглубь дома. Воробей не стал дожидаться приглашения и вошел... в прошлое. Тот же полутемный уютный холл, две банкетки, окна в темных рамах за тяжелыми зелеными шторами, неширокая и не очень высокая лестница... Только дверей, таких же простых и темных, было меньше, не шесть, а четыре.
Скрипнули дверные петли. На пол упала широкая полоса света, и снова исчезла. В холл вошла невысокая девушка в темно-зеленом платье, с распущенными по плечам кудрявыми волосами, даже в сумраке отливавшими золотом.
- Кто вы? - спросила она, подходя к Джеку. - И какого черта вы здесь делаете? - темные глаза сверкнули.
- Леди так не говорят! -  улыбкой ответил Воробей. Во взгляде девушки что-то сломалось. Она опустила голову, потому снова подняла ее и стала разглядывать его лицо, медленно, изучая каждую черточку...
Вошла горничная и раздвинула шторы на окнах, сметая пыль с подоконников. Девушка моргнула пару раз от яркого света и снова вгляделась в лицо Джека. Тот тоже жадно смотрел на нее. Она изменилась - стала намного красивее. Черты лица стали четче, на щеках появились ямочки... впрочем, нет. Они обозначились еще тогда, когда ей было всего четырнадцать лет... Теперь понятно было, что у нее широкие скулы, лицо не совсем овальное. Нос, в детстве бывший вздернутый, в девичестве - смешной уточкой, теперь стал прямым, длинным. Глаза были еще более яркие, темно-зеленые, с маленькими желтыми пятнышками, словно прыгающими искорками. Волосы стали еще гуще, еще кудрявее, еще золотистее... Они были длинные, почти до талии. Девушка не была такой высокой, как ее мать, наоборот, маленькой, но фигурка у нее была такая же тоненькая и изящная.
Она долго смотрела ему в глаза. Прибирающаяся горничная остановилась и уставилась на них, парня и девушку, стоящих на расстоянии фута и неотрывно глядящих друг на друга, не произнося не слова. Из гостиной вышла Диана и застыла в дверях. Полненькая женщина, открывшая Джеку, тоже смотрела на них из-за ее спины.
Эта немая сцена продолжалась довольно долго. Наконец из глаз Джен полились слезы, и она крепко обняла его, прошептав: "Джек..."
Диана и обе горничных тут же шумно задышали, словно до того затаили дыхание. Джен отстранилась от него, оглядела  головы до ног и зарыдала еще пуще. Джек стоял столбом, не зная, что сказать, и просто смотрел на нее.
- Джек... Ты вернулся, Джек! - она вытерла слезы и снова обняла его.
- Да, я вернулся, сестренка, а ты так и будешь тискать меня здесь? - спросил Джек, улыбаясь. На душе стало так хорошо, светло... Он был счастлив.
- О, Джек, конечно, пошли в гостиную! - Дженни подтолкнула его туда, где стояла недоумевающая Диана. Горничные снов занялись своими делами.
Он прошел в небольшое светлое помещение. Все было также, как в их прежнем доме в Сантьяго-де-ла-Вега - большой камин, диван, пара кресел, книжный шкаф, цветастый ковер на полу... Джен усадила его в одно из кресел, уселась напротив и уже открыла рот, чтобы что-то спросить, но ее перебила Диана:
- Джен, ты не рассказывала мне о Джеке! Извини, если это очень личное, он твой... возлюбленный? - она была очень взволнованна, удивлена и почему-то сердита одновременно. С другой стороны, все было понятно - пришел какой-то грязный парень, прервал их встречу с подругой, довел ее до слез, пускай и счастливых...
- Диана! - рассмеялась Джен. - Как же он возлюбленный? Он мой брат!
Джек почему-то покраснел.
- Да, я ее брат, а не тот, кто ты подумала... - зачем-то начал оправдываться он.
- Брат! - теперь настала очередь смеяться Диане. - Да вы похожи как чашка и собака!
- Вот спасибо-то! - обиделась Джен. - Он действительно мой брат, его зовут Джек Грант, он сын моего дяди... Ты не можешь его знать потому... - она запнулась и посмотрела на Джека, ища поддержки. - Потому... потому что ему пришлось переехать в другой город с отцом, когда Джеку было тринадцать лет.
- Да? - ядовито поинтересовалась Диана. - А ты говорила, что твой дядя умер, когда тебе было шесть лет. Ты осталась с мамой. Насколько Джек тебя старше?
Джек почувствовал, что щеки снов заливает краска. "Да что это со мной! - выругался он про себя. - Краснею, как девчонка!"
- Если честно, я младше... на год. Почти. Немного меньше.
- И ты умер... тьфу-ты! И ты уехал с отцом в другой город, когда тебе было тринадцать лет? - насмешливо спросила Диана.
Джек разозлился.
- Слушай, а почему это мы с Джен должны перед тобой оправдываться? Я лично тебя не знаю! Хватит нас заставлять краснеть, язва! Мы брат с сестрой, просто двоюродные, а не родные, к тому же я не чистый англичанин, а метис, помесь европейца и индианки, и похож больше на мать, чем на отца! А она - наоборот, копия Лили-Роуз, а Лили-Роуз была очень похожа на моего отца!
Диана захлопнула ротик и уселась на диван с обиженным видом. Джек, подавляя закипевшую в душе злость на эту вредину, повернулся к сестре. Та застыла на месте, восхищенно глядя на него.
- Ну ты даешь, Джек... Ее мало кто может поставить на место, мисс Диана чрезмерно избалована своими любящими родителями! - она насмешливо взглянула на девушку и снова посмотрела на Джека. - Какими судьбами? Как ты здесь оказался? Как ты меня нашел? Что ты делал все эти годы?
- Нет, я сначала спрошу тебя! - улыбнулся Джек. "Она все такая же любопытная..." - Что ты делаешь здесь, в порте Ройале? Почему твой дом - копия нашего дома в Сантьяго-де-ла-Вега? Почему ты носишь шляпки с вуалью, ты же их ненавидела?
- Ну хорошо, - вздохнула Джен, - я первая тебе расскажу. Я...
Она не договорила. Заскрипела дверь, послышался топот, и к Эванджелин подбежали двое детей - мальчик и девочка, удивительно на нее похожие, но оба как-то по-своему. Оба были золотоволосые, синеглазые, со смешными вздернутыми носиками. Девочка взобралась к Джен на колени и обняла ее, с подозрением и любопытством глядя на Джека. Мальчик, обиженно засопев, кое-как устроился рядом с мамой в широком кресле, смяв ее юбки. Девочка была одета в короткое синее платьице, ее брат - в смешной, тоже синий костюмчик, как у взрослого. Джек понимающе вздохнул.
- Твои дети?
- Да... - Джен обняла дочь и погладила сына по голове. - Эмили и Том Вестоны.
- Вестоны? Разве ты не вышла замуж? - протянул Джек.
- Вышла. Вот смех - Джим оказался моим однофамильцем! - улыбнулась сестра, но улыбка вышла какой-то неловкой, грустной.
Джек понимающе опустил глаза.
- Давно он...
- Три года назад. Через год после свадьбы. - жестко сказала Джен, холодно глядя на него. - Я научилась справляться с горем, Джек, и не надо меня жалеть.
- А Лили? - полюбопытствовал Джек. - Где она сейчас?
- Там. - Джен с тем же отстраненным видом показала глазами на потолок. Джек опустил голову, чувствуя, как горлу подкатывает горячий ком. Он все же любил ее, она заменила ему мать, она вырастила его, она дала ему то, что не смог бы дать его отец - материнскую любовь, женскую заботу... Мужчина, как бы он не старался, не смог бы вырастить сына таким, каким он должен быть. "Я сентиментален... не знал об этом... но наверное, я познал слишком мало потерь."
- Когда? - спросил он, сглотнув комок и отогнав невольные слезы от глаз.
- Через год, после того как ты сбежал. Я едва вышла замуж. Она очень переживала за тебя, Джек. Она заболела... но я не верю, что она умерла из-за этого. Ее наверняка убили. - серьезно сказал Джен, гладя прижавшуюся к ней дочь по голове. Мальчик сполз с кресла и подошел к Джеку, уставившись на него широко раскрытыми глазенками.
- Ты кто? - с любопытством сказал он.
- Меня зовут Джек, приятель. - спокойно ответил Воробей.
- Ты папа? - прямо спросил Том.
- Нет, Том, я не папа. - со вздохом проговорил Джек. - Я твой дядя, брат мамы.
Это казлось невероятным - у него есть племянники. Такие маленькие... он совершенно не знал, как вести себя с детьми.
Джен с печальной улыбкой налблюдала за ними.
- А где мой папа? - голос мальчонки начал подозрительно дрожать.
- Я не знаю, Том. Я думаю, там, где он теперь, ему хорошо.
- Том, малыш, иди ко мне. - позвала его Дженни. Мальчик, насупившись, посмотрел на Джека еще раз, произнес: "Ты не папа!" и забрался к маме на руки, подвинув возмущенную сестренку.
- Как ты жила все эти годы? - спросил Джек. - Здесь?
- После свадьбы - да. Джим построил этот дом, потому что я очень тосковала по тому дому. - спокойно начала Эванджелин. Диана сидела на диване как мышь, слушая и не произнося не слова. - Мы переехали сюда после смерти мамы. Джим был офицером флота. У него было приличное состояние, оставшееся от отца, да и у меня было очень хорошее приданое, едва ли не больше, чем у него. Мама перестала торговать еще тогда, когда ты ушел, я кое-как делала это за нее. Когда я вышла замуж - мне просто стало незачем. Деньги, которые были и которые есть... их хватило бы не одному человек не на одну жизнь. Я воспитываю своих детей, изредка посещаю балы, провожу время с подругой... В общем, скучная жизнь богатой леди с детьми. Хотя, разве с детьми может быть скучно? - улыбнулась она. - Теперь твоя очередь.
- Ей можно доверять? - кивнул Джек на Диану. Та грозно сверкнула на него глазами, но промолчала.
- Как мне. - ответила Джен.
- А тебе можно доверять? - спросил Джек. Джен открыла было рот, чтобы разразиться злобной отповедью, но неожиданно закрыла его и задумалась.
- Можно. - наконец, сказала она. - Я не хочу, чтобы моего брата, кем бы он ни был, упекли за решетку.
- С чего ты решила, что я делаю что-то противозаконное? - удивился Джек. "Она не зря любила свои интриги. Проницательная, однако..."
- Твой вид говорит сам за себя. - засмеялась Джен.
- Не думаю. - парировал Джек. - Любой моряк на любом торговом судне выглядит примерно так же.
- У них нет собственных сабель, только из корабельного запаса. Подожди... - Джен усадила обоих детей на диван к Диане и подошла к двери. В холле было пусто, никто не подслушивал. Она плотно захлопнула дверь и повернула ключ в замке. Но тут же отперла его вновь.
- Прости, Диана, но если он действительно... тот, о ком я думаю, то тебе лучше уйти.
Девушка молча встала и ушла, наградив Джен презрительным взглядом. Джек проводил ее глазами.
- Она обидчивая и жутко плаксивая. Ей можно доверять, но когда она обижена - она может отомстить как угодно. Лучше перестраховаться. - объяснила свои действия Дженни. Она вернулась и села в свое кресло. - Ну? Я жду.
Джек достаточно кратко рассказал ей все, что происходило с ним последние четыре года.
- Ты пират... - протянула Джен, когда он закончил. - Что ж, это меняет дело. Насколько я знаю, Томас хочет убить тебя лично, собственными руками. Это он мог тебя похитить из Ла-Коруньи тогда, исключительно для того, чтобы задушить самому. Вполне в его духе - когда думает о мести, срывается с катушек окончательно.
- Ты хорошо его знаешь?
- Он представитель Вест-Индской компании в порте Ройале. Находится здесь уже полгода. Достал всех неимоверно. Въедливый, и секретарь его, Бекетт, такая же сволочь.
- Бекетт? - переспросил Воробей. - Такой щуплый, не очень высокий, с холодными голубыми глазами?
- Да, он еще в своем дурацком парике похож на подтаявшее мороженое! - пошутила Дженни. - Значит, это он следил за тобой, начиная с пристани?
- Похоже на то. Видать, я ему очень приглянулся! - насмешливо сказал Джек.
- Да, влип ты, братец, по самые уши... Он тебя будет ловить, пока не поймает и не убьет собственоручно.
- Так откуда ты его знаешь?
- Он представитель Вест-Индской компании, говорю тебе! - рассердилась Джен на его непонятливость. - Мама торговала под его теплым крылышком, как владелица плантации.
- А, ну да... А когда ты подменила ее аж в четырнадцать лет на этом посту...
- Если честно, то не совсем я. Формально все делала она. А мне помогал Джим.
- Не знаю, как такое возможно, но постараюсь поверить. - поморщился Джек. - Знаешь, как-то уже надоело, что он охотится за мной... Я сам его убью лучше! Хлопот меньше! - неожиданно распалился он.
- Ну и убей. - равнодушно сказала Джен. Ее детки на диване устроили целую баталию, сражаясь подушечками-думками, и одна из них, выскользнув из рук Эмили, прилетела Джеку в лицо. Тот разозлился окончательно.
- Вот и убью! В конце концов, стреляю я отлично, шпагой тоже владею неплохо, шанс у меня есть! Может, мне его на дуэль вызвать? - всерьез озадачился он.
- Не стоит. - улыбнулась Дженни. - Сколько помню, он и меня хотел убить... возможно, он убил маму... Я знаю способ, как тебе помочь.
Она подошла к столу, стоящему у окна, и помахала взятыми с него двумя голубыми конвертиками в воздухе.
- Приглашения на костюмированный бал в честь дня рождения дочери лорда Томаса!             

*Перты - канаты, подвешенные под реи, на которых стоят матросы во время работы с парусами.

8

VIII.

Джек вздрогнул. В комнате, несмотря на адскую жару, стало как будто холоднее.
Джен все еще помахивала приглашениями, стоя у стола. Улыбка начала медленно сползать с ее лица, когда она заметила, что Джек опускает голову и прячет глаза.
- Мама, я к Мадлен хочу!
Джек оглянулся на диван. Том с воинственным видом подскакивал на подушке, явно изображая лихого наездника. Его сестренка стояла рядом на коленках и капризно хлопала себя ладошками по подолу платья, сминая тонкую ткань. Кто из них произнес эту фразу, было понятно сразу.
Дженни снова улыбнулась, на этот раз ласково, бросила конвертики обратно на стол и пошла отпирать дверь. Том и Эмили слезли с дивана и побежали к ней. Когда топот маленьких ножек стих, Эванджелин снова повернула ключ в замке и вернулась в свое кресло. Джек поднял голову, но не рискнул встретиться с ней взглядом, избегая смотреть на сестру.   
В мыслях был полный сумбур. Одна простая фраза поселила в нем страх, неуверенность, даже непонимание. Еще несколько минут назад он был готов убить человека, который охотился за ним больше пяти лет. Но это был секундный запал, просто мгновенная ярость от сознания того, что он, Джек, практически бепомощен перед Томасом. Вдобавок в лицо прилетела диванная подушечка, и гнев выплеснулся наружу. Теперь же Воробей был вовсе не уверен, что хочет убивать, что может убивать. Слова были фарсом, бахвальством. Но та, от кого он этого меньше всего ожидал, приняла их всерьез. Это и пугало, и было непонятно. С другой стороны, Джен в него поверила? Она сказала – это будет поступок настоящего мужчины. Она верит, что он взрослый. Даже несмотря на то, что старшим сестрам свойственно считать своих братьев вечными детьми.
Но Джек уже передумал. Он не хотел убивать Томаса.
- Чего ты молчишь? – недоуменно спросила Джен. – Тебе не нравится эта возможность?
- Нет… я не… - Воробей заткнулся, не зная, что сказать. «Прости, дорогая, но я пошутил?» Это просто смешно. Он не может показать ей, что пошел на попятный. Но что сказать?!
- Что? – переспросила Дженни. Она, похоже, тоже чувствовала себя несколько неуютно, ерзала в кресле, сминая юбку своего зеленого платья, щеки покрылись почти пунцовым румянцем, но настойчивый взгляд темных глаз был по-прежнему устремлен на Джека.
- Эээ… ничего. – соврал Джек. – Мне все нравится… но тебе не кажется, что мы как-то слишком торопимся?
Джен неопредленно повела плечами.
- Не кажется… Все же, если есть возможность, да еще такая, то зачем ее упускать? Скажи честно, ты не хочешь убивать его, да? Я все понимаю…
Джек пожал губы и прищурился.
- Хочу. И я его убью. На этом балу. Когда он там будет? – он и сам не знал, что может так хладнокровно и легко врать.
- Послезавтра. – ответила Джен. В глазах ее зажегся незнакомый огонек. – Я все-все придумаю, Джек. Ах, как давно я не была на нормальном большом балу… Пожалуй, с того самого злополучного вечера. Пять лет назад. Господи, да я даже не помню, как танцевать!
- Все ты помнишь. – устало сказал Воробей. – Не надо со мной кокетничать. Значит, послезавтра…
- Да, послезавтра. У меня есть два дня, чтобы привести тебя в порядок. А то ты неважно выглядишь… И пахнешь странно…

Все следующее время до бала было для Джека сказочным сном. Он наконец-то прилично вымылся, смыв с себя всю грязь тортужских улиц и соль морских волн. Причем частично с него слез и загар.
Он носил нормальную, чистую одежду. Джен, не такая практичная, как другие англичанки, хранила все вещи своего покойного мужа, и, скрепя сердце, разрешила Воробью носить некоторые из них.
Джек поселился в комнате, являвшейся абсолютной копией той комнаты, что когда-то была его собстенной в старом доме в Сантьяго-де-ла-Вега. Все было точно такое же, как там – кровать, письменный стол, кресло, одежный шкаф (правда, пустой), и даже гитара в углу была та самая, которую ему подарила Лили-Роуз.
Костюм и маску ему делали на заказ, как обычно и было. Костюм был довольно простой – штатская одежда, отличавшаяся от обычной лишь тем, что была полностью черной, только сорочка была вызывающе красной. Красной была и маска, простая, закрывавшая лицо Джека от линии роста волос до скул.
Джен, чтобы выглядеть рядом с блистательным Джеком не пестро одетой дурой, а настоящей таинственной леди, остановила свой выбор на красном платье с вышивкой черной и серебристой нитью на лифе, и черной маске, украшенной драгоценными камушками, правда, Воробей не знал, настоящие они или нет. Таким образом, на балу они должны были составлять несколько демонический дуэт – слишком яркие были цвета костюмов, слишком вызывающие и заметные.
Дженни разработала целую историю Джека. На Ямайку недавно прибыл богатый испанец, сеньор Анджело д’Иглесиас, купивший плантацию табака. Сам он жил в поместье на территории плантации, но, поскольку в английских колониях испанцев, мягко говоря, очень недолюбливали и убивали просто так, ни за что, он привез с собой кучу солдат-охранников. Причем с плантации некоторых отпустил в порт Ройал, логично рассудив, что вдалеке от большого населенного пункта его трогать будет в принципе некому. Джек же, по истории, должен изображать из себя одного из этих солдат-охранников, Мигеля д’Эсперранса-Роза, который по некому стечению обстоятельств подружился с ней.
На самом балу какое-то время «Мигель» развлекается, потом, когда Томас уходит куда-нибудь, незаметно идет за ним, ждет, пока лорд остается один и убивает его. Потом возвращается в зал и продолжает танцевать.
Джеку план не нравился. Во-первых, он элементарно не был уверен, что никто не заметит его уход. Во-вторых, ему не хотелось убивать. Воробей не знал, сможет ли вообще это сделать. В-третьих, неизвестно было, уйдет ли Томас и останется ли он один. В-четвертых, Джен продумывать все до мелочей не желала. Единственным ее ответом на вопрос «И это все, что ты можешь придумать?» было: «Мы же не знаем, что там будет. Действуй по наитию!»
Джек, конечно, умел импровизировать и полагаться на свою интуицию, но сейчас ему казалось это неправильным. Хотя и выхода другого не было.

На бал полагалось прийти прямо в костюмах и масках. Джек уже забыл – как это, собираться на бал, как всегда, в страшной спешке, когда кажется, что ничего не успеешь.
Он нервничал. У него было впечатление, будто он долго и тщательно готовится к убийству, а не празднику. Хотя вся его подготовка состояла в том, что он засунул в сапог нож. Оделся он быстро и сам, тем более что в костюме не было таких деталей, которые надо было бы застегивать или пристегивать с помощью слуги. Гораздо дольше пришлось ждать Джен. Все время, пока она одевалась и делала прическу, Джек сидел в гостиной, одетый в свой черно-красный костюм, и нервно постукивал кончиками пальцев по подлокотнику кресла, размышляя о предстоящем «деле». Воробью казалась какой-то наигранной вся эта суета. Он не хотел убивать. Но его поддержали. В него поверили. Джен сказала, что это будет поступок настоящего мужчины. Настоящий мужчина не боится убивать. Он не остановится ни перед чем в достижении своей цели. К тому же, если Джек покажет свою слабость, то разочарует Дженни, а так не хотелось, чтобы она, и без того, похоже, довольно гордая и ироничная, язвила над ним, считала только маленьким младшим братом… Только волнение все равно дало о себе знать, проявившись в икоте. Правда, не очень сильной.
В конце концов Джен он все-таки дождался. Хотя скорость ее приготовлений была и медленной, оно того стоило – сестра выглядела королевой в своем платье с воздушной, пышной юбкой, короткими рукавами и черными перчатками.
Когда они садились в карету, Эванджелин снова прицепилась к Джеку, требуя от него пересказать еще раз его вымышленную историю.
- Ну, меня зовут Мигель д’Эсперранса-Роза. Я офицер испанского флота, был наемным охранником сеньора д’Иглесиаса. Был отпущен со службы, жил в порте Ройале, с тобой познакомился по стечению обстоятельств, которые неприятно вспоминать, не хочется распространяться. Так?
- Так… черт! – карету немилосердно трясло, она подскакивала на всех кочках и булыжниках. Подскакивали и Джек с Джен, первый – нервно икая, вторая – ругаясь сквозь зубы. – Что ты будешь делать на балу?
- Пойду за Томасом, когда тот выйдет куда-нибудь, если он останется один… ик! Убью. – чуть слышно ответил Джек. – До того и после того буду на балу танцевать с кем-нибудь.
- Не икай! Это не эстетично. – резко сказала сестра, но тон ее голоса тут же смягчился. – Да, хорошо все-таки, что ты не успел на званый обед.
- Какой еще званый обед?
- Сначала был большой прием. Обед, поздравления. Я подарила Диане…
Джек поперхнулся и икнул громче обычного, так что даже возница завозился на козлах, что-то пробормотав про мистеров, которые слишком много себе позволяют.
- Кому?!
- Диане. – недоуменно ответила Джен, расправляя складки платья на коленках. – Диана дочь Томаса, а что?
- Она… ик?!
- Слушай, чего ты так удивляешься? Она называла тебе фамилию?
- Нет…
- Ну да, она ее не любит… Всегда сразу же просит звать ее Дианой… - вздохнула Эванджелин. – У подростков свои заскоки.
- Подростков? – снова попробовал удивиться Джек. Карета уже подъезжала к большому дому с разукрашенным лепниной фасадом, не очень высоким кирпичным забором, выкрашенным в белый цвет и коваными черными воротами с замысловатым узором решетки.
- Да шестнадцать лет ей всего! – наконец вышла из себя довольно терпеливая Джен. – Говорят, ее хотят выдать замуж за какого-то аристократа из Лондона… Он красавчик, должна сказать, я видела его на обеде. Высокий, светловолосый, с большими серыми глазами… и весь такой… ну как конфетка! – она мечтательно прикрыла глаза. – А еще у него плечи широкие… И такие усы…
Джек, невольно сравнивая себя с «красавчиком» из Лондона, недовольно надулся. Сам он высоким не был, скорее, казался хрупким при не таком большом росте и худосочном телосложении, светлыми волосами и серыми ясными глазами не обладал, а усы вообще были тихим разочарованием – короткие, мягкие и довольно-таки редкие, хотя в последнее время расти они стали лучше. Он надеялся, что хотя бы на лицо вышел не хуже этого лондонского офицера. Джека почему-то задело и то, что «красавчик» жених Дианы, и то, что нравится Джен. Причем первое не понравилось ему гораздо больше, чем второе, и если последнее понятно – зачем ревновать сестру, то предыдущее - не совсем. 
- Мисс, позвольте помочь вам. – раздался слева голос, принадлежащий упитанному лакею с пышными усами и круглым, блестящим от пота лицом. Джек и не заметил, как карета остановилась в большом дворе, вымощенном булыжниками. Здесь уже было довольно много карет, какие-то стояли пустые, из каких-то выходили леди и джентльмены в нарядных пестрых костюмах и блестящих масках, какие-то подъезжали к воротам, собираясь покинуть дворик.
Джен оперлась на предложенную руку слуги и вышла из кареты, Воробей выскочил следом, поспешно надевая маску.
- Ваши приглашения, мистер и мисс? – чопорно осведомился слуга, протягивая потную ладонь. Джен, вынув откуда-то конвертики, вручила ему голубые бумажки и прошла мимо, брезгливо отряхивая перчатки. Джек, изображая гордого испанца, обжег неприятного лакея взглядом черных глаз и, подняв голову, прошел за сестрой. Во дворе было довольно людно, и Джен уже ушла вперед, но она очень выделялась среди них благодаря яркому наряду и переливающимся в лиловато-алом свете заката волосами.
В большом зале с зеркалами было очень жарко и душно, лоб Джека даже под маской моментально покрылся испариной. Танцующие пары напоминали пестрый суп, который кружится без остановки, но никак не может закипеть, от него исходит противный запах пота и множества духов… 
Все были одеты невероятно ярко, отовсюду сияли блестки и драгоценные камни, поблескивали перья в прическах дам, сверкали золотые и серебряные пуговицы на камзолах кавалеров. Джен и Джека отличало ото всех одно – никто, кроме них, не использовал черный цвет в своем костюме.
Было шумно. Мало того, что играла громкая музыка, но еще и практические все танцующие разговаривали. Множество голосов сливались в общий гомон, из открытых настежь окон доносились разные звуки – далекий шум моря, тихое пение ночных птиц, шелест ветра в листве деревьев большого сада…
- Смотри, - указала Эванджелин в центр зала, - вот он, Томас.
Джек проследил направление ее руки и увидел довольно высокого человека. Он смотрел на вход в зал, как раз туда, где стояли брат и сестра. С такого расстояния было не разобрать, какого цвета у него глаза, то ли карие, то ли темно-синие, но Воробей чувствовал их колючий взгляд. Томас был слегка смугловат, так же как и Диана, лицо с резко очерченными скулами перечеркивал наискось белый шрам. Он не задевал глаза, но придавал их выражению какую-то мрачную решимость, недоверчивость и цепкость. Довольно длинные волосы густого каштанового цвета, тоже совсем как у Дианы, были забраны сзади в хвост. Фиолетовую маску лорд держал в руке. Одет он был в такой же фиолетовый костюм. Рядом с ним стояла красивая высокая женщина в светло-зеленом платье. Длинные русые волосы были уложены в достаточно простую прическу, очень выгодно сочетающуюся с овальным личиком с изщяными тонкими чертами.
Оба не понравились Джеку. У жены Томаса было слишком холодное, равнодушное выражение лица. Может, для англичанки это было и нормально, но он привык к южным англичанам, эмоциональным жительницам колоний, для которых такая сдержанность была просто нонсенсом. Сам же Ричард Томас оказался именно таким, каким снился Воробью в самых страшных снах. Джен была в чем-то права, не убить этого гада было бы грехом, но даже это пугало. Такой запросто мог дать сдачи или не пропороться с одного удара. Да и просто… страшно было… не хотелось убивать…

У дальней стены был сооружен помост, на котором расположились музыканты – два скрипача, виолончелист и гитарист. С краю стоял клавесин, но на нем пока никто не играл. Вдоль стен между зеркалами стояли банкетки.
Джен потянула брата к одной из таких банкеток. Джек, напряженно вглядывающийся в Томаса, безропотно последовал за ней. Очнулся он лишь тогда, когда пухленькие руки в черных перчатках надавили ему на плечи и силой усадили на бордовую ткань.
- Что ты делаешь? – удивился Воробей.
- Как видишь, сижу. – язвительно ответила Джен. Она явно была чем-то недовольна, нервно теребила в руках черный веер.
- О чем ты думаешь? – спросил Джек, почти не надеясь на ответ. Как оказалось, причина внезапно изменившегося настроения сестры была существенна, чего он и боялся.
- Я вспомнила, что кто-то может знать о том, что настоящий Мигель д’Эсперранса-Роза был убит два дня назад. - зло взглянув на брата, произнесла Эванджелин.
Джек поперхнулся.
- Так он настоящий? Ты не выдумывала это имя?!
- Нет! Он наст… был настоящий. Его убили какие-то пьяницы в порту. Ты же знаешь, из-за политической ситуации испанцев сейчас режут здесь, как свиней. Он помог мне однажды. Я сидела в трактире, ждала Диану – ее мамаша против того, чтобы мы дружили, по неизвестной причине – и не дождалась. Пошла домой, и ко мне прицепились какие-то пареньки. Обоим не больше шестнадцати, но с ножами… А Мигель меня спас от них. Проводил, познакомились поближе… В общем… - Джен словно засомневалась, стоит ли говорить, но потом, глубоко вздохнув, продолжила. – В общем, получилось так, что он оказался в моей постели.
Джек выпучил глаза и закашлялся.
- Что?! Ты и ИСПАНЕЦ?!
Джен грустно кивнула.
- Я тоже думала, что я добропорядочная леди… Как оказалось – нисколько. Сплю с испанцем, с которым познакомилась пару часов назад, помогаю брату отомстить его злейшему врагу, одеваюсь на бал, как последняя шлюха… Наверное, я и есть шлюха.
Джек молчал, не зная, что сказать.
- Месяц я с ним тайно встречалась. – заговорила она снова. – Два дня назд его убили. Об этом почти никто не знает – я нашла его первой, и мои слуги его похоронили. У нас должно было быть свидание… на пляже… А самое плохое то, что, возможно, я теперь ношу под сердцем его ребенка…
Джек открыл рот, чтобы сказать что-нибудь, но тут же его закрыл. Ответить было нечего. Хороша семейка, нечего сказать. Один – пират, хочет убить лорда, другая – шлюха, которая спала с едва знакомым испанцем и ухитрилась забеременеть… Весело живут…
- Ты не виновата… - наконец выдавил он. – Что было – то прошло… Давай лучше танцевать. Твой любимый вальс играют.*
Джен, вздохнув, кивнула. Джек, чтобы хоть чуть-чуть развеселить ее и забыться самому, вскочил на ноги, церемонно поклонился сестре, подал ей руку и наигранно-торжественно произнес:
- Позвольте пригласить вас на танец, мисс Вестон? 
Джен улыбнулась.
- Конечно, мистер Грант… пардон, дон д’Эсперранса-Роза!
Она встала, одну руку положила ему на плечо, другой сжала его ладонь, и он осторожно повел ее в танце.
В нем проснулось давно, как казалось, забытое умение танцевать вальс. Раз-два-три, раз-два-три, и снова по кругу…
Они кружились снова и снова, пока вальс не закончился. После первого танца надо было сменить партнера. Джек поклонился сестре, та сделала реверанс, и они разошлись.
Воробей лавировал в толпе, пользуясь передышкой, пока отдыхали музыканты. Наконец взгляд выхватил из толпы темноволосую девушку в сиреневом платье и такой же маске. Она только что вошла в зал вместе с высоким плечистым блондином в синей маске. Джек, тут же решив, что будет танцевать с ней, подскочил к ним сбоку и вежливо осведомился у кавалера красавицы:
- Позвольте украсть вашу даму на один танец, сударь?
Блондин недовольно нахмурился, прожигая Джека взглядом серых глаз. Тот невольно вспомнил рассказ Джен. И про жениха мисс Томас, и про то, что испанцев режут, как свиней. Девушка же смотрела на Воробья как будто оценивающе, сощурив глаза. Она словно силилась узнать его, но не могла.
А Джек узнал ее. Не сколько по лицу – оно так же, как и у него, было наполовину скрыто маской, по кончику же носа и губам  человека, которого видел пару раз, узнать довольно сложно. Он узнал ее по непослушным каштановым волосам, выбивающимся из сложной прически. Да и по кавалеру тоже.
- Как будет угодно мисс. – через силу выдавил блондин, болезненно сморщившись.
Диана, лукаво уыбаясь, переводила смеющийся взгляд с жениха на Джека и обратно, и наконец сказала:
- Пожалуй, я потанцую с этим мистером, Тони?
Блондин скривился, но кивнул. Джек улыбнулся и подал руку Диане. Как раз снова заирала музыка, вальс, но уже другой. Они начали танцевать.
- Итак, как же вас зовут, сэр? – кокетливо спросила мисс Томас. В карих глазах прыгали искорки, но оставалось и недоумение.
- Дж…Мигель, мисс. Мигель д’Эсперранса-Роза. Я испанец. А вас, очаровательная мисс?
- Диана. Просто Диана. – ответила она. – Мы… знакомы?
Джек судорожно сглотнул. Не хватало только, чтобы она его узнала.
- Боюсь, нет, Диана. Я недавно здесь, только месяц.
- А я и того меньше. – тепло улыбнулась девушка. Карие глаза словно засветились изнутри. Джек не мог отвести от них взгляд, наблюдая за золотыми искорками.
- Тогда не удивительно, что мы не встречались. – тихо ответил он. – Но ведь встретились.
Диана посмотрела на своего жениха, который стоял у стены, неотрывно наблюдая за их танцем.
- Иногда хочется, чтобы таких встреч было побольше. Вы знаете Тони?
- Не совсем. Знаю из уст моей… ммм… подруги. – Джек невольно покраснел, вспомнив, какие отношения связывали его сестру и настоящего Мигеля д’Эсперранса-Роза. – Хотя впечатление он на меня произвел… эээ… незабываемое.
- Он хороший человек. – сказала Диана, чуть сильнее сжав его руку. Воробей оглянулся на Энтони – от того, похоже, поведение невесты не укрылось. – Только очень ревнивый.
- Заметно. – буркнул Джек, спиной чувствуя недобрый взгляд блондина.
- Не злитесь. Вам не идет. – пошутила Диана, немножко откинувшись назад и лукаво посмотрев на него. Джек опять покраснел. Эта девушка обладает удивительной способностью вгонять всех в краску. Они как раз провальсировали мимо ее жениха, щеки его тоже пунцовели, но скорее от ярости, чем от смущения.
- Возможно. – не стал спорить Джек.
- Знаете, я… почему-то не хочу выходить замуж. Мама говорит, что счастье – в браке, детях, семейной жизни… А я - не хочу. Не хочу! – начала заводиться она. – Тони хороший человек, но… я его не люблю. Не могу любить. Он же меня съест со своей ревностью и собственничеством!
- А вам идет злиться. – заметил Джек, нагло улыбаясь. Диана зарделась и надула губы.
- Да ну вас! Я больше не буду с вами танцевать!
- Вы не будете – я буду. Но все равно с вами.
- Ах так! Вы не станете спрашивать меня? Тогда я расслаблюсь и буду висеть на ваших руках, как кукла.
- Честь для меня – носить такую красавицу на руках.
Диана замолчала, исчерпав свои аргументы, и просто положила ему голову на плечо. Конечно, танцевать так было не очень удобно, но зато как приятно… В груди незаметно потеплело.
Джек был немного удивлен ее поведением. В гостях у Джен она показала себя вздорной, капризной, даже истеричной. Теперь же она была совсем другая. С другой стороны, это было и понятно, она же не знала, кто он на самом деле. Обозлилась на Джека, а не на Мигеля.
Танец кончился. Джек отпустил ее и учтиво поклонился. Диана сделала реверанс. Она не спешила отходить от него, а ее жених никак не мог протолкаться к ним через толпу.
Воробей решил воспользоваться моментом.
- Давайте встретимся завтра, Диана. Днем. Вы сможете?
Она чуть покраснела, опустила голову, и снова подняла ее.
- Наверное, смогу. Только не днем, а вечером. Впрочем… не знаю.
- Тогда… давайте встретимся завтра, в… ну… допустим, четыре часа пополудни? Уже не день, еще не вечер?
- Хорошо, дон д’Эсперранса-Роза.
Джек поморщился.
- Не называйте меня так, Диана. Лучше по имени.
Она лукаво улыбнулась. Взгляд скользнул по его лицу и уставился в одну точку над правым плечом. Похоже, там подходил Тони.
- Хорошо… Джек! 
Диана обошла его, коснувшись теплой ладонью щеки, и исчезла в толпе.
Воробей, ошеломленный, остался стоять на месте. Джек! Она его узнала!
Он пошел к выходу из зала, но уже почти в дверях его перехватила Джен.
- Ты где был?
- А? – оглянулся Джек, все мысли были заняты назначенным свиданием.
- Где был-то? – настойчиво продолжила сестра. – Ты прозевал Томаса.
- Какого Томаса? – равнодушно отозвался парень, выходя в темный холл. Эванджелин незамедлительно последовала за ним.
- Ричарда Томаса.
Джен явно волновалась. Руки напряженно ломали веер, похоже, она не осозновала что делает, кусала губы и беспокойно озиралась. Только Дженни, даже не понимая своих действий, все равно пыталась не выдать волнения. Джек, рассеянно наблюдавший, как она методично выщипывает перышки из веера, хотел уже спросить, не плохо ли ей, потому что лицо Джен то краснело, то бледнело, но тут до него неожиданно дошло, что она сказала. 
- Что?! Томаса?!
- Да, Томаса. – спокойным тоном подтвердила сестра. – У тебя был отличный шанс пришибить своего злейшего врага, но ты благополучно его проспал. С кем танцевал-то, Казанова?
- С Дианой… - удрученно отозвался Джек.
- Понятно. Томаса не прозевал, но не того. – Джен насмешливо улыбнулась. – А блондинчик-то как взбеленился, когда ты его невесту пригласил… Стоял прям бурый от возмущения, подпирал стенку, глаз с вас не спускал. А я-то еще удивилась – где Диана?
Джек был огорчен и обрадован одновременно. Ему больше не надо убивать Томаса. Он просто тихо смоется отсюда куда-нибудь… но в этом была загвоздка. Деться ему было абсолютно некуда. Да и… Диану оставлять уже как-то не хотелось. Несмотря на то, что она дочь Томаса.
- Что ж, братец… У тебя был шанс, как я уже говорила, и ты его прохлопал. Поздравляю. – почти весело сказала Джен. Веер в ее руках с хрустом сломался. Она отбросила обломки, стянула перчатки и принялась их комкать. Джек заметил, что взгляд у нее был какой-то отсутствующий, словно бы она не осознавала, что делает. Наверное, слишком взволновалась на это балу, она же беременная…
- Ладно. Что было, то было. – вздохнул он наконец.
- Угу. Ну ладно. Я пойду еще потанцую, а ты? – улыбнулась Джен.
Джек вместо ответа снова пошел в зал. Издалека было видно, как сверкают розовые камушки в каштановых волосах Дианы, а взгляд теплых карих глаз ищет кого-то в толпе.

*«Твой любимый вальс играют.» – я знаю, что это исторический ляп. Расцвет вальса был в XIX веке, а появился он в XVIII. Но все эти менуэты и полонезы такие скучные… Пускай Джек развлекается!

9

IX.

Они вернулись с бала уже заполночь, едва не валящиеся с ног от усталости, но довольные донельзя. Оба как будто танцевали вперед лет на десять. Джек, казалось, перезнакомился со всеми дамами на балу. Но все же на следующем танце случайную пару сменяла Диана, кокетливая и смешливая. Наверное, она улыбалась больше всех в ту ночь, хотя это было и ясно, все-таки бал был устроен в ее честь. Джен, все понимающая, отвлекала ревнивого, как испанского быка, Тони, каким-то непостижимым образом уговорив его на очень длительную прогулку в саду.
Джек танцевал с Дианой, любовался ее задорной улыбкой, карими глазами, и обдумывал мысль о мести Томасу.
Убивать параноидального лорда было не обязательно. По крайней мере, необходимости в этом Джек не видел. А по здравом размышлении и вовсе отмел этот способ в сторону. Джен, похоже, переувлеклась идеей помочь брату. В ее действиях была странная целеустремленность – как будто не он хотел убить Томаса, а… она. Хотя Воробью не верилось, что она может и хочет кого-то убить. Дженни любит играть роли и затевать интриги, просто на этот раз она заигралась.
Хитрый Джек придумал иную возможность отомстить лорду. Судя по тому, что он устраивает в честь дочери пышный бал, он очень любит ее. Буквально души не чает. Вот на отцовских чувствах и собрался сыграть несостоявшийся пират.

Дома растрепанную Джен и мечтательного Джека встретила единственная не уснувшая к тому времени служанка. Эванджелин дотанцевалась до того, что из особняка Томаса в карету и из кареты до комнаты Джек донес ее на руках. Сестричка, хотя и смотрелась невысокой и тоненькой, была почему-то тяжелой. Воробей несколько раз едва не уронил ее на лестнице, а потом, сгрузив Джен на кровать, с онемевшими руками побрел к себе, не раздеваясь, повалился на кровать и уснул сном младенца.

На следующее утро его разбудила бесцеремонно ворвавшаяся в комнату сестра. Джек, почему-то раздетый, накрытый заботливо подоткнутым одеялом, смог только возмущенно пискнуть, когда она раздернула портьеры и распахнула настежь окно. Воробей от резкого света, бьющего прямо в глаза, заморгал.
- Хватит спать, уже день на дворе! – безапелляционно заявила Джен, когда ее брат только открыл рот, чтобы спросить, как она здесь оказалась. – Ты самый настоящий соня, скоро полдень, даже я раньше встала.
- Чего это ты меня вдруг будишь? – щурясь, спросил Джек. С улицы слышались самые разнообразные звуки, несмотря на то, что квартал был спокойный. Где-то кто-то с кем-то ругался, ржали лошади, пели птицы, из порта доносились едва слышные, но надрывные крики чаек, стук на верфи, шум морского прибоя и гомон сотен людей. Словом, день был прекрасен… но будить-то зачем?!
- А… э… - стушевалась Джен. – Не знаю… Просто настроение хорошее, день хороший, почему не разбудить?
- Блеск. – мрачно отозвался Джек. – Разбудить ни в чем неповинного брата, который вчера танцевал до упаду, а потом еще и тащил тебя на руках. Прелестно.
Джен закружилась по комнате, запрокинув голову, что-то напевая и поддерживая руками надувшийся, как парус, подол легкого домашнего платья. Недовольство Воробья ее не трогало нисколько.
Наконец она остановилась, встряхнула головой, словно приходя в себя, и с невинным видом произнесла:
- Но зато ты сегодня идешь на свидание с Дианой! Забыл? Нет, что, правда забыл?! Уууу, противный…
Джек резко сел в постели.
- Черт… точно, забыл… Прекрати со мной кокетничать! Я же твой брат!
Джен закатила глаза.
- Подумаешь… Мне просто делать нечего. Кстати, очень романтично – пригласить юную леди на свидание в кабак, где пьют моряки. – с изрядной долей сарказма заметила она.
- Что?! Не пьют там моряки! – протестующе воскликнул Джек. Дженни только заливисто рассмеялась.
- Пьют, милый мой, и еще как. В детстве ты этого не видел, потому что отсутствовал целый день, а когда увидел меня там – не обратил внимания. Я-то туда ходила, потому что конспирация, если знаешь такое слово. Диане не очень-то хочется акцентировать внимание высшего общества на дружбе настоящей леди, то бишь ее, и беспутной торговки, то есть, мне.
- Ты – беспутная торговка? – удивленно переспросил Воробей.
- А, ты не понял это из нашего недавнего разговора? – Джен широко раскрыла глаза. – Увы, милый мой, так оно и есть. Мало того, что я вообще сняла траур, не выйдя замуж снова, я еще и смею посещать светские мероприятия, живу одна, только с детьми и слугами, завожу романчики с приезжими испанцами и к тому же одна управляюсь с плантацией… Если честно, я уже давно хотела уехать, но сначала меня останавливало то, что Эмили и Том были слишком малы для дальнего путешествия, да и нелегко я с места снимаюсь… Сюда-то переехала только потому, что Джим здесь жил, когда не уходил в плавание… Да и то собиралась долго… А потом приехала Диана, подружились… Теперь еще и ты на мою голову свалился, хотя как знать… - Джен глубоко вздохнула. – Может, ты не так безнадежен, как кажешься…
Джек не понимал, к чему она сказала эту фразу, но в любом случае ему не понравилось, что его назвали «безнадежным».
- А сейчас уже не хочу тут оставаться. К чему Диане подруга, если она все равно скоро уедет в Англию, замуж выходить? А ты куда-нибудь смоешься?

Она снова закружилась и вышла из комнаты, из коридора донесся ее звонкий голосок, напевающий какую-то песенку.
- Женская логика, господа… - проворчал Джек, вставая с кровати. Кто-то очень заботливый выстирал его старую одежду, она, аккуратно сложенная, лежала в кресле. Воробей быстро оделся и спустился вниз.
Настроение было ни к черту. Несмотря на то, что за окном была великолепная погода, все вокруг радовалось, но, несмотря на то, что сегодня он встречался с красавицей Дианой, Джек был мрачный и злой. На первом этаже он зашел в столовую, попил чаю вместе с Джен, съел булочку и ушел на пляж.
Он просто сидел на песке и смотрел на относительно спокойное море. Погода была абсолютно обыкновенная – жаркое солнце, слабый ветер… Где-то высоко над пляжем кричали чайки, доносился гул из порта… Вдалеке было видно стоящий на внешнем рейде корабль… «Флорентийской Лилии» и след простыл.
Мысли были самые безрадостные.
На кой черт ему Томас? На кой черт ему Джен со всеми ее заморочками?
Уехать. Далеко. Навсегда.
Или нет.
На земле его можно найти.
Уйти в море. Поймать удачу за хвост и стать свободным как ветер, как бушующие волны, как луна и солнце, звезды и небо, пламя и дым…
Но сердце не отпустит.
Карие глаза. Такие теплые, веселые, смешливые, с золотыми искорками, сияющие, доверчивые. Такие красивые…
Зеленые глаза. Холодные, проницательные. В них тоже искорки, но не золотые, нет. Желтые. Как у кошки. Спокойные, прекрасные... недобрые.
Черные глаза. Всего лишь отражение в зеркале.

Он одиноко сидел на песке, смотрел на горизонт. Словно бы подчиняясь его настроению, погода начала портиться. На небе сгустились темные тучи. Все вокруг словно бы потемнело, потеряло яркость. Море заметно заволновалось, ветер еще более усилился.
Джек тяжело поднялся на ноги и потянулся, разминая затекшие члены.
Из порта донесся звук курантов. Три часа пополудни.
Воробей снова потянулся и пошел в город. Через час надо быть в этом чертовом трактире.
Почему-то ему не очень хотелось встречаться сейчас с Дианой. Да, она красивая. Да, она ему нравится. Да, он ей нравится. Но… она дочь Томаса. А если она все своему отцу уже рассказала? Кто ее знает? Ах да, он же уехал…
Холодный ветер пронизывал насквозь, надувая парусом полы камзола. Джек застегнулся на все пуговицы, но все равно не мог избавиться от холода. Пальцы окоченели и приобрели сизовато-синий оттенок. На таком фоне золотой перстень Томаса выделялся еще сильнее, чем обычно. Воробей уже и забыл про него. Синий камень по-прежнему источал тонкий, притягивающий аромат. Чуть горьковатый. Запах стали, дыма… и миндаля. Цианид. Яд.
Носить смертельное украшение Джеку нравилось. Хоть перстень и не был связан с приятными воспоминаниями, скорее, наоборот, но был слишком красив, чтобы выбросить его, и слишком притягателен, чтобы забыть.
Джек брел по сухим и грязным улицам города к трактиру. Часы на площади в форте пробили половину четвертого. Несмотря на плохую погоду, везде было полно прохожих.
Воробей был уверен, что Диана еще не пришла. Как правило, девушки сильно опаздывают на любые свидания. Поэтому он, чтобы не заставлять мисс Томас заходить в трактир, остановился у входа, под вывеской.
Прошло достаточно много времени, уже минуло четыре часа, когда он наконец заметил выделяющуюся среди людей небольшого достатка, одетых небогато, девушку в роскошном бежевом платье, на каштановых локонах непонятно каким образом держалась шляпка с маленькими белыми цветочками. Она была шагах в тридцати от Джека, уже заметила его и помахала рукой. Он помахал в ответ, впрочем, без особого энтузиазма.
Диана подошла к нему, радостно улыбаясь. Джек, глядя на ее такую милую, по-детски открытую улыбку, невольно улыбнулся в ответ.
- Здраствуйте, мистер Джек. – поздоровалась она, чуть присев в реверансе. Воробей, слегка удивившийся от такого необычного обращения к себе, поклонился в ответ и сказал:
- Здраствуйте, мисс Томас.
Диана поджала губы.
- Не называйте меня так. Ненавижу свою фамилию. Просто Диана. Я три раза вам это сказала, вы забыли?
Хорошее настроение стало понемногу возвращаться. Во всяком случае, Джек не мог больше грустить, глядя на ее улыбку, сияющие глаза, какую-то детскую наивность во взгляде, чувствуя простодушие и одновременно кокетство в словах.
Она была еще красивее, чем на балу, хотя одета и не так роскошно. Странно, но довольно обычное платье светло-кофейного цвета шло ей гораздо больше, чем изобилующее блестками ярко-сиреневое, и простая прическа смотрелась лучше, чем сложная, с драгоценными камнями и рядами тугих локонов.
- Хорошо, хорошо, Диана.
- Давайте пойдем на главную площадь, там в форте очень красивый вид открывается. – начала развивать наступление мисс Томас, подхватив Джека под локоток и потянув его за собой в сторону главной улицы. – Сегодня вторник, да? В воскресенье повесили какого-то Джаксона, вы знаете?
«Очень романтично – на свидании заводить разговор о висельниках» - подумал Джек с иронией, но благоразумно промолчал. Кто ее знает, эту избалованную дочь лорда, она такая обидчивая… 
Имя повешенного резануло по ушам. Джаксон! Капитан «Флорентийской Лилии»! Интересно, на чем его поймали? И кто? В порту ведь не было ни одного военного корабля, вообще ни одного.
Деятельный ум Джека сразу заработал, выискивая в этом событии вред для себя.
Если Джаксона повесили, то он был в тюрьме до того. Если он был в тюрьме, то его допрашивали. Если его допрашивали, то он мог рассказать, что его подкупили, чтобы доставить Джека в порт Ройал. Если он рассказал, то Джека могут искать, хотя бы потому, что он пират…
Вслух этого Воробей не сказал. Он покорно шел с Дианой уже по главной улице, за своими размышлениями не заметив, как они на нее свернули. Похоже, юная мисс обиделась на него, потому что шла молча, надув губки и так яростно размахивая сложенным зонтиком, что случайные прохожие шарахались от нее, боясь быть задетыми.
Джек не знал, почему она вдруг надулась. С другой стороны, похоже, Диана пыталась поговорить с ним, а он, занятый своими мыслями, не обращал на нее внимания. Плохо. Она обиделась. Как ее развеселить?
- Диана, а вы не знаете, кто такой сеньор д’ Иглесиас? – сказал он, чтобы начать говорить хоть о чем-то.
- Кто-кто? – оживилась она, сразу перестав размахивать зонтиком.
- Сеньор д’Иглесиас. Анджело д’Иглесиас. Он недавно приехал в порт Ройал, кто-то продал ему плантацию недалеко от города.
Мисс Томас остановилась и изумленно посмотрела на Джека.
- Впервые слышу о таком. Никто сюда не приезжал. Плантацией владеет совсем другой человек, и продавать ее не собирается, это наверняка. Джек, кто вам сказал такую чушь?
- Джен. – удивленно выдал Воробей. – Зачем она это сказала? Наверное, ей тоже кто-то неправильно сказал… Или этот Мигель ей соврал…
- Мигель? Мигелем назвались вы вчера. Кстати, зачем? И пойдемте дальше, я не хочу стоять на месте… холодно… - Диана нетерпеливо, как застоявшийся конь, переступила с ноги на ногу.
«Между прочим, это вы остановились, а не я.» - саркастично сказал про себя Джек, но только лишь снисходительно улыбнулся и неторопливо пошел рядом с ней по булыжной мостовой, под завистливыми взглядами уличных мальчишек. Диане Воробей предпочел не отвечать. Только она не собиралась так просто забывать свои вопросы.
- Так почему вы назвались Мигелем, Джек? Думали, что я не узнаю вас в маске? – она не смотрела на него, но голосок звучал насмешливо.
- Надеялся. – буркнул Джек. – Я не могу вам объяснить, почему я не назвался своим именем. Скажу так - если бы я назвал его, то это могло бы стоить мне жизни.
- Стоить жизни?! – Диана в ужасе прижала ладонь в перчатке к губам. – Но… почему? Как такое может быть?
- Еще и не такое может быть. – мрачно ответил Джек. – Давайте лучше пойдем в городской сад.
Лучше было не соваться на главную площадь. Это тоже может стоить ему жизни. А жить хотелось.
- Ну ладно. – неожиданно уступила Диана. – Пойдемте туда, там даже красивее, чем на площади.
Дальше разговор пошел обо всякой ерунде, вроде того, какого цвета были волосы у новорожденного миссис Хэнкс, или как много потребуется времени, чтобы дойти до площади от городского сада.
Только Джеку все равно не давала покоя мысль о выдуманном сеньоре. Кем же он был выдуман? Мигелем или Джен?

Он встречался с Дианой каждый день на протяжении двух с половиной недель. Каждый день они ходили в городской сад, сидели на лавочке у фонтана, или гуляли на пляже, или просто ходили по городу…
Ему нравилось общаться с ней. Просто разговаривать практически ни о чем. Она не лезла за словом в карман, не молчала, как благовоспитанная леди. Но и умела остановиться вовремя, хотя иногда леди Диану заносило, и Джек не знал, как можно ее, грубо говоря, заткнуть. Она была удивительно отзывчива и чутка, но в тоже время любила пококетничать и покапризничать. В иные моменты чувства затмевали разум, и юная мисс не слышала никого, кроме себя. Так было, когда она разругалась вдрызг со своим женихом, и не замечала ничего, кроме собственной печали, которая граничила с затаенной радостью. Она не любила своего Тони.
Но Джеку было плевать, любит она Тони или нет. Для него было главным то, что им не мешают видеться, что его не ловят, что Джен не зудит над ухом с наставлениями. Он впервые за долгое время был по-настоящему счастлив, и больше всего на свете не хотел, чтобы это счастье кануло в никуда.

Было тепло. Не жарко, не прохладно, а именно тепло. Именно такие дни любили все жители колоний – когда солнце иногда пряталось за редкими пушистыми облаками, медленно плывшими по ярко-ярко-голубому небу, и долгожданную свежесть приносил легкий бриз с моря. В такие дни было особенно хорошо гулять по городу или в городском саду, или просто сидеть на валунах на пляже, наблюдая за волнами, тихо набегавшими на влажный песок.

Мягко шелестел ветер густой листвой, сквозь которую проглядывало солнце. Джек и Диана шли по тенистой алее сада к фонтану Святого Иакова, просто держась за руки и даже не разговаривая. Леди и джентльмен одного роста, юная девушка с каштановыми волосами, в белоснежном платье без единой рюшечки, и черноволосый парень чуть старше ее, с короткими усиками, в темно-зеленом камзоле и с изящной шпагой на перевязи. Навстречу им встречались такие же прогуливающиеся парочки, просто гуляющие подружки, играющие на зеленых лужайках дети, степенно прогуливающиеся джентльмены…
Они гуляли уже довольно давно, умиротворенные своим счастьем. Уже не о чем было разговаривать, когда все было понятно без слов.
Две из пяти лавочек у фонтана были свободны. Джек уже усадил Диану на одну из них, стоящую в тени сиреневого куста, но она вдруг вскочила и потянула его к аллее, по которой они пришла.
- Пойдем отсюда.
- Зачем? – удивился Воробей. – Здесь красиво. Давай посидим, посмотрим на фонтан. Чего хорошего в городе? Того и гляди, лошади затопчут…
- Если меня увидит вон тот господин, - Диана указала на человека в коричневом камзоле, приближавшемся к фонтану со стороны главных ворот, - то нам обоим будет очень плохо. Это Бекетт, секретарь отца…
Джек вгляделся в невысокого джентльмена, идущего почти прямо к ним. Коричневый камзол, белый парик и блестящие голубые глаза, которые хорошо видны на расстоянии в пятьдесят футов.
- Черт… - выругался Джек, едва сдержавшись, чтобы не высказать словечко покрепче. – Прошу прощения, леди Ди, но линять надо не столько тебе, сколько мне…
- Тебе?
Диана успела сказать только это, когда он схватил ее за руку и побежал, свернув на ближайшую аллею. Сидевшие на лавочках люди проводили их недоуменными взглядами. Каково же было их удивление, когда вслед за сумасшедшим парнем в зеленом камзоле и красавицей в белом платье пронесся холеный господин в парике. В этот день порт Ройал словно сошел с ума.

- Джек! Да остановись же ты! – кричала мисс Томас, задыхаясь. Ей, судя по всему, было нелегко бежать в туфлях и широком кринолине, но Воробей не принимал это во внимание. Как бы низко то ни было, но именно в этот момент его больше заботило, куда бы укрыться от преследования. Бекетт, похоже, не знал усталости и следовал за ними на протяжении всей «прогулки». Джек забрел незнамо в какую даль, в такой дыре он еще не был. Смотреть по сторонам было некогда, слушать причитания Дианы – тоже, потому что куда бы они не побежали, их везде настигал топот секретарских башмаков.
Еще через пару кварталов юная мисс остановилась и ни в какую не желала двигаться с места.
- Прости, Джек, но я слишком устала. Я не привыкла бегать на такие расстояния и на такой скорости. Я вообще не привыкла бегать!
- Прости, но деваться некуда. Если он меня сцапает, мне не жить. – устало выдохнул Джек, пытаясь отдышаться.
- Почему? Объясни, почему ты так боишься его? Бекетт ничего из себя не представляет, он только игрушка в руках моего отца! – не унималась Диана. Ей было вдвойне тяжелее из-за тугого корсета.
- Вот именно. – горько сказал Воробей. – Твоего отца.
- Но причем тут… что?!
Диана пораженно уставилась на него, не веря своим ушам.
- Да как ты смеешь, низкий…
- Полегче, мисси! – недобро прищурился Джек. – Не забывай, что я пират! – и тут же прихлопнул себе рот ладонью. – Черт!!
- Пират! – воскликнула Диана. – Вот почему ты назвался Мигелем…
- Не поэтому, но это неважно.
Вдалеке послышался топот ног, какие-то отрывистые крики, похожие на приказы.
- О нет… - она широко раскрыла глаза. – Солдаты…
Джек, все еще кипевший от злости на ее оскорбления, не сразу понял, чем это грозит.
- Бежим отсюда! – теперь уже Диана схватила его за руку. – Я знаю одно место, где нас точно не будут искать!
Она побежала так быстро, насколько была способна, увлекая Джека за собой в сторону богатых кварталов.
Они миновали два или три перекрестка, пока не добрались до большого особняка с черепичной крышей. Особняк, казалось, стоял в отдалении, видимо, потому что перед ним был сад. Так ли это, определить Джек не мог, потому что перед ним и Дианой находился высокий кирпичный забор, беленый, с разнообразными узорами на нем. Правда, эти узоры могли быть видны на высоте только пяти футов, потому что нижние пять футов «крепостной» стены были скрыты густо растущими лианами. Перед лианами же располагались буйные кусты сирени, которые, похоже, не подстригали никогда. С другой стороны, все что находится за пределами дома истинного англичанина – не его территория, следовательно, за этим не нужно ухаживать.
Воробей и юная мисс Томас стояли перед этой стеной высотой в десять, а то и больше, футов, за спинами их были довольно редкие джунгли. Здесь сильнее, чем во все городе, чувствовался тяжелый, терпкий запах тропических цветов и влажной травы, которая редко видит солнце и на которой почти не высыхает влага. Здесь сильнее, чем во всем городе, пахло зеленью, и оттого становилось особенно красиво.
Внезапно Джек услышал чей-то хохот, громкие возгласы, звук шагов и стук прикладов ружей по чему-то мягкому. Он притянул Диану поближе, чтобы она не упиралась, и вместе с ней отошел назад, в джунгли, ровно настолько, чтобы их не было видно. Мисс Томас явно была против того, чтобы ее так бесцеремонно лапали, но, что делало ей честь, вырывалась молча, только с громким напряженным сопением. Когда Джек зажал ей рот ладонью, прислушиваясь, насколько далеко охранный патруль, она укусила его.
Солдаты, ничего не подозревая, прошли мимо. Слышно было, как они что-то возбужденно доказывают друг другу. До Джека и Дианы донесся громкий смех, постепенно удаляющийся.
Воробью едва хватало сил удержать ее. Мисс Томас на секунду перестала вырываться, услышав хохот, но когда он стих, попытки освободиться возобновились вновь. Слава Богу, что солдаты ушли, иначе молодые люди выдали бы свое присутствие.
Диана, наконец выпущенная из крепких объятий настоящего пирата, как птичка выпорхнула из зарослей. Однако громко ругаться она не стала, просто, поджав губы, спросила:
- Нет, а сказать нельзя было, да?
- Я думал, ты догадаешься. – с сарказмом ответил Джек.
Диана вздохнула.
- Тебе, кажется, что-то угрожает?
- Представь себе. Только в следующий раз, пожалуйста, не надо меня кусать. Больно все-таки. – задумчиво сказал он, разглядывая ровный полукруглый отпечаток зубов, оставленный Дианой на ребре его ладони.
- Хорошо… - рассеянно ответила мисс Томас. – Нам надо поторопиться, охрана ушла не навсегда.
Она шагнула в сторону стены и начала методично исследовать кусты сирени, раздвигая тугие ветви руками и что-то высматривая в полумраке листвы.
Джек, не зная, что он должен делать, просто шел вслед за ней. Диана искала потайную дверцу в стене, и вскоре ее старания увенчались успехом.
За густыми лианами, цепляющимися за узоры и трещины, скрывалась черная кованая калитка в три четверти человеческого роста. Диана, удовлетворенно хмыкнув, повернулась к Джеку спиной. Через секунду она уже открывала маленьким стальным ключиком небольшой замок на калитке.
- Потайной выход? – лукаво спросил Джек. – И для чего же он губернатору?
- Причем тут губернатор? – удивилась Диана. Ключ повернулся без малейшего скрипа. Мисс Томас с быстротой молнии сорвала замок и юркнула в проход. – Иди сюда. Теперь нас никто не найдет.
- Притом, цыпа, что ты, твой папочка и мамочка живете в крыле губернаторского дома. Правда, котором - не знаю. Вы же тут не навсегда – лорд поедет инспектировать другие колонии, а губернатор останется жить. И калиточка эта – его. Интересно, для чего она ему? – Воробей, пригнувшись, прошел за Дианой и оказался на крохотном пятачке травы, загороженном от посторонних глаз густыми кустами роз и той же вездесущей сирени. Диана выглянула наружу и постаралась придать лианам прежний вид, чтобы не дать патрулирующим солдатам разглядеть потайной ход.
- Я не знаю, для чего она мистеру Норманну. Возможно, чтобы в непредвиденной ситуации можно было сбежать с дочерью куда-нибудь.
- Дочь? – заинтересовался Джек, прохаживаясь по траве. – Красивая?
- Тебе-то какое дело! – мисс Томас наконец заперла калитку, повесив замок теперь уже изнутри, и устало опустилась на траву, привалившись спиной к стене. Руки у нее были исцарапаны почти до крови, а подол платья был буро-зеленоватого цвета от грязи и пятен зелени.
Джеку стало неловко. Он заставил ее бегать по городу в тугом корсете, не позволявшем дышать полной грудью, легких туфельках, совсем не предназначенных для грязных дорог и мелких камней, и широком тяжелом кринолине. Молодым леди совсем не пристало носиться по улицам, да они и не привыкли это делать…
Диана, глядя на смутившегося Воробья, устало улыбнулась, похоже, поняв, в чем тут дело.
- Да, заставил ты меня побегать… Если бы в детстве я не вела себя, как уличный мальчишка, то, пожалуй, не смогла бы преодолеть такое расстояние. Только скажи… а ты правда пират?
Джек, уже вздохнувший с облегчением, вновь напрягся.
- Ну… гм… ты никому не скажешь?
- Значит, пират. – подытожила Диана. – Так и знала, что тут что-то нечисто. Получается, Джен тогда не зря выгнала меня. А я-то обиделась… А... как ты стал пиратом?
Джек застыл на месте. Он не может ей рассказать. Она не поверит и решит, что он наговаривает на ее отца… Но врать же нельзя. Все равно нечего.
- Боюсь, тебе не понравится правда. – осторожно сказал Воробей.
- Ничего. – мисс Томас махнула рукой, прикрыв глаза. – После этой пробежки мне уже все равно. Рассказывай. Я хочу знать правду. Если ты знаешь мое прошлое, почему бы и мне не узнать твое?
- Хорошо. – Джек глубоко вздохнул и начал свой рассказ.
Он говорил недолго, но Диана слушала его очень внимательно, не проявляя никаких эмоций, кроме вежливой заинтересованности. Джек говорил и наблюдал за ней. Часто мисс Томас не сдерживала своих эмоций, отец и мать давали ей волю дома, не следя почти за этикетом. Однако на людях Диана становилась вежливой и холодной, или наоборот, веселой и кокетливой, но в рамках этикета. Теперь она снова нацепила маску леди, желая скрыть свои истинные чувства.
Когда Джек замолчал, мисс глубоко вздохнула, так же как он недавно, и снова прикрыла глаза, размышляя.
Прошло много времени, небо опять затянуло тучами, пока леди Ди заговорила.
- Что ж… Значит, ты сбежал в море из-за моего отца. Точнее, из-за одной индейской женщины, выбравшей когда-то не Ричарда Томаса, а Джона Гранта. С другой стороны, не сделай она этого, не было бы ни меня, ни тебя… Выходит, мой отец просто сумасшедший. Тебе крупно повезло, что ты успел убежать, а Джен - что она удачно вышла замуж. Теперь понятно, что она твоя сестра. Вы настолько не похожи, что это кажется абсурдом.
Диана замолчала, переводя дыхание. Джек воспользовался ее молчанием и уселся рядом с ней на траву, приобняв девушку за талию. Мисс Томас не протестовала.
- Знаешь… отчасти я не верю в это. Не верю, что отец может так ненавидеть. Не верю… - по ее смуглой щеке скатилась маленькая слезинка, но голос был по-прежнему тверд. – Не верю, что он годами преследовал твою семью. Не верю, что похитил тебя из Ла-Коруньи только для того, чтобы задушить лично… Но факты говорят против него… Я поверю тебе, Джек… Но я не перестану любить своего отца.
- Я ожидал этого от тебя. – признался Воробей. – Того, что ты скажешь «не верю». Правда, мне казалось, что ты выразишь это в… менее дипломатичной форме. Ты полна неожиданностей.
- Спасибо за комплимент. – протянула Диана, зевая и не утруждаясь прикрывать рот ладонью. – Я просто слишком устала, чтобы закатывать истерики...
- Прости меня. Я не хотел гонять тебя по всему городу. В мои сегодняшние планы входило несколько другое.
Диана ничего не ответила, только сняла с пальца тяжелое на вид кольцо с небольшим прозрачным камушком, и зашвырнула его подальше в кусты.
- Ты чего? – удивился Джек. – Оно же твое обручальное! Если не ошибаюсь, Тони подарил его тебе на вашей помолвке?
- Да? Я уже забыла… Да ну его. Я не хочу выходить замуж за Тони.
- А за меня?
Диана уставилась на стремительно краснеющего Джека. Тот сказал это машинально. Собственно, это и было его планами на сегодняшний день. Но отступать уже было некуда. Да и не хотелось…
- За тебя?! Ты… ты… предлагаешь… значит…
- Я люблю тебя. – просто сказал Воробей. Взгляд мисс Томас забегал по их маленькому убежищу, щеки ее пылали. – Выходи за меня замуж. Сегодня. Сейчас. 
Диана снова подняла на него глаза. Но на этот раз ничего не сказала. Только обвила его шею руками и поцеловала.

В церкви витал крепкий запах ладана. Горели свечи, роняя восковые слезы на канделябры. Высокие потолки терялись в темноте. В две колонны стояло множество рядов скамеек, между которыми пролегала красная ковровая дорожка. Мертвую тишину нарушала мерная речь священника, читающего брачный обет.
- …Согласен ли ты, Джекоб Джон Грант взять в жены Диану Николь Томас, и любить ее в счастии и горести, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?
- Согласен. – Джек не узнавал своего голоса. Его переполняли очень противоречивые чувства. Он был счастлив – он женился на любимой девушке. Но он боялся этого, как и любой другой мужчина… Боялся неизвестности, которая за этим последует. Она сбежала с ним, но он пират, у них нет будущего… Да и представить с Дианой что-то большее, чем страстный поцелуй… Когда они встречались, он почти мечтал об этом. Но теперь… теперь она становилась ближе, чем когда-либо. И Джеку было действительно страшно.
- Согласна ли ты, Диана Николь Томас, взять в мужья Джекоба Джона Гранта, и любить его в счастии и горести, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас? – священник, невысокий сухонький старичок с необыкновенно кустистыми бровями, держал в руках раскрытый молитвенник, или как там это называлось – Джек не знал. Но выцветшие с годами глаза святого отца смотрели на парня и девушку, стоящих перед ним. В них было что-то необычное, что-то, напоминающее какую-то обреченность. И священник не понимал этого.
- Обменяйтесь кольцами. – спокойно произнес он.
Джек повернулся лицом к Диане, она, в свою очередь, повернулась к нему.
Вдруг двери церкви распахнулись. Оставив за спиной ночную тьму, в проход между скамейками вошел Тони. С его руке поблескивал пистолет. Бывшего жениха мисс Томас заметно шатало.
- Тони… что… как ты здесь оказался?! – воскликнула Диана. Она побежала к нему, но на полпути остановилась. – Ты… ты выследил нас?!
Джек, не оглядываясь на священника, что-то протестующе квохчущего, пошел к ней, но его остановил вопль Тони.
- Ты!!! Мерзкий разлучник! Как ты посмел отнять у меня мою невесту?!
- Тони… я… - Диана снова было направилась к нему, но разъяренный Энтони махнул пистолетом в ее сторону.
- Стоять! Или я убью его! Ведь ты не хочешь этого, Ди? Скажи: он дорог тебе?!
Диана задохнулась от возмущения, но ничего поделать не могла. Тони снова навел пистолет на Джека.
- Я не дам вам быть вместе!
На Воробья снизошло ледяное спокойствие. Страх канул в Лету.
- Да ну? Не слишком ли пафосно? Может, не будешь размахивать пистолетом? Не игрушка все-таки. Да и не вежливо прерывать чужую свадьбу, не находишь?
- Молчи, грязный пират! Я все про тебя знаю!
Энтони взвел курок.
- Думаю, и тебе будет не лишним знать, кто он такой!
- Я знаю. – холодно произнесла Диана.
- Знаешь?! – взвизгнул Тони в истерике. – Значит, жить ему теперь незачем!
Он снова прицелился в Воробья. Джек внимательно следил за его пальцем на спусковом крючке, готовясь отпрыгнуть в сторону.
- Сын мой, вы пьяны… - боязливо сказал священник, встав за спиной Дианы. – Идите домой, проспитесь, а завтра вы решите все вопросы… Дочь моя, так вы не передумали венчаться?
Мисс Томас не отрывала взгляда от своего бывшего жениха. Напряжение, казалось, было осязаемым.
Немая сцена длилась недолго. Видимо, у Тони кончилось терпение. Он шагнул вперед, шатаясь. Указательный палец начал нажимать на крючок, и Джек отпрыгнул в сторону. Очень вовремя.
Грянул выстрел.

10

X.

Что-то теплое брызнуло в лицо. Воробей протер глаза.
Тони застыл на месте, устремив испуганный взгляд на Джека.
- Ты не… я не… что?!
«Промахнулся. Кажется, я живой».
Воробей перевел взгляд на Диану и поперхнулся.
Она стояла, чуть покачиваясь, как тростник на ветру. Карие глаза удивленно смотрели на Джека. Корсет на груди был разворочен и опален, вокруг раны по белой ткани расползалось алое пятно.
Священник за ее спиной беззвучно осел на пол. Его ряса тоже была окровавлена.
Энтони, расширив глаза, беззвучно шевеля губами, сделал шаг назад, уронил дымящийся пистолет и опрометью бросился из церкви.
Диана стояла еще мгновение, а потом без единого звука, без единого вскрика рухнула на пол, как марионетка, у которой обрезали ниточки.
Джек смотрел на нее, не веря собственным глазам.
- Диана… Диана… Ты не… Диана!
Он бросился к ней, упал рядом на колени, схватил руку в грязной белой перчатке.
Поздно. Карие глаза остекленели, недвижно уставились в потолок.
- Сын мой… - до него донесся хриплый, очень слабый голос священника. – Джек…
Он оглянулся на него. Святой отец попытался пошевелить рукой, но не смог. Взгляд замер и стал пустым, развороченная выстрелом грудь в последний раз судорожно поднялась и опала.
Джек снова повернулся к Диане, дотронулся рукой до ее талии, потом до шеи. Ладонь окрасилась кровью. Он почувствовал, как в сапоги что-то затекает, штаны ниже колена намокли. Вскочил – его ноги были в крови. Ее крови.
Джек попятился назад, глядя на труп своей жены. Почти жены.
Мертва.
Ее нет. 
Он, не глядя, подобрал пистолет и побрел из церкви, не видя ничего вокруг.
Диана. Красивая, нежная, и одновременно непредсказуемая, но настоящая леди. Больше ее нет. Где она сейчас? Кто знает…
В голове тупо пульсировало одно слово. Мертва. В сознании снова и снова возникал один и тот же образ – смеющаяся девушка, танцующая с ним под звуки ласкового вальса…
Мертва. Жизнь оборвалась, как тонкая нитка, которую швея перекусила, чтобы оторвать от катушки. Больше нет. Осталась пустота.
И боль.
Красноватый туман в сознании.
Его надо убить. Он убил любовь. Значит, надо убить его. Где он?
Джек потряс головой, словно очнувшись. Он стоял посреди улицы, держа в руке все еще дымящийся пистолет. Многие смотрели на него со страхом.
Он пошел вперед, глядя прямо перед собой.
Ее нет. Надо убить.

Он обошел почти весь город в поисках убийцы. Не нашел.
В конце концов Джек оказался в каком-то портовом кабаке, с кровью на лице и на сорочке, в окровавленных сапогах. Мысли спутались, все стало как-то все равно. Дианы нет… а остальное – побоку.
Он пил. Много, и все без разбору. Он дрался с кем-то, кажется, кричал, что он на «Флорентийской Лилии» и не таких рубил в капусту… Кричал, что ему нужен Энтони, что ему нужно его убить… Кричал что-то про убитую Диану… На кого-то злобно матерился и набрасывался с матросским засапожным ножом…
Наконец у хозяина кабака кончилось терпение, и он выпер пьяного в стельку Джека вместе с его оппонентом на улицу. Джек попытался набить тому морду, но вместо этого сам получил по шее, и остался лежать на пыльной мостовой без сознания.

Он очнулся в маленькой, грязной и серой комнатке с каменными стенами и полом. Из крохотного зарешеченного окошка под потолком бил яркий солнечный свет. Здесь не было абсолютно ничего, кроме окованной железом двери без ручки, помятого ведра, пахнущего нечистотами, и жалких клочьев прелой соломы на полу.
Джек попытался встать, но это ему не удалось. Затекшее тело отказывалось повиноваться своему хозяину. Все мышцы болели, рубашка присохла к груди, волосы на голове слиплись от засохшей крови. Похоже, собственной – макушку сильно саднило. 
Наконец он кое-как потянулся, перекатился с живота на бок и, цепляясь за стены, встал, нетвердо держась на ногах. Голова жутко болела, в висках стучало, перед глазами прыгали мушки. Чудовищно болел живот. Похоже, взбунтовались все органы, какие там только были. Там что-то булькало, крутило, бурлило… В ушах шумело, а во рту была буквально пустыня Сахара. Единственной мечтой было попить. Желательно, чего-нибудь холодного… Вдобавок ко всем прелестям похмелья, ломило суставы. В конце концов, Джек не выдержал и сполз по стеночке вниз. Думать он не мог уже ни о чем, и просто попытался опять впасть в забытье. Но упрямые мысли все равно возвращались к Диане.
Убита. Собственным бывшим женихом. И, самое чудовищное, случайно.
«На ее месте должен был быть я. Ну почему он промахнулся?! Почему?!»
Джек принялся раскачиваться, потом сел, подобрав колени к груди, и обхватил голову руками, сжав ее чуть ли не до боли.
«Все. Ее больше нет. Нет Дианы. Теперь она, верно, лежит в своей комнате, в черном платье, красивая и белая, как мел. Мертва. И священник… еще священника убили… А он даже не успел нас обвенчать. Кто я теперь? Не муж и не вдовец. Сказал «согласен», и не надел кольцо на палец…
А она кто? Невеста? Жена?
Нет. Она мертва. Ее больше нет. Она – никто.
Господи, о чем я говорю…
Надо забыть ее. Ее нет, и ни к чему теперь печалиться и горевать.
Я так и не убил этого пьяного идиота. А надо было. Наверное, Джен бы сказала, что я тряпка, а не мужчина. Пожалуй, она была бы права»
Что-то заскрежетало. Воробей недолго думал, что это такое – дверь открылась, и в каморку зашел солдат в красно-белой форме, с жестяной кружкой и жестяной же миской с торчащей из нее ложкой в руках.
- Загремел ты, парень. – сказал он, ставя нехитрые приборы на пол. – Поторопись со жратвой, через полчаса на суд тебя заберут.
Джек абсолютно проигнорировал его слова. Вместо ответа он залпом, не глядя, выпил содержимое кружки и принялся за противную гороховую похлебку. Солдат, посмотрев на него, сочувственно вздохнул и ушел.
Столь быстрое насыщение обернулось для Джека новым кошмаром. Во-первых, и вода, и похлебка, что называется, прошли навылет, заставив его минут на десять замереть над ведром в позе орла. А во-вторых, снова опустошенный желудок взбунтовался и устроил в животе бурную революцию, еще хуже, чем было до того. Теперь Воробью стало уже абсолютно все равно, кто умер, кто не умер, куда его поведут, зачем, когда и что с ним будут делать. Осталась только пульсирующая боль в висках, бурление и кручение в животе, да чудовищный запах от ведра, перемешивающийся с ароматом перегара, исходящего от самого Джека.
Спустя какое-то время за ним действительно пришли. Два солдата с равнодушными лицами вывели его из камеры в сумрак коридора с каменными стенами, заковали в тяжеленные кандалы и повели куда-то.
В конце концов, Воробей оказался в небольшой зале со сводчатым потолком и серыми оштукатуренными стенами.   
На плохо отполированном столе судьи лежали кипы бумаг, которые, похоже, принесли и положили там только для солидности. Слева от стола помещалась небольшая кафедра для обвинителя, который за ней и стоял, скучающе грызя кончик своего пера. Справа на скамье сидел сонный солдат с криво нахлобученным париком и грязным плащом, надетым прямо поверх формы. За его сидением стояли еще три скамьи, на одной из которых расположились две женщины. Одна, незнакомая – высокая, красивая, одетая в шелковое траурное платье, с надменным белым лицом и горящими карими глазами. Другая – Джен, выглядящая яркой тропической птицей на фоне серых стен и унылых лиц присяжных, хотя на ней всего лишь обыкновенное синее платье. Глаза неотрывно смотрят на Джека.
Присяжные сидели на небольшом возвышении, напротив судьи, за пятью рядами лавок, которые были пусты. Это были солдаты, одетые в свою обыкновенную форму. Крайний слева то и дело одергивал их, разговаривающих, зевающих, и развалившихся на стульях как попало. Похоже, это был сержант.
Джека усадили на грубо отесанную скамью. В зал из боковой двери вошел судья, высокий пожилой мужчина в парике, встал за своим столом и звучным голосом произнес:
- Встать! Суд идет!
Все нехотя поднялись на ноги. Для Воробья тут же появилась новая забота – как не упасть и не шататься.
- Садитесь. – судья кивнул и сел сам. Два солдата, остановившиеся позади Джека, ему сесть не дали.
- Подсудимый – Джекоб Джон Грант, обвинитель – Чарльз Хэмптон, адвокат – Питер Льюис, судья – Малкольм Эпплей, секретарь суда – Дин Нортон.
Дальше Джек слушать уже не стал. Головная боль усилилась, ему было просто не до суда.
Дальше суд больше напоминал комедию. Пылко возмущающийся обвинитель, мямлящий что-то невразумительное адвокат, напыжившийся судья и присяжные, болтающие между собой и совершенно не следящие за процессом. Единственные, кто олицетворял здесь хоть какое-то подобие серьезности, были Джен и  женщина рядом с ней. В красавице Джек опознал жену Томаса.
Джека обвиняли в убийстве Дианы Николь Томас и священника – была куча свидетелей, видевших, как он, весь окровавленный, выходил из церкви с пистолетом в руки (и почему-то никто не видел убегающего в панике Энтони). А также в убийстве оного Энтони, найденного в одном из «грязных» кварталов с простреленной головой, и в убийстве лорда Томаса, найденного в собственном кабинете с кинжалом в груди. В этих случаях свидетелей не было, но подозрения автоматически пали на Джека, как на единственного человека, у которого имелись мотивы. Также его обвиняли в сухопутном и морском разбое, грабеже, воровстве, нарушении общественного порядка…
Наконец Воробей попросту впал в полузабытье от боли в голове. На задаваемые ему вопросы отвечал невнятно, что истолковывалось отнюдь не в его пользу. Единственное, пожалуй, что он уловил хорошо, это еще раз пересказанное обвинение и приговор.
- Джекоб Джон Грант, ввиду тяжести предъявленных вам обвинений, вы приговариваетесь к смертной казни через повешение. Приговор привести в исполнение числа …, месяца …, 16.. года от Рождества Христова. Суд окончен.
Джека повели к выходу. Уже у самого порога он оглянулся. Эванджелин тоже уходила, но в последний момент она посмотрела на него. Воробей был готов поклясться, что в ее взгляде промелькнуло нечто, очень похожее на плохо скрываемое торжество.
Его снова повели по сырым темным коридорам, но на этот раз не в одиночную камеру, а в клетку.
В том коридоре таких клеток было четыре. Две были пусты, в одной сидело пятеро человек, в другой – трое. Джек понадеялся, что его посадят в пустую, но его, как назло, завели именно туда, где было больше народу.
При виде невысокого хрупкого паренька с опущенной головой и черными волосами, завешивающими лицо, все пятеро радостно и в один голос заорали:
- «Девочку» привели!!!
С Джека сняли кандалы и толкнули внутрь. Ключ, заскрежетав, повернулся в замке, и солдаты ушли.
Он поднял голову и посмотрел на пятерых мужчин, тут же отшатнувшихся от него.
- Ничего себе… - протянул один из них, высокий, худой, темноволосый, с заросшей глазницей вместо правого глаза и длинным, перечеркивающим щеку шрамом. – Вот так «девочка»… Да от него перегаром несет, как от пьяного боцмана!
- Ты за что здесь, «девочка»? – спросил другой, толстенький, с блестящей лысиной и лицом, покрытым мелкими шрамами от оспинок.
- За четыре умышленных убийства, вооруженный сухопутный и морской разбой, грабежи, воровство, нарушение общественного порядка. – равнодушно перечислил Джек, глядя в одну точку. – И не называйте меня «девочкой».
В коридоре воцарилась мертвая тишина. 
- Ну тогда понятно, почему тебя казнят завтра… - глубокомысленно изрек третий, почесывая кончик длинного носа. Вид у него был заумный.
- Такой молодой, вай мэ, и уже казнить! – выдал самый низкий из всех пятерых, внешне – обыкновенный араб.
Пятый, высокий мускулистый мужчина с тонкими, плотно сжатыми губами и пронзительным взглядом, пока молчал, пристально глядя на Джека.
Двое грязных парней в соседней клетке, раскрыв рты, глядели на них.
- Меня зовут Кривой Джо, - после непродолжительного молчания произнес человек со шрамом, - это Ахмед, - он кивнул на араба, - это Заучка Свэн, - показал на заумного, - это Ронни, - повел рукой в сторону толстячка, - а это Джеймс. Он всегда молчит, жизнь такая была. Меня повязали за пиратство, Ахмеда – за воровство, Свэна – за какие-то бумажные мошенничества, Ронни – за нечестную торговлю, а Джеймс попался на грабеже. В общем, нам такие крутые делишки, как у тебя, уже не светят. Тебя-то как зовут?
- Джек Воробей. – он мрачно посмотрел на всех пятерых и забился в угол, обхватив коленки руками. Голова болит, черт возьми, и живот тоже…
- Видать, знатная у тебя похмелюга. – впервые подал голос Джеймс. – Я сам только однажды так напился.   
Джек равнодушно кивнул. Снова наступила тишина.
Эта клетка почти мало чем отличалась от одиночной камеры. Разве что стена каменная здесь была одна, а вместо остальных трех – решетки, на полу – такая же свалявшаяся солома, только вместо ведра – дурно пахнущая дырка в полу рядом с выходом.
Прошло много времени, прежде чем Джек снова пошевелился. Пятеро осужденных на казнь тихо переговаривались между собой, обсуждая, похоже, его делишки. Когда за крохотным окошком под потолком стемнело, пришли двое солдат, снова других, принесли всем воду и миски с той же похлебкой, что и утром.
Джек взял свою кружку с миской, и хмуро уставился в свое отражение в воде.
На него глядела мутными красными глазами опухшая бледно-зеленая морда вурдалака лет сорока пяти. Наверное, при свете дня он выглядел бы более или менее обычным пьяницей, но в полумраке клетки, освещаемом лишь чадящими факелами он смотрелся настоящей нечистью. Черные спутанные волосы тем более этому способствовали.
«Мама! Я не знал, что я могу так выглядеть!»
Теперь была понятна реакция «соклеточников» Джека на его появление.
Скудный тюремный ужин был съеден в молчании. Еще некоторое время Воробей сидел, тупо уставившись в одну точку, а потом свернулся на голом каменном полу и уснул. Хоть это получилось и не сразу из-за этой проклятой головной боли. 
Наутро он проснулся совершенно разбитым. Боль никуда не делась, разве что животу легче стало.
На рассвете их шестерых, со связанными руками, повели на площадь в форте. За ночь, похоже, там поставили виселицу с шестью петлями.
Небо было ясное и чистое, ровного ярко-синего цвета. Сияющее солнце, только-только поднимающееся из-за горизонта и еще не высоко поднявшееся, казалось, доставало золотыми лучиками до самых темных уголков.
Прелестный день. Он был бы таким и для Джека, если бы не казнь и чертова голова, гудящая, как огромный медный котел, по которому стукнули половником. Второе было даже хуже, потому что это были дополнительные мучения к смерти.
Ему было даже все равно, повесят его или нет.
Вчера, в клетке, он долго размышлял, почему взгляд Джен после суда был таким странным. В конце концов Воробей пришел к выводу, что это она убила Томаса. У них, похоже, были какие-то свои счеты. Смерть Тони можно было списать на пьяный загул, в котором его и прирезали случайно, но лорд… Джен любила действовать так – вроде и прямо, а вроде и тонко. Хорошо подставила – ни свидетелей, ни улик… Только орудие убийства.
Диана погибла. Не осталось никого, кто мог бы печалиться об участи Джека. Следовательно, ему незачем было жить. Он был абсолютно одинок, и цели в жизни у него не было. Зачем ему это жалкое существование?
Обвинитель сухим голосом зачитывал приговор. Шумную толпу заставили замолчать. Губернатор на своем месте, похоже, отчаянно потел от жары и судорожно обмахивался платком. Его дочка рядом точно также обмахивалась веером, вглядываясь в Джека. Тот стоял на помосте, дальше всех от палача, безучастный к происходящему.
Загремела барабанная дробь.
Палач подошел к Кривому Джо, чтобы накинуть петлю, но прежде спросил у него что-то. Тот отрицательно покачал головой. Его шею плотно обхватила веревка.
То же самое было со всеми. Наконец палач подошел к Джеку и хмуро спросил:
- Твое последнее желание?
- Выпить что-нибудь… - прохрипел Воробей. В глазах здоровенного детины с черным колпаком на голове отразилось нечто, похожее на сочувствие. Он снял с пояса фляжку и дал Джеку глотнуть.
Почти сразу по голове разлилось блаженное тепло, что-то очень крепкое обожгло горло. Ему сразу стало легче, головная боль исчезла.
«Черт… лучше бы это было до казни. Значительно раньше. Хоть помру здоровым. А? Что? Меня казнят? Я передумал. Я очень хочу жить.»
Палач накинул ему на шею петлю, затянул сзади сложный узел, подошел к рычагу и взялся за него рукой.