Она облокотилась на широкий мраморный подоконник и глядела в окно,  почти не моргая, не отрывая взгляд прекрасных карих глаз от такого любимого ею моря. Тёмное, дикое, притягивающее. Она любила море как собственное дитя, которого у неё никогда не было. Но море сглаживало горечь, помогало забыть грусть и беды. Просто смотреть на него из окна своей золотой клетки уже доставляло неимоверное облегчение.
Три долгих года прошло с тех пор, как она последний раз слышала в ушах нежный как голос любовника шёпот волн, а на лице ощущала свежий морской бриз. Тогда она дышала полной грудью - сейчас тонкую талию стянул жёсткий корсет из китового уса. Тогда волосами играли дикие бури - сейчас в них вплетены искусственные цветы. Тогда глаза сверкали и смотрели в черноту его глаз, а сейчас - смотрят из каменной крепости на такое далёкое-далёкое и ждут. Каждый день ждут. Чуда.

*  *  *
Уилл поправил шляпу и чуть прихватил Элизабет правой рукой за локоть.
- Мне больно, - прошипела она сквозь стиснутые зубы, на секунду вновь блеснув тёмными глазами в обрамлении кружева длинных ресниц.
- Тебе больно? - Уилл стиснул её руку ещё сильнее, - Ты жена королевского оружейника. Неужели так сложно вести себя нормально, как другие дамы твоего положения?
Элизабет сглотнула комок, подступивший к горлу, но промолчала. "Он устал, просто устал, вот вернёмся в Порт-Роял, и всё снова станет, как прежде", - подумала она, хотя сама прекрасно понимала, что это неправда.
Уилл переменился. И дело не только в их отношениях, дело в нём самом. Всё началось, когда их пригласили в Лондон. Король был настолько поражён мастерством Уилла, что почти сразу назначил его королевским оружейником, и свободолюбивый Уилл согласился. С радостью. С гордостью. Теперь он всё чаще заставлял жену замолчать, когда та в шутку ли, всерьёз ли вспоминала о их приключениях на борту пиратского корабля. Он хотел забыть, считая своё прошлое недостойным истинного аристократа, каковым и хотел казаться в глазах всей "королевской рати". Она же всё чаще вспоминала, как было хорошо тогда, на борту их брига, три года назад, когда дикий ветер холодил кожу и её не называли госпожа Тёрнер или миссис Тёрнер, а просто "цыпа".
- Пойдём, - тихо, но с нажимом сказал Уилл, - нас ждут. Нужно поклониться королевской чете.
- Сам кланяйся!- неожиданно взбрыкнула Элизабет, - я не собираюсь строить невесть что перед этими избалованными недоносками.
- Элизабет!!! - лицо Уилла побагровело, - ты за это ответишь, - прошипел он и грубым движением сильных рук затолкал её в экипаж.
Они сидели друг напротив друга, коляска катилась в королевский замок, Элизабет плакала. Тихо, без единого звука. Слёзы катились по нежным щекам как тонкие серебристые змейки. Она ненавидела в эту секунду Уилла. Он был с ней жесток почти с того самого момента как они перебрались в Лондон. Её бедный старый отец остался в Порт-Рояле, вся её старая, такая любимая и дорогая жизнь осталась там, а здесь - здесь лишь пустота, надменный холод масок. И Уилл стал таким же. Ему больше не нужно море, ему больше не нужна мисс Элизабет, только собственные честолюбивые мысли занимали его целыми днями. Быстро же прошла любовь удалого кузнеца, в которой он когда-то так безудержно ей клялся. Быстро же улетучились его заверения в вечной верности. Элизабет сделалась для него только красивым приложением, ко всем остальным его достоинствам, верной женой, хранительницей домашнего очага. И плевать, что на запястьях у неё синяки от его рук, в глазах слёзы, а в душе - дождь. Это уже неважно.
- Вытри лицо, не хватало ещё, чтобы при дворе подумали, что я садист, - усмехнулся Уилл, подавая Элизабет батистовый платочек с голубками. Это она ему вышила.
- Хорошо, - прошептала Лиззи, ей уже просто ничего не оставалось, да и сопротивляться не хотелось.
- Я не слышу. Громче, - засмеялся Уилл - он испытывал нечто восхитительное, подавляя её волю, заставляя её страдать. Как она когда-то заставила его, тогда, на этом чёртовом пиратском бриге, с этим чёртовым пиратом. Но теперь-то она принадлежит только ему, и он, как законный муж, может делать всё, чтобы его строптивая жёнушка знала своё место.
- Хорошо, Уилл Тёрнер! - почти закричала Элизабет и вытерла слёзы тыльной стороной ладони, бросив мужу ненужный платок.
- Так-то лучше, Лиззи.
Уилл усмехнулся. "Так  - то лучше, миссис Тёрнер!"

***

Элизабет проснулась в странном, но до боли знакомом месте. Это было похоже на сказку, которую ей рассказывали ещё в детстве: всё возвращалось. Через несколько минут она поняла, что находится в каюте Джека, на Чёрной Жемчужине!
Её счастью не было предела. Мечты стали явью. Она снова в море! Бриз! Ей нужен свежий морской ветер! Элизабет попыталась встать, когда обнаружила, что корсет с неё нагло срезан: ну что ж это в привычках Джека. Она закуталась в одеяло и села на кровати. Она просто не могла поверить, что это не сон, а самая реальная реальность, что всё по-настоящему.
И тут в каюту вошёл Капитан Джек Воробей.
- Ну что, цыпа, очнулась? - сказал он, смеясь себе в усы.
- Здесь нам будет говорить намного удобнее, чем в королевском дворце, - Джек присел на край постели, - Кстати, цыпа, как тебя туда занесло?
- Я…я… - Элизабет не могла вымолвить ни слова. В горле стоял комок. И тут она не выдержала. Она кинулась Джеку на шею и зарыдала. Так, как никогда не плакала в своей жизни. Надрывно, горько, искренне.
В первую секунду Джек от неожиданности почти отпрянул от Элизабет, но затем осторожно приобнял её за талию, погладив по шёлку нижнего платья, через нежную материю которого чувствовалась кожа спины.
Через несколько минут рубашка капитана сильно намокла от её слёз, а она всё плакала и никак не могла остановиться. Свободной рукой Джек достал бутылку рома и зубами отодрал пробку. Затем он отстранил от себя женщину и молча протянул ей сосуд.
- Нет, Джек… - слабо запротестовала она. - Я ненавижу ром…
- Пей, - серьёзно и строго сказал капитан, - тебе станет лучше, вот увидишь. Пей, иначе за бесполезностью, придётся тебя отправить на корм рыбам, - усмехнулся Джек.
Элизабет трясущимися руками приняла бутыль и сделала один большой глоток. Закашлялась, пойло обожгло желудок и всё внутри, одновременно разливая по телу пьяное тепло. Она сделала ещё один глоток и отдала бутылку Джеку, который не преминул тут же использовать её содержимое по назначению, залив добротную порцию рома себе в глотку.
- Теперь расскажи, цыпа, расскажи всё, как есть, - сказал Джек, уже нетрезвым движением указывая куда-то в сторону, - Капитан Джек Воробей в вашем полном распоряжении, мисси
Элизабет молчала. Она вновь протянула руку за бутылкой, когда Джек неожиданно быстро перехватил её запястье.
- А это ещё откуда? - недоумённо и зло спросил капитан, указывая на большой кровоподтёк на тонкой руке Элизабет, поражавший своим болезненным, жестоким видом.
- Я ударилась сегодня утром и в спешке забыла перевязать, - неуверенно соврала Элизабет. Ей было стыдно за Уилла. Она не хотела рассказывать, ведь мистер Тёрнер всегда был честным малым.
- Не ври мне, цыпа. Или ты ударилась обеими руками симметрично или кто-то очень крепко держал тебя за руки. Уж не Уильям, наш пай-мальчик? - засмеялся Джек, как всегда в своей шутливой манере.
Элизабет грустно посмотрела на тёмные следы на своих руках, а затем подняла глаза на Джека.
- Твою мать! Так это Уилл?! - чертыхнулся Джек, - Интересно. Смелый и честный Уилл доказал на деле, что он совсем не пират и с нами якшаться доблестному рыцарю не к лицу, - сама мысль о том, что добряк и простак Уилл может так обращаться с женой в голове не укладывалась. Он же размазня, честный и принципиальный! Ведь даже он сам, капитан Джек Воробей, грязный пират, как частенько называла его Элизабет, не был способен на такое.
Джек начинал злиться. Ему хотелось заколоть Уилла, что само по себе было странным.: благородством он никогда не отличался. Но Элизабет… тысячи чертей! Мистер Тёрнер оказался не доблестнее мародёра, не честнее последней портовой шлюхи.
- Цыпа… Лиззи, посмотри на меня, - позвал капитан, но девушка упорно не смотрела ему в глаза.
Джек осторожно взял её лицо в ладони и повернул к себе. Красива как всегда. Карие глаза шоколадного оттенка,  мягкие светлые волосы, чувственный рот. Джеку совсем не хотелось её утешать. Он желал другого, но, пересилив себя, почти спокойно сказал:
- Если леди изволит, капитан Джек Воробей мог бы помочь ей, но если вы не хотите рассказывать - то как вам будет угодно
- Да нет, отчего же, - вдруг твёрдо сказала Элизабет, вытирая лицо от недавних слёз. - Джек, Уилл изменился. Мы переехали в Лондон почти сразу как поженились. И он стал королевским оружейником. Сам король его назначил. Уилл слишком близко к сердцу воспринял это назначение. Он стал злым и мстительным, а когда у него что-то не получается или что-то ему не по душе, он отыгрывается на мне.
- Интересно. Из честного малого вырос сукин сын, - засмеялся Джек
- Нет, Джек, это я виновата, - устала вздохнула Элизабет и немного замялась, - Он не может простить мне тот поцелуй , - перед глазами капитана возникла яркая картинка собственной гибели и предательского, но такого сладкого поцелуя этой чертовки, - а ещё… я не могу родить ему ребёнка. А впрочем зачем я тебе всё это рассказываю. Не имеет смысла… я ведь законная жена.
Джек смотрел на неё и не мог поверить. Это не укладывалось в голове даже повидавшего жизнь капитана. В то же время в голове крутилась навязчивая мысль о том, что Уилл королевский оружейник а, значит, это он смастерил клинок, за которым охотился Джек. Вот незадача то!
Зато ситуация располагала. Элизабет была беззащитна, любовь к Уиллу прошла, она устала и разочарована. Что же дальше? Смекаете? Сегодня фортуна была явно на стороне кэпа.
Джек осторожно обнял Элизабет, дотронувшись до её щеки стёр с лица остатки слёз, задержав прикосновение чуть дольше, чем требовалось. Она вздохнула немного тяжело, но он чувствовал, что это не от страха или усталости - совсем другое скрывалось в её глазах и движениях. И это обнадёживало. Почти незаметно он придвинулся чуть ближе.
- Джек…- словно утопающая прошептала Элизабет.
Вместо ответа он прижал к её губам палец, призывая ничего не говорить, а затем наклонился к ней и во второй раз в жизни коснулся её губ.
Элизабет казалось, что происходит что-то фантастическое, невообразимое и прекрасное. Снова она смотрела в эти чёрные пугающие глаза, как будто и не было между ними её предательства, всех испытаний и трёх лет разлуки. Как будто только вчера они целовались на палубе Чёрной жемчужины.
Джек боялся. Что она оттолкнёт его, что откажет. Он желал её в эту секунду больше, чем все сокровища мира. Три долгих года он скучал по Элизабет, её губам, желая обладать её телом, кутил вдали от неё, а сейчас удалой пират семи морей испугался как мальчишка. Его хватило только на то, чтобы лишь слегка коснуться её губ, не пойдя дальше.
И тут, о чудо!, Элизабет обняла его за шею и начала гладить по волосам. Не было смысла скрывать свои намерения и не было возможности отступить. Джек жарко впился в её губы, не давая Элизабет права выбора.  Да ей и не нужно было выбирать. Она выбрала, как ей казалось, ещё пять лет назад, когда удалой пират поднял её с морского дна. Тогда, заглянув в первый раз в его тёмные глаза, она поняла, что пропала, но наперекор всему произнесла: "мой спаситель".
А сейчас эта девочка лежала на его руках и Джек не знал, что же ему делать дальше. Он нехотя оторвался от её губ и посмотрел в глаза. Не нужно было слов. Джек вновь поцеловал Элизабет и медленно начал стаскивать с неё оставшуюся одежду. Элизабет запустила свою руку ему под рубашку и нежно провела по груди, задерживаясь на маленьких шрамиках.
-Джек, - прошептала Элизабет, - ты ведь честный малый?
- и дерзкий разбойник… - протянул в ответ Джек, уже зная, что произойдёт дальше, ненавидя себя за собственную слабость.
- Ты добряк…- вновь произнесла Элизабет, с трудом отстраняясь от Джека на расстояние протянутой руки. - а я замужем.
Капитан Воробей неожиданно резко встал и ухмыльнулся.
- Я рад, мисс Свон, ах, простите, миссис Тёрнер, что вы вдоволь наигрались. Позвольте же грязному пирату откланяться. - он карикатурно отвесил поклон и, хлопнув дверью, вышел вон.

***

Джек сидел на носу, наблюдая проблески далёкого маяка, и смаковал очередную бутылку рома. Эта пиратка в юбке вновь поставила его на место, как и тогда, три года назад. Чертовка, кокетка, она то подпускает совсем близко, то вновь отталкивает резко и жёстко. Правильно говорил Гиббс: баба на корабле к беде. Джек ухмыльнулся себе в усы: он решил добиваться Элизабет до победного конца. Дело чести. Пиратской чести.
Она слишком хороша, чтобы упускать. Прекрасна как … красивейший из бригов. Неожиданно в голове оформилась мысль: прекрасна словно Жемчужина. Также свободолюбива, неуловима, грациозна. Да плохой признак, если уж капитан сравнивает свой корабль с бабой. Хотя… какая разница. Джек получал всегда то, что хотел. И этот раз не будет исключением.
Неожиданно кто-то осторожно тронул его за плечо. Ну, конечно, кто бы ещё это мог быть. Джек неожиданно резко развернулся и потянул Элизабет за руку. Девушка не удержала равновесие и упала капитану прямо в объятия, которые кэп тут же и сомкнул, тесно прижимая её к своему телу.
- Капитан, - возмущённо воскликнула женщина, - Что вы делаете?
- Лишь не дал вам упасть прямо на палубу, мисси, - довольно усмехнулся Джек, - если хотите, я могу и отпустить.
- Джек! - Элизабет строила из себя оскорблённое достоинство, хотя внутри всё ликовало: она узнавала старину Джека Воробья и его "манеры"
- Цыпа, да не дёргайся ты, неужто исключительно дружеские объятья честного малого и добряка, по твоим же собственным словам, тебе неприятны?
- Ты меня компрометируешь! - воскликнула Элизабет, пылая праведным гневом.
- Перед парочкой моих матросов? Не волнуйся, цыпа, они вусмерть пьяны, как, впрочем, и ваш покорный слуга, - Джек улыбнулся чарующе-невинной улыбкой. - Так за чем же дело, цыпа?
- Ты же знаешь, Джек, я не могу, - Элизабет вздохнула и весьма искренне, что по мнению Джека, давала ему надежду., - я замужем, я, будь всё неладно, знатная придворная дама…
- Ах вот как мы заговорили,  - Джек смеялся над ней. Как, впрочем и всегда.
- Мне пора, - прошептала она почти в самое ухо, - иначе меня начнут искать.
Он был немного разочарован, но своих позиций сдавать не собирался. Это просто ещё одна так называемая неприступная крепость, которую нужно брать либо напором, либо хитростью.
- Что ж, цыпа, рад был тебя повидать. Передавай привет своему муженьку-евнуху. Может, ещё свидимся.
- И это всё? - Элизабет была ошарашена и подавлена.
- А что?
- Я думала….
- Ах да, цыпа, совсем забыл, завтра в ночь мы отплываем. Не забудь придти попрощаться.
Надежда зажглась светлячком в её душе. Он сам звал её на Жемчужину. Сам.
- Я приду. - только и бросила Элизабет на прощанье, взмахнула подолом юбки и удалилась.
Джек усмехнулся. Если всё пойдёт, как надо, уже завтра к ночи у него будут два сокровища: клинок и женщина. Ну, и Жемчужина как всегда.

***
Элизабет поправляла причёску. Сегодня или никогда. Сегодня у неё был последний шанс увидеться с Джеком наедине. И что она ему скажет? Что любит? Это неправда. Что хочет с ним переспать с того самого момента, как увидела? Да, это, пожалуй, намного ближе к правде. Чёрт! Благовоспитанные замужние дамы-наседки не должны так даже думать! Пристойно ли собираться на встречу с чужим мужчиной, точно желая лишь одного: отдаться ему? А… к чёрту! Сегодня она повеселится по-пиратски. Ведь не зря же Джек называл её пираткой, все сомнения пусть идут к морскому дьяволу!
Она ещё раз оглядела себя в большом настенном зеркале. Светлые волосы причудливой волнообразной массой обрамляли молодое, красивое лицо. Платье с низким корсажем почти ничего не скрывало, изящные руки затянуты в лайковые перчатки. Элизабет задумалась. Чего-то не хватает. Ага. Поняла. Она осторожно сунула небольшой нож под корсаж платья, так на всякий случай, ещё раз поправила непослушную прядь и, накинув тёплый плащ, вышла из комнаты.
Если б только Уилла не встретить, было бы замечательно. Не хотелось с ним препираться снова и снова. Но желанию Элизабет не суждено было исполниться. Почти у самого выхода, в каминном зале, она повстречала мужа. Уилл стоял и задумчиво смотрел на огонь. Он обернулся на звук и, увидев жену, тут же насмешливо спросил:
- И куда же вы собрались на ночь глядя, миссис Тёрнер?
- Это не ваше дело, мистер Тёрнер, - передразнила Элизабет.
- Неужели? - притворно удивился Уилл, почти молниеносно подходя к ней и хватая за руку чуть выше локтя, так чтобы она не смогла вырваться.
- Хочешь знать? Правда хочешь? Я иду попрощаться с Джеком. Они сегодня отплывают, - Элизабет с вызовом подняла острый подбородок.
Лицо Уилла перекосило. Нескрываемая злость и раздражение читалось на нём.
- Ты никуда не пойдёшь, - на одном дыхании прошептал он, обдавая её ухо таким горячим и таким знакомым дыханием.
- Неужели? - переспросила Элизабет, ловко достав из корсажа нож и приставив его к шее мужа.
Уилл дёрнулся, сталь клинка проехалась по нежной коже, и бурая капелька крови сорвалась с лезвия на шёлк камзола. Элизабет и сама толком не понимала, почему так поступает. Она могла приставить клинок к горлу любого, в том числе и Джека, но Уилл… Он всегда был образцом честности и благородства высшей степени. Что с ними случилось?
Однако, она понимала, что для сантиментов совсем не время. Обратного пути нет, Элизабет сделала свой выбор. Сегодня она будет счастлива и пьяна, а завтра - будь, что будет!
- Спокойно, Уилльям, спокойно. Ещё одно движение - и я перережу тебе глотку. - она была нарочито груба, чтобы не растерять всю смелость и задор. - Сейчас ты медленно отпустишь мою руку и отойдёшь вглубь гостинной. Тебе понятно?
Уилл шокировано кивнул. Он вдруг понял, что Элизабет не шутит и настроена весьма решительно. Что с ними случилось? Как он мог такое допустить?
- Хорошо, иди, - только и мог он сказать, отходя на достаточное расстояние.
Элизабет метнулась к выходу и, распахнув дверь, вскочила в экипаж, который её уже поджидал, истошно крича кучеру: "Погоняй!".
Уилл стоял с минуту в оцепенении, а затем злобно выругался, что уж совсем никак не подходило к образу джентльмена, и кинулся в конюшню. Элизабет нужно было вернуть.

***
Высоко поднимая ноги и размахивая руками, Джек мчался по каменистому пляжу по направлению к Жемчужине. Вся королевская рать была у него на хвосте. Конечно, он порядком спутал им карты, виляя по тёмным улочкам Лондона, но позорная опасность быть пойманным около собственного корабля существовала. Да уж… не хотелось бы попасться в руки бравым гвардейцам именно таким образом.
Джек развил ещё большую скорость, завидев вдали шлюпку и Гиббса, ожидавшего капитана. Он едва смог затормозить, оставив на песке глубокие борозды от сапог, и немедленно приказал отплывать, когда неожиданно услышал голос за спиной:
- Джек!
"Всё прямо как по графику", - усмехнулся он про себя и тут же обернувшись, увидел Элизабет с раскрасневшимися щеками и в развевающемся плаще, который очень кстати открывал её округлую грудь. Так. Все мысли о груди Лиззи прочь. Надо выбираться отсюда!
- О, миссис Тёрнер, - фамильярно начал он, - вы прекрасны как всегда! Очень мило было прийти проводить старину Джека
- Заткнись, - небрежно бросила Элизабет, - забираясь в лодку, при этом подняв подол платья достаточно высоко., - Мистер Гиббс, отплывем! На Жемчужину, - почти крикнула Элизабет.
- К чему такая спешка, цыпа? - спросил Джек, с трудом отрывая взгляд от её тонких, изящных ног, - я, конечно, не против, я тоже порядком тороплюсь, но всё же?
- Уилл не в настроении, странно, но он преследовал меня всю дорогу до твоего корабля, - сострила Элизабет, не удержавшись.
- Ах, наш милый евнух заподозрил неладное, когда завидел свою верную жёнушку, разодетую в пух и прах и отправляющуюся ночью неизвестно куда, - проговорил Джек, налегая на весло. Они с Гиббсом уже добрых пять минут усердно гребли в сторону Чёрной Жемчужины.
- Почему же? Ему прекрасно известно, куда я направлялась, - усмехнулась Элизабет, -  и, похоже, он пылает праведной местью. Вот, кстати, и он, - сказала женщина, указывая в сторону берега.
Уилл Тёрнер спешился и уже сталкивал в воду старую рыбацкую лодку. Выдержки и смелости ему было не занимать. Хотя, в эту секунду им двигала только слепая ярость. Он хотел убить их обоих.
- И что же ты на этот раз сделала нашему пай-мальчику, цыпа?  - усмехнулся Джек, понимая, что Уилл врятли догонит их, - неужели мне придётся сражаться за твою свободу и честь с кузнецом?
Элизабет вздрогнула. Свобода - вот чего ей в действительности не доставало все эти долгие три года. Не Джека с его издёвками, не Чёрной Жемчужины и приключений, хотя эти вещи ей нравились, ей не хватало свободы. Воистину.
Тем временем они подплыли к кораблю, и команда принялась дружно втягивать шлюпку на борт.
Джек взошёл на палубу первым, а затем подал руку Элизабет:
- Ну вот, цыпа, у тебя нет обратного пути. Мы отплываем на Карибы.
- Значит, попрощаться, Джек!? Ты наглый обманщик! Как это понимать?! - вскричала Элизабет, почти накинувшись на капитана.
- Ничего не поделаешь, цыпа, я пират. Считай, я тебя похитил, - усмехнулся кэп в усы.
- Ну, нет, - уже почти спокойно улыбнулась Элизабет - ей надоело строить из себя оскорблённую гордость так же быстро, как и захотелось это делать, - я сбежала сама, приставив к горлу Уилла ножичек, - усмехнулась она, провернув маленький клинок между пальцев.
Джек присвистнул и проворчал:
- Так ты плывёшь с нами на Карибы, пиратка?
- Да, Джек! - ответила она и в первый раз с того момента, как Джек снова встретил её, он увидел в её глазах радость, а не печаль.
- Эй, кэп, - подал голос Гиббс, - мисс Элизабет плывёт с нами? Это всё, конечно, хорошо, но баба, как известно, на корабле к….
- Мистер Гиббс, - вздохнул Джек, - не возьмём её, будет только хуже…   
- А теперь, балбесы, за работу! Все по местам! Мы отплываем!
"да уж, хуже… и ей и мне", - подумал Джек.

***

В полдень Элизабет осторожно, чтобы не переломать шею и другие важные части тела, спустилась в трюм. Она хотела поговорить с Уиллом. Тоска грызла её душу: она сама определила его судьбу, не вмешалась и не заступилась за мужа, позволив Джеку насильно сделать его пленником Чёрной Жемчужины. Да, она злилась на мужа, мало того, была просто в ярости,  но не могла просто бросить его в одиночестве, не могла хотя бы не попытаться поговорить с ним.
Уилл сидел, согнувшись, на полу и, казалось, спал. Как только Элизабет приблизилась к нему, он гордо вскинул голову и тут же отвернулся, показывая, что не имеет ни малейшего желания говорить с ней.
- Уилл, - тихо позвала женщина, - посмотри на меня.
Он снова молчал, изучая стены, грязный дощатый пол, - всё, кроме её лица.
- Уильям, - снова позвала она, - поговори со мной, я прошу.
- Ты не имеешь права у меня ничего просить, Элизабет, ты не в том положении, - лениво ответил Уилл, как будто намеренно растягивая слова.
- Зачем ты так?- почти с горечью, пытаясь прикоснуться к его руке, произнесла Элизабет
Уилл  презрительно отдёрнул руку от Элизабет, в душе желая, чтобы она снова к нему прикасалась, чтобы снова всё было как прежде, и устало произнёс:
- Элизабет, к чему сантименты? Ты отдалась Воробью, вот и иди к нему. Зачем ты пришла сюда? Может, добрый капитан подослал тебя, чтобы выведать у меня про клинок?
- Это не правда!- вспыхнула женщина, густой румянец залил её щёки.
- Что именно, дорогая?
- Ни то, ни другое, Тёрнер, - она начинала злиться. Она всегда злилась, когда смущалась.
- Ты тоже всё ещё Тёрнер, - тихо произнёс Уилл, заглядывая ей в глаза, надеясь увидеть там сожаление, а, может, и остатки былой любви
- Я бы хотела, чтобы это было не так, прости, - ответила Элизабет, доказывая своими словами, что ничего между ними не осталось, даже воспоминания, и что ей совсем даже не жаль.
- Так зачем же ты тогда пришла? – теперь разозлился Уилл
- Я хочу, чтобы между нами не было обид и недосказанности, Уильям, я хочу, чтобы мы могли быть друзьями, как раньше, как в детстве, - Элизабет слабо улыбнулась.
- Смею поинтересоваться, каким образом? Ты всё ещё моя жена, - холодно ответил он, - В Великобритании, подданными которой мы являемся, разводы  не практикуются, насколько я знаю. В конце концов, мы женаты перед лицом Бога.
- Я знаю, - тихо ответила Элизабет, - я просто хочу, чтобы ты меня отпустил… Только ты, а не церковь или  король.
-  Лизи, - вдруг неожиданно мягко спросил он, - неужели всё это из-за грязного пирата?
- Не называй его так.
- Почему?
- Я…. – Элизабет не знала, что ответить. Комок застрял у неё в горле.
- Не трудись, Элизабет, - горько прошептал Уилл, - я отвечу за тебя: ты его любишь.
Тонкая слеза прокатилась по её щеке и серебристой капелькой замерла на подбородке.
Джек тихо стоял на лестнице, испуганный, ошарашенный; странное тёплое чувство разливалось в его груди. Он слышал каждое слово.

***
Элизабет медленно, словно пребывая в тяжелейшей лихорадке, покачиваясь и оступаясь, поднялась на палубу, чуть не столкнувшись с Джеком на первой ступеньке лестницы. Он выжидающе смотрел на неё, ничего не говоря. Элизабет было подумала, что он ненароком услышал её разговор с Уиллом, но догадка оказалась ложной: капитан как всегда не преминул подшутить над ней в своей неповторимой, мерзкой, пиратской, но такой знакомой манере:
- Цыпа, ты так и будешь прижиматься ко мне? Я ведь могу и воспользоваться ситуацией. Всё же я пират и охоч до женских прелестей на тёмных корабельных лестницах, - камень упал с души Элизабет: он ничего не знал! Не мог знать!
- Да, Джек, извини, - Элизабет почти смутилась и попыталась протиснуться мимо капитана на палубу, оказавшись зажатой между стеной и его телом, в опасной близости от рук и губ капитана.
Джек как будто ненамеренно задел её бедро.
- Джек! - злобно зашипела женщина, - Что я говорила тебе про ближайший порт?
- Ах, миледи, прошу прощения. Это всего лишь досадное недоразумение! - Джек состроил страдальческую гримасу и отступил на пару ступенек вниз, освобождая ей дорогу. - Цыпа, ты можешь вполне идти, тебя никто не держит, - улыбнулся он одними глазами.
Элизабет смутилась и, чертыхнувшись, заторопилась на палубу.
Посмеиваясь в усы, Джек медленно, в вразвалочку, спустился в трюм. Настало время активных действий в отношении клинка. Он должен был узнать тайну этого удивительного оружия тем или иным способом, иначе все усилия в пустую. Ради такого дела мысли об Элизабет могли и подождать. С этим можно разобраться позже, а вот с несметными сокровищами врятли.
Уилл почти беззаботно развалился на соломенном тюфяке, полностью игнорируя вошедшего. Ему не хотелось говорить. Мало того, если бы у него была хоть малейшая возможность, то он бы без зазрения совести пристрелил этого ублюдочного пирата. Но Уиллу осталась только гордость. После всего того, что произошло в последние дни, ему осталось только одно? Не сдаваться, быть самим собой. Да,  ему уже не вернуть Элизабет, возможно, ему уже и в Лондон живым не вернуться, но его честь при нём. Врятли для капитана Жемчужины данное слово имеет хоть какой-то смысл, но Уильям Тёрнер и не обязан отчитываться перед пиратом. Ещё тогда, на палубе, задыхаясь под плотно прижатым клинком Джека, он понял, что никогда не раскроет тайны клинка. Он будет молчать. Это не месть и не злость, это честность. Перед собой. Он сделал этот клинок, сотворил чудо из металла и камня, заплатив за это своим потом и кровью в жерле жаркой кузницы. Это его творение. И не Джеку распоряжаться им.
Джек почти дружелюбно посмотрел на Уилла. Он не чувствовал к нему злости или ненависти. По большому счёту, он относился к Тёрнеру как к забавному неумехе: он не смог ни победить в бою, ни завоевать девушку. Джеку даже было отчасти жаль кузнеца, но только отчасти.
- Что, Уилл, не хочешь раскрыть мне секрет клинка? – полу утвердительно спросил капитан. Он уже знал ответ, поэтому спрашивал просто на всякий случай.
- А ты как сам думаешь, пират? – ответил кузнец, не поднимая головы.
- Думаю, будешь держать тайну ножичка при себе. Но вот, что я тебе скажу, Уильям: я знаю, что сталь ты получил от Тиа Дальмы, поэтому мне не составит труда сделать небольшой кружок до карибских островов, узнать у неё за небольшую плату, разумеется, что начертано на стали, а затем отправиться прямо по курсу… к сокровищам, - добавил Джек, помедлив.
- У тебя есть курс? – безразличным голосом поинтересовался Тёрнер, хотя любопытство разрасталось в нём с новыми силами. Ему хотелось знать, что может клинок. И заветное желание у него тоже было. Неисполнимое, недостижимое, глубоко сокрытое в самом сердце, горячее.
Джек усмехнулся. Он понимал, что Уилл идёт на попятную. Почти. Ещё маленький шаг - и он признается. Любопытство – по-видимому, главное качество, отличающее семейство Тёрнер. Невольно Джек вспомнил об Элизабет, о её словах. Внутри что-то изменилось. «Не думай о ней сейчас, дурья башка, помни о клинке!» - злобно подумал капитан. Прекрасно, он уже злился на самого себя. Эх, чёртовы бабы! Что они делают с мужчинами!
- Да, дорогой евнух, сегодня у нас появился курс, - хрипло ответил Джек. – Самое интересное, что то, чего хочу я, хочет и твоя зазноба Элизабет, -  усмехнулся Воробей
- Неужели? – вспыхнул Уилл, -  стрелка компаса указала на твою постель, пират? – злобно высказался кузнец.
Джек захохотал. Искренне и от души, почти запрокинув голову.
- Тёрнер, я тоже сначала так подумал. Но стрелка указала на северо-запад.
- Ты знаешь, что за земли там лежат?
- Мммм… - протянул Джек, настроение признаваться в собственной неосведомлённости полностью отсутствовало, - Никогда там раньше не бывал, - наконец честно признал капитан, - но твой клинок мог бы помочь.
- Ба! Да сам КАПИТАН ДЖЕК ВОРОБЕЙ не знает, куда он плывёт!  - съязвил Тёрнер
- Не довелось бывать, знаешь ли, - безразлично пожал плечами Джек, - если ты там бывал раньше, старина, поведай мне о своих познаниях.
Уилл промолчал. Наступал решающий момент. На чаше весов лежали гордость и любопытство. Последнее слегка перевешивало. Всё равно ему уже нечего терять, возможно, он сможет что-нибудь приобрести или даже вернуть.
- Джек, я расскажу тебе, что написано на клинке. Взамен я  потребую… некоторые выгоды.
Джек скривился.
- Про Элизабет забудь, - поспешно вставил он
- Я не о девке твоей говорю, - осклабился Уилл, намеренно акцентируя, что Элизабет ему не нужна и хочет он иного.
- Фи, Уилл, какие грубые слова для такого джентльмена как ты, - Джек снова встрял с язвительным замечанием, а потом уже более серьёзно добавил, - Чего ты хочешь, кузнец?
- Я хочу быть первым помощником капитана, наравне с тобой участвовать в предприятии, добыча пополам, - отчеканил Уилл, его глаза поблёскивали стальным блеском.
Джек задумчиво почесал подбородок, подёрнув за одну из африканских косичек. С одной стороны, Уилл и правда мог бы помочь в столь опасном путешествии, с другой – этот пёс мог и предать в самый неподходящий момент. Не стоило рассчитывать на честность и добросердечие Уилли, которые были ему присущи пару лет назад; всё изменилось, и не в лучшую сторону.
- Что ж…- произнёс Джек, - сначала выслушай и мои условия, сынок. Первое: Элизабет ты и пальцем не тронешь. Особенно пальцем. Она моя….
- Это в каком смысле? – возмутился Уилл, - она моя жена и я не желаю, чтобы какой-то пират….
- Помолчи, идиот, - перебил Джек, - я не договорил. Она моя гостья. Но и свободный человек: хочет плыть со мной, пусть плывёт, ты её тронуть не посмеешь. Проявления ревности можешь оставить при себе – ты знаешь, что лишь море моя истинная вечная любовь, - Джек наигранно тяжело вздохнул, - так что зазнобу я твою не трону.
Уилл судорожно пытался понять, хочет ли Джек обмануть, или действительно глупенькая Элизабет влюбилась в пирата, который не чувствует ничего в ответ.
Джек знал, что кривит душой, но раскрываться перед Уиллом смысла не было: пока кузнец был уверен, что жена всё ещё верна ему, он был спокоен. Честь, достоинство, бла-бла-бла – вот, что тревожило Тёрнера. Отнюдь не чувства жены.
- Ладно, Джек, я верю, ну что, по рукам? – Уилл наконец нарушил молчанье
- Подожди немного, кузнец, я не договорил свои условия. Второе из них. Если ты хотя бы попытаешься устроить бунт, подговорив кого-нибудь из команды, сдать меня властям или иначе обмануть, - Джек недобро усмехнулся, - отправишься кормить рыб без выяснения обстоятельств.
- Отлично, капитан, я согласен, - высокомерно ответил Уилл, всячески показывая, что не боится угрозы.
- Сделка, парень, - усмехнулся пират, пожимая руку Тёрнера, - а теперь, выкладывай всё, что знаешь.

***
Уилл декламировал наизусть. Стихи. Наверняка, парень не одну ночь просидел за изучением металла, пытаясь понять, что означают странные строки. Джек усмехнулся: фортуна сама шла к нему в руки.

Где море хладное и крепкое как сталь
Где белое блестит на белом
Священный чистый как хрусталь
Беседует с душой и с телом

Желание одно исполнится мгновенно
Чего же только пожелать?
Всё в этом мире прах, всё бренно
Так может нечего тебе искать?

Для сильных все пути прямые
Для умных – поворот назад
Глаза используй не простые
Души зерцало – вот твои глаза

Коль ты решился, не жалеешь
Достигнешь цели с помощью моей
Коли использовать меня сумеешь
То буду верной дланью я твоей

Но, коли ты меня обманешь,
Пощады от меня не жди
В пучину хладную ты канешь
Я вижу, истекают твои дни.

- Да… мрачноватый стишок, - заметил Джек, когда Уилл закончил, - пробовал расшифровать?
-  А надо было?  -  удивился Уилл искренне
-  Сынок, - начал Джек издевательски, - эти весёлые строчки похожи на шифр, ключик к сокровищам. И не попробовать расшифровать их ….ммммм…. как бы сказать помягче, элементарно глупо.
- Вообще-то, капитан Воробей, - язвительно заметил кузнец в ответ, я совсем и не собирался за сокровищами, Вы меня в эту историю втянули, вам и разгадывать загадки финикийцев.
- Так-так - так, евнух. С этого места поподробнее. Тиа сказала тебе, что это финикийцы придумали стишок? – Джек был взволнован
-Да, а кто же ещё мог мне поведать эту глупость? Она сказала, что язык финикийский, но точно не знает, писали финикийцы или нет, потому что надпись вырезана на металле почти идеально, что несвойственно для древних народов – слишком сложно.
- Интересно, - усмехнулся Джек, - очень интересно. Кстати, а за что это Тиа вдруг расщедрилась на столь дорогой подарок?
Уилл сердито молчал.
- Ладно, не отвечай, - поспешно закрыл тему Джек,  - старина кэп прекрасно понял, что это не его собачье дело.
«Вдвойне интересно», - подумал Воробей про себя, а вслух сказал:
- Предлагаю подумать хорошенько над словами стишка, а потом поделиться друг с дружкой впечатлениями. Что ты на это скажешь, а, старший помощник капитана?
Лицо Уилла просветлело: всё же он добился того, чего хотел. Свободы. Теперь сделка есть сделка: впереди их ждут сокровища. И Уилл знал, чего он хочет больше всего.
- Отличная идея, капитан, - рассмеялся он, втайне желая пристрелить Джека прямо на том самом месте.
- Тогда пошли.
Джек помог Уиллу подняться, и они вдвоём, словно старые друзья, вышли на залитую солнцем палубу Жемчужины.

***
Элизабет нервно бродила по палубе. Лёгкий бриз обдувал её лицо, с каждой секундой стирая аристократическую изнеженность, белизну и утончённость каждой черты. Ей нравились перемены, происходившие с её телом: мышцы рук окрепли от постоянной тяжёлой работы, щиколотки загорели, потемнев до красивого бронзового оттенка. А ведь прошло всего несколько дней. Но какой далёкой стала та жизнь, что она вела в Лондоне, жизнь чопорной светской дамы, преисполненной благородства и чести. Слова, всё слова. Но они не про Элизабет. Теперь они снова не про неё. Ей нравилось быть частью Жемчужины, частью команды, дерзкой разбойницей, плывущей на встречу приключениям. Такая жизнь для Элизабет. Не балы и не музыкальные вечера привлекали её, а свежий ветер в лицо и плеск моря за бортом. Если есть курс, бутылка рома и смелый капитан, то что ещё нужно?
Кстати про капитана… Джек и Уилл поднялись на палубу. Джек был весел как всегда, тут же подхватил бутылку рома и гаркнул:
- Мистер Гиббс!
Старпом быстро спустился с капитанского мостика и подошёл к капитану. Команда медленно подтягивалась со всех закоулков шхуны: бывалые моряки поняли, что их капитан желает толкнуть речь. Многие знали, что Джек говорит весьма занятно, и хотели послушать, что же поведает Воробей. Другие ждали, что капитан наконец-то расскажет о курсе и конечной цели – сокровищах.
Элизабет подошла поближе, пытаясь заглянуть Джеку в лицо. Что-то странное происходило, что-то изменилось. Уилл гордо вскинул голову, поправляя непослушные пряди волос, которые она когда-то так любила перебирать в руках. Женщина поняла: кузнец и капитан договорились.
- Друзья! – громко, хорошо поставленным голосом начал Джек, - есть хорошие вести!
Толпа удовлетворённо загудела.
- Мы отправляемся на север, за сокровищами финикийцев! –продолжил уверенно Джек, - Мистер Тёрнер и ваш покорный слуга заключили выгодную сделку, - Джек хитро усмехнулся. – Теперь у нас есть курс! Нас ждут сокровища! Несметные богатства! Вы со мной?!
Одобрительный гул голосов был ответом капитану.
- И ещё кое-что: мистер Тёрнер на время, заметьте, только на время нашего плавания, будет моим старшим помощником, - Джек покосился на Гиббса, но тот, что-то тихо проворчав, ничего не сказал.  – Миссис Тёрнер, - капитан медленно произнёс неприятное сочетание, - Миссис Тёрнер – член нашей команды и моя гостья. Тот, кто тронет её хоть пальцем, отправится кормить рыб к морскому дьяволу. Вам понятно?
Команда недоумённо смотрела на кэпа, Элизабет – с благодарностью.
- Если у кого-то зов плоти слишком силён, - усмехнулся Джек, - прошу воспользоваться услугами портовых шлюх. Они с радостью разрешат все ваши проблемы. Ну, вы всё ещё здесь?! По местам, псы помойные!
Пираты разбредались, кто куда, вновь принимаясь за обычную, рутинную работу, к которой давно привыкли и относились скорее равнодушно, чем с неприязнью.
- Что ж, Уилл, мы с тобой сошлись, как видишь, - Джек поправил шляпу на голове, - а теперь, мистер Тёрнер, пожалуйте за штурвал. Капитану нужно выпить. Посадишь мою Жемчужину на рифы, заколю, - чуть тише добавил Джек и ухмыльнулся.
Он уже неспешно направлялся в трюм, когда неожиданно Элизабет схватила его за руку и, прошептав «спасибо», поцеловала в щёку.
Джек смутился. Это было так целомудренно и так мило… Он не успел опомниться, а Элизабет уже и след простыл. «Чертовка», - подумал он и откупорил новую бутылку рома.

***

Дни бежали быстро, словно крысы с терпящего крушение корабля. Уилл освоился в роли старпома, умело управляя Жемчужиной. Ему нравилось это почти забытое ощущение единения с кораблём. Было в нём что-то мистическое, захватывающее как соитие с женщиной.
Уилл часто видел Элизабет, проворно снующую по палубе, выполняя ту или иную полезную работу, которая, конечно, была ей по силам. Даже сейчас, наблюдая её нескрываемую симпатию к Джеку, он не мог налюбоваться своей пока ещё законной женой. Для Уилла она оставалась прекрасной, той самой бесстрашной, гордой девушкой, которую он когда-то взял в жёны. Было обидно до слёз видеть, как она отдаляется, постепенно уходя в себя, избегая собственного мужа, не желая ни разговаривать, ни поддерживать хотя бы видимость нормального общения.
С каждым днём всё больше холодало. По ночам изо рта вместе с дыханием вырывались клубочки белого пара. Команда куталась в плащи, согреваясь изрядной порцией рома. Уже две недели на горизонте не появлялась долгожданная земля. Все понимали, что необходимо запастись продовольствием и тёплой одеждой. Без этого дальше плыть было невозможно.

***

Джек лежал на спине, заложив руки за голову, в очередной раз пытаясь разгадать таинственные строки, высеченные неизвестным мастером на металле клинка. Надо просто хорошенько пошевелить мозгами. В стишке нет ничего такого, что не поддалось бы изворотливой мысли капитана.
Глубокая тёмная ночь опустилась на Жемчужину. Непроглядная, холодная, суровая, совсем не похожая на тёплые звёздные ночи карибского моря. Джек чувствовал себя неуютно и отчасти от того, чтобы занять чем-то мысли, отчасти от необходимости, принялся перебирать  знакомые строки.

"Где море хладное и крепкое как сталь"
Где белое блестит на белом"

Ну это-то ещё понятно. Скорее всего какое-то северное море. Возможно, во льдах, страшная мерзлота, вечные снега. Джек слышал о таких, хотя и думал раньше, что это лишь сказки. Говорили, что есть огромное море, состоящее полностью из застывшей воды. Весной льды расступаются, и корабли могут пройти, но, если не успеешь отплыть до наступления зимы, замёрзнешь насмерть. В то же время Джека беспокоило сравнение "твёрдое, как сталь". Лёд, конечно, весьма прочен, - рассказывали Джеку знакомые пираты, травившие свои невероятные байки по кабакам Тортуги, но, по их же словам, он достаточно хрупок, и со сталью его уж точно сравнить нельзя. Занятная загадочка, ничего не скажешь.
Ладно, что дальше? Ага…

"Священный чистый как хрусталь
Беседует с душой и с телом"

Вот это как раз совсем непонятно. Кто беседует? Зачем? Как его найти? Одни вопросы без ответов. Это враг? Или союзник? Джек уже не первый день ломал голову над этими строками. И ничего не получалось. Слишком отвлечённо, слишком размыто. Не за что зацепиться. Тысяча чертей!
Видимо, эта часть подождёт до лучших времён. Продолжим

"Желание одно исполнится мгновенно
Чего же только пожелать?"

То ли риторический вопрос, от ли предостережение. Врятли первое, сомнительно, что древние мастера стали просто так тратить драгоценный металл. Скорее предупреждение для особо ретивых. Желание -то исполнится, только вот как правильно выбрать то, что действительно нужно.

" Всё в этом мире прах, всё бренно
Так может нечего тебе искать?"

Из той же серии. Шутка философа. Весёлого философа. Может, он даже был пиратом. Джек усмехнулся про себя. Желания, особенно сильные, весьма опасны.
"А вот и одно из них", - со смехом подумал капитан, заметив краем глаза стройную фигурку Элизабет, почти незаметно проскользнувшую в комнату, пока он размышлял, и вот уже добрых пять минут внимательно наблюдавшую за ним.

***
Элизабет очнулась в полутёмном помещении. С трудом сфокусировав взгляд, отчего у неё нестерпимо заболела голова, она обнаружила, что находится скорее всего в каюте Джека. Ночь уверенно вступала в свои права, серебря маленький оконный проём лунным светом. Элизабет смутно помнила, что потеряла сознание при падении грот-мачты, память хранила точный, в мельчайших деталях образ отвратительного чудовища, напавшего на Жемчужину, но женщина никак не могла вспомнить, как же она попала сюда.
Собрав все силы, Элизабет подтянулась на руках и села в постели. Её голова безвольно упала на подушки, во всём теле ощущалась слабость. Поначалу Элизабет казалось, что она в каюте одна. И только сейчас она заметила тёмную фигуру, удобно расположившуюся на стуле рядом с капитанским столом. Человек сложил руки на груди, опустив голову, закинул скрещенные ноги на стол и, похоже, видел десятый сон.
Элизабет прищурилась, пытаясь определить, кто же это. Память услужливо предоставила целую череду образов, но ни один не подходил.
- Джек! - вдруг непроизвольно вырвалось у Элизабет.
Фигура встрепенулась, чуть не упав со стула, плавно встала и подошла к постели. Да уж, сомнений при идентификации личности не оставалось.
Лицо Джека было встревоженным и довольным одновременно
- Наконец-то! Я уж думал, цыпа, ты решила отправиться в гости к морскому дьяволу, - усмехнулся Джек, - навсегда, - чуть серьёзнее добавил он.
Элизабет поморщилась, капитан был в своём репертуаре, ничего не осталось от той милой сентиментальности, что на секунду проскользнула в нём тогда, на палубе, когда она послала ему воздушный поцелуй.
- Что произошло, Джек? - будто не обратив внимание на его слова, спросила женщина.
Джек присел на кровать и провёл тыльной стороной ладони по её лицу. Захотелось потереться щекой об эти грубые, загорелые пальцы, но Элизабет сдержалась. Джек вкратце описал ситуацию со змеёй, опустив все неприятные подробности линчевания зверушки.
- Кстати Тёрнер очень нам подсобил, - усмехнулся Джек, - даже с евнуха может быть клок шерсти, как говорится. Упав за борт, он не растерялся, а подгадал момент и попытался отрубить зверюге хвост. Конечно, ничего не вышло, но он дал фору мне. Змейка стушевалась, поняв, что что-то не так с тыла, и я смог немного успокоить её прыть.
Элизабет смотрела во все глаза.
- Но как я оказалась здесь, Джек?
- Грот-мачта упала, цыпа, - медленно, с расстановкой произнёс он, - у тебя рана на голове была достаточно глубокая, не волнуйся, я перевязал, в общем, цыпа, ты не приходила в сознание четыре дня.
Глаза Элизабет округлились. Четыре дня! Она посмотрела на Джека и только сейчас осознала, насколько он осунулся и устал. Щёки глубоко запали, глаза казались чернее обычного не только из-за привычной сурьмы, но и из-за тёмных синяков, свидетельствующих о постоянных недосыпах. Элизабет была искренне тронута:
- Ты ухаживал за мной, Джек?
- В общем да, - нехотя ответил он, - по мере сил и возможностей, конечно. Думал, хуже может стать, - замялся Джек, - от ран головы частенько умирают даже самые крепкие, я сам не раз видел подобное.
- Спасибо, Джек, - неожиданно выпалила Элизабет и сжала его руку в своей.
Джек смотрел на неё долгим взглядом, а затем нагнулся и очень осторожно обнял, уткнувшись лицом в её волосы, вдыхая её запах, наслаждаясь возможностью выразить все чувства, накопившиеся за эти нескончаемые дни, что она лежала без сознания, без слов.
- Честно, малышка, я думал, что ты уже не очнёшься, - проговорил хрипло Джек, немного отстранившись и целуя её в нос. - И Евнух наш дорогой всё твердил, что тебя надо ко врачу, но Жемчужина без парусов, несколько дней уже на вёслах идём до первого встречного порта. Нужен серьёзный ремонт, ты просто ещё не видела.
- Ты думал, что я умру? - открыто спросила Элизабет. Любопытство мучило её. Ей хотелось, чтобы он признался, что испугался за неё, признался, что любит.
- Всякое бывает, - спокойно ответил Джек, будто поняв, к чему клонит Элизабет, - у меня от команды осталось семь человек, включая Тёрнера и Гиббса, после встречи с чешуйчатой зверушкой.
Элизабет разочарованно вздохнула. Она уже надеялась, что он готов сказать ей о том, что чувствует на самом деле, но Джек как всегда привычно повёл себя как истинный пират, не теряющий лица даже в самых трогательных ситуациях.
- Элизабет, -твёрдо произнёс Джек, - пообещай мне, что в следующий раз обязательно спустишься в трюм и не будешь геройствовать.
Она нахмурилась
- Я член команды, Джек.
- Ты прежде всего моя женщина, - спокойно ответил он, не придавая словам никакой эмоциональной окраски.
Элизабет ликовала. Это же почти признание!
- Я подумаю, Джек, - усмехнулась она.
- Пиратка, - пробормотал Воробей и притянул её голову к себе, - Вот это-то меня и привлекает в тебе, Лиззи. То, что ты леди и пиратка одновременно. Не знаю, как это может быть, но это так, - прошептал Джек ей в самые губы, а затем поцеловал. Нежно. Элизабет первый раз видела от капитана такое. Не было страсти и напора, была только нежность и попытка не поранить вновь её саднящие губы. Элизабет порой не понимала капитана. Когда она ждала от него ласки, получала в ответ грубый отпор, а когда хотела страсти, безапелляционного порыва, получала целомудрие и робость.
Джек оторвался от её губ и улыбнулся как только что полакомившийся кот.
- Ты, наверное, хочешь есть? - спросил он вдруг весело.
Как это и бывает, женщина неожиданно почувствовала острый голод, хотя ещё несколько минут назад думала, что и крошки в рот не сможет взять.
- То-то, - усмехнулся Джек. - Припасов осталось очень мало, благо хоть пресная вода сохранилась, - сказал он и жестом фокусника достал из кармана яблоко, - но кое-что есть специально для тебя.
Джек взял со стола нож и очистил плод от кожуры, затем нарезал на небольшие кусочки и стал кормить Элизабет с рук. Ей казалось, что это очень мило. После очередной яблочной дольки Элизабет как бы нечаянно прошлась языком по пальцу Джека. Опасный огонь горел у неё в глазах.
Джек ухмыльнулся и осторожно поцеловал её.
- Не сейчас, цыпа, ты ещё не достаточно поправилась. Конечно, мы отпразднуем твоё чудесное выздоровление, но чуть позже, предположим, через пару дней.
Элизабет покраснела, его взгляд слишком много обещал.

***

Спустя несколько дней Элизабет всё ещё чувствовала себя слабой. Не смотря на неважное самочувствие, она настояла на том, чтобы подняться и осмотреть Жемчужину, то, что от неё осталось.
Джек помог ей подняться, придерживая за талию, и вывел на палубу. То, что она увидела, совсем ей не понравилось, привело в ужас, овеяло сосущей тоской. Жемчужина, прекрасная когда-то державная императрица семи морей, находилась в упадке и разрушении. Матросы кое-как закрепили останки бизань-мачты, но паруса почти все были сорваны. Чёрные, свободные паруса. Сердце Элизабет сжалось и заныло в груди. Так невыносимо грустно было наблюдать когда-то столь величественный корабль в таком плачевном состоянии. Медленно, опираясь на согнутую в локте руку Джека, Элизабет побрела по палубе, касаясь кончиками пальцев знакомых предметов, отполированного временем и волнами дерева. Странное ощущение посетило женщину: она как будто утешала старого друга, внезапно разбитого параличом или поражённого смертельной болезнью. И это было так сладостно тяжело, что в груди перехватывало дыхание. Она всё ещё боялась посмотреть на капитана, но всё же подняла взгляд. Его лицо было предельно равнодушной и гладкой маской.  Никаких чувств или эмоций, которых Элизабет ожидала увидеть, не было, только вежливое, нейтральное ожидание.
- Это… это… - Элизабет попыталась выразить нахлынувшие эмоции словами.
- Я знаю, - спокойно ответил Джек, - Пойдём.

***
Прошло несколько дней. Элизабет чувствовала себя всё ещё неважно, потому была вынуждена пребывать в постели, пока команда, выбиваясь из сил, шла на вёслах на северо-восток. Ей тяжело давалось это временное затворничество: хотелось дышать морозным воздухом и вместе со всеми работать на палубе, не покладая рук. Вместо этого, по настоянию Уилла и Джека, она постоянно сидела в каюте капитана, которая временно, за неимением лучшего, стала местом её добровольного заточения. К тому же тёплой одежды на корабле не было и, как сказал Джек «не хватало ещё только подхватить лихорадку, чтобы Жемчужина окончательно обезлюдела».
Долгие дни Элизабет проводила в раздумьях, перебирая в памяти те немногие счастливые моменты, что случились с ней за последние три года. Вот она в подвенечном платье, под руку с отцом шествует к алтарю. Богато одетые гости улыбаются, а Уилл прямо-таки сияет, будто натёртый пенни, гордо стоя около священника. Вот они обмениваются клятвами верности, теми, что на всю жизнь, и Элизабет уверенно говорит «да». Тогда заверения любви звучали правдиво, сейчас женщине слышался в них приговор. Ничего она так не желала, как разрушить данное обещание перед людьми и Богом. Да, Элизабет сожалела, что по молодости поступила именно так, горько сожалела, что отдала свою руку и сердце человеку, которого в действительности никогда не любила. Ей вспомнилось, как они с мужем отбывали в Лондон; прослезившийся, гордый губернатор Суонн вышел проводить их до кареты и обнял на прощание Уилла как собственного сына. Это воспоминание было радостным, потому что Элизабет долгое время желала, чтобы родные относились к её выбору серьёзно, чтобы любили простого кузнеца также как она. Так ей тогда казалось. Вспоминался и первый месяц в столице: честолюбивые надежды, грандиозные планы, их новый прекрасный особняк с видом на море, как они дурачились, бегая вечерами по пляжу с их чудесным золотистым сторожевым псом. Всё казалось таким далёким и несбыточным, будто произошло вовсе не с Элизабет, а с кем-то совсем другим. Память услужливо предоставляла картинки того, как она пыталась привыкнуть к новому Уиллу, его диким выходкам и жестокому поведению, как прощала грубость и ложь, всячески пытаясь оправдать мужа в своих глазах, как наконец осознала, что всё кончено между ними, но обратного пути нет, и единственное, что ей оставалось, так это мечтать о том, что когда-нибудь она снова увидит корабль о чёрных парусах в их тихой гавани.
Тяжёлые мысли неотступно следовали за Элизабет в её одиночестве. Ей начинало казаться, что Джек поступит с ней точно также, как когда-то и Уилл: наиграется вдосталь и покинет. Капитан часто тёмными вечерами пробирался к ней в каюту, хотя сам спал с матросами в трюме, они болтали и шалили, словно малые дети, предаваясь безумным порывам страсти. Элизабет нравилось, когда он усталый клал голову ей на живот, и она могла гладить его по волосам, беседуя с ним. Его руки были постоянно стёрты до кровавых мозолей и на все увещевания Элизабет, он отшучивался, что у остальных дела обстоят ещё хуже, ему же как капитану повезло.
На самом деле Элизабет видела, что Джек в последнее время крайне взволнован. Конечно, его давно уже мучила тайна клинка, но ещё больший повод для беспокойства предоставлял тот факт, что они плыли на вёслах почти полторы недели, а земли всё не было видно. Никакой земли. Несмотря на то, что плыли они с минимальной скоростью: из команды осталось всего восемь человек, способных грести, всё же пугала перспектива умереть в открытом море от голода, чем от усталости. Продовольствия и пресной воды, по словам Джека, оставалось самое большее на пять дней пути. Всё-таки им удивительно повезло, что при схватке с морским змеем трюмы с припасами практически не пострадали.
Свои отношения Джек и Элизабет по просьбе последней держали в тайне, поскольку она не хотела, чтобы пошли нелепые пересуды о том, что она стала шлюхой капитана. Ей было омерзительно даже думать, что такое могло случиться. Она хотела оставаться для команды Лизи – весёлой пираткой, быть равной им, вместе потешаться над невзгодами и вместе пить ром по вечерам в кают-компании. Узнав же, что она любовница Джека, пираты бы отвернулись от неё, не потому что она нарушила клятву, данную мужу при венчании, а потому что она бы перестала быть членом команды, своим парнем, а стала бы просто бабой их капитана. Джеку откровенно не нравилось, что они скрываются, но он как честный пират привык хитрить и потому Элизабет не перечил. Кроме того, оставался неразрешённым вопрос с отношением Уилла, его лояльностью. Джек всё ещё подозревал, что кузнец что-то затеял и не совсем на его стороне. Громогласное заявление о связи Элизабет и капитана могло разозлить его со страшной силой, чего Джеку никак не хотелось допускать, у него и так осталось всего восемь человек команды.
…… В дверь постучали.
Элизабет очнулась от своих тяжёлых раздумий. В очередной раз сегодня обещал зайти Уилл, чтобы справиться о её состоянии. Только он был джентльменом, только он стучал в дверь перед тем, как войти. Джек просто врывался в каюту, когда ему было необходимо. Именно поэтому сейчас Элизабет могла с уверенностью сказать, что не ошиблась, за дверью стоял её муж.
***

Элизабет полулежала на подушках, когда Уилл нерешительно отворил дверь. Странно, но она рада была видеть его. Искренне рада видеть человека, которому отдала пять лет своей жизни и который был так нещадно жесток к ней.
Сейчас он выглядел растерянно и смущённо. Поразительно бледный, болезненный, худой - он казался Элизабет тенью того Уильяма Тёрнера, которого она знала когда-то.
- Проходи, садись, - приветливо заговорила она, тронутая его робостью и нерешительностью.
- Спасибо, - ответил он учтиво, как подобает истинному джентльмену, и сел на капитанский стул. Элизабет было странно видеть здесь Уилла, она слишком привыкла, что на этом месте всегда сидит Джек и весело болтает с ней, язвит, шутит. Уилл же сидел тихо и отрешённо.
Неожиданно он зашёлся сильным сухим кашлем, согнувшим его пополам в судорожном приступе.
- С тобой всё хорошо? - осторожно спросила Элизабет. Её беспокоил вид мужа, болезненно блестевшие глаза, хриплый голос, которым он заговорил с нею.
- Не обращай внимания, простудился немного, - Уилл пожал плечами, - лучше скажи, как ты себя чувствуешь?
- Ещё есть некоторая слабость, но в целом хорошо, спасибо, - мило улыбнулась женщина. Ей хотелось быть с ним вежливой, хотелось забыть все те невзгоды, что им пришлось пройти, всю ту боль, что пришлось испытать, и вновь стать друзьями.
- Я рад, - скованно сказал Уилл и снова закашлялся, - Элизабет…
- Да, - выдохнула она
- Почему всё это с нами случилось?
Элизабет вздохнула. Она и сама не знала ответа на этот так давно мучивший её вопрос. Наверное, потому что ответа не существовало вообще. Просто так распорядилась судьба.
- Элизабет, прости меня, пожалуйста, - прошептал он, - прости меня за всё, за всю ту ужасную боль и горечь, что я тебе причинил. Пойми, мне нестерпимо было осознавать, что ты меня не любишь..
Элизабет дёрнулась как от удара. Уилл извинялся перед ней, впервые за три года он признавал, что не прав, признавал, что вёл себя с ней не должным образом, говоря простыми словами, он вёл себя с ней по-скотски. Это радовало и удивляло, это вселяло надежду.
Уилл вновь тяжело закашлялся
- Но я ведь любила тебя, Уильям, - сказала женщина беспомощно.
- Не надо обманывать, ты всегда предпочитала мне его. Я слышал почти каждую ночь, как во сне ты бормотала невнятно его имя, видел, как ты скучаешь по морю и кораблю, приключениям и пиратам, как ты скучаешь по нему.
- Уилл, зачем ты так? - не выдержала Элизабет, слёзы жалости брызнули у неё из глаз.
- Потому что это правда, - печально сказал Уилл, закашлявшись.
- Уилл, мне не нравится твоё состояние, ты болен! - сказала она только для того, чтобы хоть как -то сгладить возникшую неприятную ситуацию.
- Нет, всё нормально, поверь.
- Дай я потрогаю твой лоб, у тебя, наверное, температура повысилась, - не отставала Лизи. Ей и правда начинало казаться, что с Уиллом происходит что-то недоброе.
Тёрнер развёл руками, показывая, что иного он от неё не ждал, что сопротивляться бесполезно, и потому он не будет этого делать. Элизабет встала с постели и подошла к нему, не накинув плаща, не запахнув платье. Ей думалось, что это ни к чему. Они всё ещё были мужем и женой. Элизабет прикоснулась губами к его лбу и почти отпрянула в испуге: Уилла лихорадило.
- Элизабет, ты меня прощаешь… за всё, что я тебе причинил? - спросил он, нежно обнимая жену будто старого друга.
- Уилл! Да у тебя жар! Тебе срочно надо лечь! - задохнулась женщина, понимая, что если Уилл будет пренебрегать предосторожностями, лихорадка может свалить его. Кроме того, они не могли себе этого позволить, слишком мало гребцов осталось на Жемчужине.
- Так ты прощаешь? - не унимался Уилл
- Конечно, глупый, - ответила Элизабет, обнимая мужа, словно грустного больного ребёнка.
Дверь каюты распахнулась. Джек не привык стучать. Элизабет стояла лицом к нему и секунду не могла понять выражение его глаз: злость, разочарование, раздражение. Женщина всё ещё обнимала мужа, а капитан Воробей презрительно смотрел ей в глаза. Потом он прочистил горло и, спрятав все эмоции, состроил смешную гримасу и шутливо произнёс:
- Как прискорбно, что я нарушил столь идиллическое времяпрепровождение супругов! Каюсь и удаляюсь!
- Джек, постой… - но дверь уже хлопнула, послышались удаляющиеся шаги, - ты всё не так понял, - в пустоту добавила Элизабет. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Он подумал, что у них с Уиллом что-то было, может, даже, что они помирились. Элизабет разозлилась. Да как он мог даже помыслить о том, что она вернётся к мужу? Ведь она признавалась капитану в любви, ведь она и правду любила его, не дав ни разу ни малейшего повода сомневаться в себе.
Элизабет запахнула платье и спешно вышла на палубу.
Уилл остался сидеть в той же позе. События складывались для него наилучшим образом. Он знал, чего он хотел.
Не обращая внимания на Гиббса, Элизабет взлетела на капитанский мостик, дрожа от холода, кружившего в морозном воздухе, и от ярости, заполнявшей сердце.
- Джек! - зашипела она, - нам надо поговорить!
- Нам не о чём говорить, миссис Тёрнер, - спокойно ответил капитан, безразлично пожал плечами, - возвращайтесь в каюту, иначе замёрзнете
- Джек, неужели ты не понимаешь, что у нас с Уиллом ничего не может быть, подумай головой, -прошептала Элизабет, потирая руки, пытаясь согреться.
На секунду его взгляд приобрёл осмысленность, чувства злости и … ревности так и хлестали из его глаз.
- Цыпа, такие женщины как ты способны изменять мужьям с любовниками, так почему же не наоборот?
- Какие такие? - вспыхнула Элизабет - Что ты хочешь сказать?
- А это ты можешь спросить у Скарлетт, когда вернёмся на Тортугу, - злобно выпалил Джек, ухмыляясь во весь рот.
Элизабет задохнулась. Неожиданно тошнота подкатила к горлу, голова закружилась. Чтобы не упасть, ей пришлось ухватиться за штурвал, немного крутанув его.
- Малышка, - испуганно прошептал Джек, пожалев за последнюю минуту десять раз, что сказал ей такие оскорбительные слова, - с тобой всё в порядке?
Элизабет с трудом отдышалась, судорожно борясь с приступами тошноты, и подняла на него полные обиды и разочарования глаза:
- Всё нормально, капитан Воробей, - сказала она сквозь зубы и пошла прочь.
***
Джек задумчиво погладил штурвал. Мороз пробирал до самых костей, но всё же он предпочитал оставаться на палубе, хоть в том и не было особой надобности. Жемчужина мерно покачивалась на волнах, дрейфуя словно корабль-призрак. Беззвёздная ночь опустилась на Атлантику – это было хорошее время, чтобы поразмыслить в одиночестве о всём случившемся за последний месяц. Больше всего его беспокоили происходящие с клинком метаморфозы. Сначала – это странное ощущение, будто сталь пробирается по руке, оплетает её, затем – камушек изменил свой цвет. Что-то здесь было нечисто, только вот что? Джек интуитивно чувствовал подвох, понимал, что творится что-то не совсем понятное, а, возможно, и опасное, но облечь свои мысли в слова, выразить их не мог. В очередной раз он безуспешно пытался разгадать стишок, придуманный, по словам Тиа Дальмы, финикийцами. Как там… Ага.

Для сильных все пути прямые

То есть, если ты сможешь, то возьмёшь преграду силой, на абордаж, размахивая сабелькой и крича «Йо-хо!». Продолжение чуть более интригует:

Для умных – поворот назад

Но если у тебя хватит хитрости и смекалки, то ты пойдёшь окольными путями, не пытаясь напролом рваться туда, куда, возможно, таким способом и не попадёшь. Или, может, вообще следует повернуть назад, может, все сокровища, которые способен найти клинок не стоят того и умнее будет повернуть назад, пока не поздно? Чертовщина какая-то! И умели эти древние народцы наворотить загадок в одном коротком, несчастном стишке!

Глаза используй не простые
Души зерцало – вот твои глаза

- эти строки вообще выбиваются из общего ряда. Глаза – зеркало души, это понятно, но стишок полностью опровергает предположение. Что нужно сделать, чтобы найти сокровище? Обычного зрения недостаточно? Предостережение об осторожности ….хм.

Джек надолго задумался. Он пытался разгадать дурацкий стишок уже с месяц, но ничего не выходило. Положим, на практике было доказано, что клинок помогает своему хозяину. Обычные шпаги не причиняли змеиной зверушке никакого вреда, а ножичек, смастерённый проклятым кузнецом, смог обуздать тварь, поднявшуюся с глубин океана. Предпоследнее четверостишие это подтверждает:

Коль ты решился, не жалеешь
Достигнешь цели с помощью моей
Коли использовать меня сумеешь
То буду верной дланью я твоей

Джек каким-то образом смог использовать клинок правильно, и он помог достигнуть успеха, став верным помощником. Капитан неожиданно вспомнил это пьянящее ощущение победы. Клинок был настолько лёгок, что его вес почти не чувствовался, он идеально подходил по форме руки, не затрудняя и не стесняя движений, он стал будто продолжением руки. Джек неприятно сглотнул, поражённый осмысленным. Клинок в прямом смысле стал продолжением руки! Стал верной дланью!!! Открытие пугало и завораживало Джека одновременно.

Но, коли ты меня обманешь,
Пощады от меня не жди
В пучину хладную ты канешь
Я вижу, истекают твои дни.

А ножичек-то с характером! Мрачноватая концовка предупреждает, что если что-то пойдёт не так, то смерти не миновать. Или, может, с самого начала выбора нет у того, кто обладает дьявольским оружием? Может это такая шутка древних? Насмешка: как не крути, попользуешься клинком и сдохнешь от него же.
Джек похолодел; он чувствовал смертельный холод, но не погода была тому виной. Страх сковал тело капитана. Похоже, он начинал понимать истинный смысл всего происходящего и надписей, сделанных на клинке.

Джек бросил последний, безнадёжный взгляд на горизонт, что делал в последнюю неделю чуть ли не каждую секунду в надежде увидеть долгожданную сушу. Увиденное вызвало полуулыбку на лице уставшего капитана. На горизонте виднелся яркий, блещущий сотнями огней порт.
***
- Свистать всех наверх!!! Земля на горизонте!
Джек стремительно перебудил всю команду: им необходимо было сесть на вёсла, чтобы в ближайшие часы добраться до порта, а сам встал за штурвал. Фортуна всё-таки улыбнулась капитану и его многострадальной команде. Да, удача была при нём.
Тяжело кашляя и покачиваясь, Тёрнер занял место на вёслах. Джек одобрительно посмотрел на него: хоть кузнец и был слабаком, держался он молодцом, не смотря на подступившую болезнь. Джек смутно сознавал, что с Тёрнером что-то серьёзное, возможно, воспаление лёгких, или, того хуже, - пневмония, но времени на сантименты не оставалось. Им было просто необходимо доплыть в порт, тогда все смогут отдохнуть и подлечиться. Посмотрев в подзорную трубу, Джек констатировал, что гавань удобная, и можно смело бросать якорь.
Заспанная Элизабет, кутаясь в плащ, наконец-то вышла на палубу. Её лицо было бледным, под глазами залегли неприятного вида тёмные тени. Она выглядела вымотанной, усталой и какой-то погрустневшей.
Джек откупорил бутылку рома и отпил из горлышка:
- Цыпа, выпей со мной , мы почти в порту. А это значит, что Жемчужину залатаем и запасёмся провиантом. Да и благоверному твоему стоит подлечиться, похоже, он совсем плох.
- Спасибо, капитан Воробей, я, пожалуй, воздержусь от возлияний, - холодно ответила Элизабет и безразлично устремила взгляд на горизонт.
Порт был уже виден невооружённым глазом. Маленькие, приземистые домишки сгрудились на холмистой набережной, весело мерцая тёплыми огоньками окон. Элизабет с трудом различила мёрзлую, но такую близкую и желанную землю. Сколько она уже не стояла на твёрдой почве? Месяц? Два? Нет, уже больше. Настолько больше, что успела соскучиться.
Жемчужина медленно, горделиво, не смотря на то, что не хватало двух мачт, заходила в порт. Корабль окончательно остановился, и матросы бросили якорь. Наконец-то они были на земле!
Элизабет присмотрелась и различила на пристани знакомые флаги. Датские флаги. Это была катастрофа! Их всех повесят на рее в ожерелье из пеньковых галстуков !!!
Элизабет спокойно подошла к Джеку и также спокойно, она не хотела преждевременно вселять панику в команду, сказала ему:
- Капитан Воробей, вы знаете что это за флаги?
- Цыпа, брось дуться и перестань называть меня на «вы», мы с тобой знакомы несколько ближе для такого официального обращения, - ухмыльнулся Джек одними губами.
Элизабет раздражённо отмахнулась. Слабость разливалась по её телу, и тошнота с новой силой подкатывала к горлу.
- Так вы знаете, капитан, чьи флаги вывешены в порту? – снова спросила она, - Это может составить нам проблему, капитан Воробей, потому как флаги датские и остров, скорее всего, находится под юрисдикцией Дании.
- Брось, Элизабет, это не будет затруднением. Сама подумай, цыпа, это на Карибах я меня знет весь английский флот как удалой пирата, грозу южных морей. – скромно сказал Джек, - А здесь… здесь я капитан своего маленького судна, потерпевшего крушение. Моя команда почти вся погибла, провианта не осталось, корабль сильно пострадал, - Джек сделал страдальческое лицо, исполненное истинной горести, и подмигнул ей.
Элизабет чуть не стошнило. Наверное, в другой ситуации, если бы она не злилась на Джека, она бы сочла шутку милой. Сейчас ей казалось, что Джек слишком циничен и жесток.
- Итак! Други! – капитан обратился в привычной манере к остаткам своей команды. – Предлагаю сойти на берег и выпить как следует за удачное спасение наших задниц!!!
Моряки, включая тяжело кашляющего Уилла и Гиббса, уже успевшего откупорить бутылочку рома, обрадовано зашумели и гурьбой кинулись к шлюпке.
На палубе остались стоять только Джек и Элизабет.

***
Джек  хищно улыбнулся и наигранно весело, будто принимая правила игры, выдуманные Элизабет, спросил:
- А что же вы, миссис Тёрнер, не последовали за своим верным супругом?
Женщина молча смотрела, как шлюпка отплывает к берегу. На секунду она поймала тоскливый, лихорадочный взгляд Уилла и отвернулась, желая скрыть своё смущение, ведь она точно знала, зачем осталась на корабле с пиратом, которого в силу социального положения должна была презирать, но не могла, испытывая скорее противоположные чувства. Элизабет давно уже простила ему недавнюю грубость, не только её обидели, Джек тоже был рассержен и озлоблен. Но почему же он не доверял ей? Как он мог не понимать, что всё, что у неё осталось к Уиллу, так это жалость и печальные, сентиментальные воспоминания о лучших временах.
Проигнорировав вопрос Джека, Элизабет было направилась в каюту, но у самой двери капитан схватил её за руку.
- Не затруднит ли Вас всё же ответить мне, миссис Тёрнер, - издевательски усмехнулся он.
Элизабет гневно обернулась, невольно вспоминая Уилла с его привычками оставлять синяки у неё на руках, недобро сверкнула глазами и зашипела:
- Отпустите меня, капитан Воробей, немедленно!
Сознание её неожиданно резко прояснилось, тошнота и головная боль отступили, Элизабет была в ярости.
Джек злобно заскрипел зубами, желваки ходили у него на скулах словно живые. Да, он злился, не ревновал её, а именно злился. Да и как можно ревновать к евнуху? Эта женщина принадлежала только ему; она же обнималась с его врагом, соперником. Как же она могла не понимать, что его это …ммм… немного расстроит?!
Вместо того, чтобы отпустить, Джек прижал Элизабет к двери, удерживая её под весом собственного тела, и усмехнулся.
- Сначала ответь на мой вопрос, - почти прорычал он.
- Я не собираюсь отвечать ни на какие вопросы, - сдавленно пролепетала Элизабет, испуганная поведением Джека, раньше он никогда не позволял себе такого. Однако страх мешался с дикой яростью. Сейчас её не волновало, чья вина привела к ссоре, она знала, что права, а Джек обязан извиниться. Нет, молить о прощении.
Элизабет ловко вывернулась из тисков его рук и с размаху дала капитану пощёчину. Он покраснел, глаза налились злостью, но капитан всё равно держал её в объятьях, уже не больно, но крепко.
Вдруг он начал целовать тонкую линию её шеи, прикусывая зубами артерию, бешено гонящую кровь по жилам Элизабет.
- Цыпа, ты мне нравишься такой, - горячо зашептал он ей в самое ухо.- Горячей, неукротимой. Это… интересно.
Элизабет всё ещё продолжала биться в его руках, но с каждой секундой ярость сменялась сладострастным желанием. Она обмякла в его руках, уже не сопротивляясь той страсти, что свела их вместе и держала в напряжение все последние несколько месяцев, проведённых ею на пиратском корабле.
Джек издал какой-то нечеловеческий звук и пнул ногой дверь, которая услужливо распахнулась перед ними. Втолкнув Элизабет внутрь, он поволок её к кровати, продолжая целовать всё её лицо, шею, грудь.
Элизабет беспомощно подчинялась всему, что он делал с ней, от былой злобы не осталось и следа.
Джек повалил её на кровать, оказавшись сверху, и расстегнул верхнюю пуговицу её рубашки. Элизабет выдохнула. Оказывается, всё это время она задерживала дыхание. Неожиданно она легко оттолкнула его и в следующую секунду сидела сверху, разглядывая Джека с нежностью и сожалением.
- Прости меня, - первой прошептала она почти в самые губы капитана, передавая ему слова вместе с лёгким, невинным поцелуем.
Он улыбнулся. По-настоящему, это была не гримаса и не обычная его ухмылка, а чистая и добрая улыбка.
- Ты добряк, я знала, - вновь прошептала Элизабет те слова, что когда-то давно говорила ему.
- Нет, малышка, это ты меня прости. Я не думаю того, что сказал тебе тогда.
- Я знаю, – устало вздохнула она, проводя ладонью по его груди
- Не совсем так, малышка. Я думаю, что ты моя женщина.
Элизабет просияла. Хотя капитан уже говорил ей эти слова, всё же сейчас они прозвучали нежнее, интимней. И она просто обняла его, телом чувствуя, что Джеку совсем не до объятий.
- Развратник, - недовольно заметила она, выпрямляясь
Джек в ответ только ухмыльнулся, вновь принимая своё обычное ироническое настроение.
- Что ж, цыпа, - засмеялся он,- я этого и не скрываю. А раз уж ты в роли гордой наездницы, может… - Джек не закончил фразу, вполне однозначно поднимая одну бровь.
Элизабет легонько ударила его в грудь кулачком.
- Я знала, что ты развратник, Джек, – сказала Элизабет, начиная стаскивать с капитана камзол, – и мне это нравится.
Закончив с одеждой, Элизабет подняла глаза на капитана, совершенно нагло положившего свои руки в перстнях на её талию.
Джек не ответил, он дёрнулся, и их тела сдвинулись.
- Любишь ли ты скакать галопом, цыпа? – спросил Джек улыбаясь, простодушно склонив голову набок.
Элизабет закатила глаза, это было вполне в его стиле: секунда искренности и часы насмешек.
- Нет, я больше люблю ездить в карете, но если в наши планы входит прогулка верхом…, - она усмехнулась и начала двигаться, то я не против проехаться лёгкой рысью
Джек блаженно прикрыл глаза.
- Определённо это входит в наши планы, цыпа, определённо.

*** 
Элизабет вышла на негнущихся ногах и, отойдя от лазарета на приличное расстояние,  тяжело прислонилась спиной к стене. Гиббса уже и след простыл: верно, он отправился на Жемчужину или в ближайший кабачок хлебнуть рома. Тем не менее, это было к лучшему.  Элизабет представляла собой жалкую пародию на самою себя: влажные от слёз глаза опухли и покраснели, кожа от недосыпа бледностью напоминает сухую кожу мертвеца, щёки ввалились, скулы странно, будто у нескладного подростка,  заострились. По-хорошему, ей было необходимо поесть и выспаться, а в её теперешнем положении и подавно…
Невесёлые мыли вновь накрыли женщину с головой. До сих пор она думала только о том, как новость о прибавлении в их семействе воспримет горячий, несдержанный Уилл, но…что же скажет настоящий отец ребёнка? Что скажет Джек?
Холодок пробежал по спине Элизабет неприятной волной. Что-что, а реакцию Джека можно было легко предугадать: он высадит её в близлежащем порту, или оставит на острове вместе с Уиллом. Никогда свободолюбивый капитан не будет нянчиться с младенцем, пусть даже со своим собственным сыном. Это не в стиле капитана Воробья, он и сам по большому счёту ещё ребенок. Джек испугается, что потеряет свою свободу, и просто сбежит. Слёзы полились тонкими струйками по щекам Элизабет – её словно поймали в капкан, выхода из которого не было.
А команда? Как воспримут матросы женщину, беременную от их капитана? Как его возлюбленную? Как бы не так! Она станет просто шлюхой в их глазах, потерявшей всякие понятия о чести и достоинстве, что, по мнению мужчин, для женщины превыше всего.
Возлюбленная… Элизабет повертела слово на языке. Как бы ей хотелось, чтобы всё было так просто и безоблачно, чтобы Джек сказал, что любит её и никогда никому не отдаст. Банально, но каждая женщина хочет слышать от своего мужчины нечто подобное. Но, разве гордый капитан Жемчужины когда-нибудь позволит себе нечто подобное? Нет, такие проявления чувств пираты считают слабостью…
Что же остаётся делать ей, женщине пирата? Что нужно сделать, чтобы всё между ними оставалось так, как есть сейчас? Элизабет задрожала и расплакалась ещё сильнее, навзрыд, не скрывая нахлынувших эмоций: она знала, что ей предстоит. Ей нужно избавиться от ребёнка.
Элизабет судорожно обхватила себя за живот, будто чувствуя ребёнка в утробе. Её ребёнка. Её и Джека. И ей придётся избавиться от этого крохотного существа внутри неё, убить…
Слёзы градом катились из глаз Элизабет. Её страшно мутило. Сдерживаться не было больше сил. Она наклонилась и стравила весь свой скудный ужин, пополам с горьким желудочным соком, обжигавшим горло. Выпрямившись, Элизабет вытерла рот рукавом рубашки. Решение было принято.

***

Джек брезгливо обтёр клинок об одежду одного из убитых и поспешил прочь. Перспектива быть пойманным на месте убийства его не прельщала, у капитана были слишком свежие и неприятные воспоминания о тюрьме.
Ближайший кабак нашёлся поблизости с гордым, но банальным названием «У старины Сэмми». Сколько таких местечковых забегаловок повидал Джек! Сколько рома там было выпито, сколько девиц споено! Джек ухмыльнулся своим мыслям. На границе сознания, однако, неотступно крутился образ отвратительного клинка, покоившегося в ножнах и похлопывающего по бедру при ходьбе.
Джек завернул в таверну, уверенно берясь за дверную ручку. Внутри было шумно, слышался галдёж посетителей, добрую половину которых, на первый взгляд, составляли явно не чистые на руку дельцы и разбойники, что, впрочем, почти равнозначно. Женщины в ярких платьях высоко и громко смеялись, обмахиваясь веерами. Обычные портовые шлюхи, скорее всего, хотя некоторые выглядели достойнее, чем остальные. Разношёрстная толпа словно огромный улей гудела, визжала, хохотала, к одной из стен, в обнимочку с бутылкой, привалился старый моряк, периодически прикладываясь к оной. Это был храм обильных возлияний, молельня разврата, - всё так, как капитан Воробей любил.
Расталкивая посетителей, Джек протиснулся к барной стойке: ему срочно нужно было выпить. После всего пережитого за этот нестерпимо длинный день требовалась хорошая порция старого доброго ямайского рома, если, конечно, он у них имелся в наличие. Хотя, была – не была, и местный сойдёт.
Джек  честно,  что с ним случалось редко, заплатил за бутылку и отправился искать свободное местечко, чтобы спокойно обдумать всё произошедшее, а заодно и выпить.
Неожиданно из дальнего угла послышалось приглушённое предложение присоединиться:
- Иди, моряк, присядь со мной, - голос принадлежал тёмной фигуре, с головы до ног укутанной в тёплый плащ, хотя в кабачке было нестерпимо жарко от обилия выпитого и человеческих тел.
Джеку столь доброе предложение не понравилось. Незнакомец одиноко сидел за угловым столом, рассчитанным на четверых, но никто к нему не подсаживался, даже не пытался.
Будто почувствовав неуверенность капитана, фигура продолжила:
- Не волнуйся, клинка ты в спину не получишь, пират. Я не разделяю методов тех троих грабителей, да и не хочу, чтоб меня постигла та же участь. Мы просто с тобой выпьем. За свободу, а?
Джек похолодел и послушно присел с незнакомцем. Тот знал и о случившейся всего час назад потасовке, и о его предпочтениях: излюбленным тостом Джека был именно тост за свободу. 
- Кто ты? Откуда ты меня знаешь? – удивлённо, но всё же осторожно осведомился Воробей, незаметно нащупывая пистолет на поясе: так, на всякий случай. Излишнее любопытство, как известно, ещё никого до добра не доводило.
Человек лишь промолчал, покачав головой, и поднял чарку, наполненную ромом до самых краёв.
- Выпьем, Джек, - прошептал он.
Джек Воробей перестал удивляться. Незнакомец явно откуда-то знал о капитане или, быть может, был когда-то давно представлен ему. Память Джека пыталась разобрать в звуках голоса знакомые нотки, но всё тщетно: из-под плаща голос звучал сдавленно и приглушённо, любой мог так говорить.
Джек осушил чарку, и только после этого ритуального действа человек неспешно, словно нараспев, произнёс:
- Я много чего знаю, Джек. Хочешь, расскажу тебе сказку? Не отвечай, я знаю, что хочешь.
Джек пытался было протестовать, его пугали странные слова этого ненормального, но незнакомец предостерегающе зашипел.
- А теперь, капитан Джек Воробей, - насмешливо продолжал он, - послушай меня внимательно. Возможно, тебе мой рассказ о чём-то скажет.

Давным- давно жили-были брат с сестрой. Мальчика звали Ян, а девочку Су, и жили они душа в душу, никогда не ссорились, пока не выросли… Ян стал добрым и отзывчивым к людям, исполнял все их желания, какие только мог, а душа Су зачерствела, почернела в груди. И приносила она окружающим лишь горе и разочарование. Однажды Ян, искусный ремесленник и кузнец, выковал клинок потрясающей ковки и красоты, – на этих словах Джек почти задержал дыхание, а незнакомец продолжал, - Клинок был острый, словно коготь зверя, прочный, что алмаз, впаянный в его рукоятку, но, важнее всего то, что он поражал любую цель, намеченную его счастливым обладателем. Ян страшно гордился своим творением, ведь он собирался использовать его только на благо людей, принося мир и добро. Су же обозлилась, она позавидовала брату и задумала ему отомстить. Выкрав клинок тёмной ночью, словно маленькая воровка, Су переплавила его, вложив в свой труд всю свою силу и ярость. И клинок в её руках стал орудием убийства, он питался человеческой злобой, напиваясь черной силой. Ян, узнав, что сделала его сестра, разгневался так, как не гневался никогда. Он решил наказать Су за все её злодеяния. И он отправился на бой с собственной сестрой. Заполучив обратно своё творение, Ян понял, что спасти клинок, обратив его вновь в орудие добра, невозможно, - слишком много превращений он уже прошёл, слишком глубоко зло пустило корни в его сущность. Гнев Яна разрастался ещё сильнее: теперь существовала опасность, что заполучивший клинок им же будет и погублен. И Ян сделал единственное, что, как ему казалось, оставалось. Он превратил клинок в кусок металла, а тот, в свою очередь, надёжно спрятал, и заточил непокорную Су в собственном теле, дабы сестра не смогла найти и вернуть клинок, ведь между ними была неразрывная связь, - незнакомец перевёл дух и снова продолжил, - так появился бог хаоса и времени – двуликий Янус – соединение брата и сестры – доброго Яна и злой Су. Память об их печальной истории и о судьбе клинка люди, как легенду, передавали из уст в уста, из поколения в поколение.  Шли годы, века, тысячелетия. Первыми ценный металл, спрятанный братом, обнаружили финикийцы, первыми они догадались выплавить из него клинок, но не справившись с грозным оружием, вновь сплавили его в кусок металла, нанеся лишь неизгладимое послание – насмешку будущим поколениям. Пытались многие: кто-то отливал не тот предмет, кто-то неправильно ковал. Ближе всех к раскрытию тайны исполнения собственных желаний подошли римляне, оставившие после себя некую скрижаль, написанную якобы Горацием. Суть её состоит в том, что предмет, который необходимо выковать – клинок, что он должен быть нужной формы и качества, и что выковать его может только кузнец под стать самому Яну,  и тогда воссозданное оружие поможет найти Яна и его сестру Су. А Ян, как известно, может исполнить любое желание, как, впрочем, и его сестра.
Металл побывал во многих руках и формах, пока не попал ко мне. Я же нашёл того самого кузнеца.
Незнакомец усмехнулся и откинул капюшон с лица.
- Тиа Далма, я знал, что без тебя не обойдётся, - закатывая глаза, хрипло засмеялся Джек.   

***
Далма хищно ухмыльнулась, обнажая тёмные зубы в ироничной улыбке. Её кожа шоколадного оттенка переливалась в отблесках свечи, а длинные африканские косички спадали волнообразной непокорной массой.
- А ты не изменилась, - заметил Джек, немного оправившись от удивления.
- Зато ты изменился, Джек Воробей, - усмехнулась ведьма, кокетливо грозя пальчиком.
- Всё также любишь театральные эффекты, - продолжал капитан, проигнорировав её слова, - всё также берёшь плату за свои услуги? - вопрос прозвучал скорее как утверждение, и Далма не стала утруждать себя ответом.
- Так какую же сделку ты заключила с нашим милым евнухом? Уж не хочешь ли ты сказать, что на бескорыстную помощь тебя толкнули чаяния влюблённого сердца? - саркастически осведомился Воробей.
- Красавчик Джек, Тиа тоже имеет желания. Как и ты, как и мисс Лизабет, как все люди, - подчёркивая каждое слово, произнесла ведьма. - И желаю я вовсе не кузнеца Уилла, хоть он мне и пришёлся по вкусу - Далма нехорошо улыбнулась и продолжила, - Я хочу добраться до Януса, узнать, как он научился тому, что умеет. Легенды не врут, Джек. Я хочу проверить. Для этого мне нужен был искусный мастер и отважный проводник. Оба нашлись в угоду Тиа так кстати: кузнец, мастерством подобный самому Яну, и бесстрашный пират, готовый ради наживы и приключений отправиться на край света. Разве не удача ли это, Джек?
Воробей негромко засмеялся, восхищённый изворотливостью её пытливого ума:
- И, конечно, это ты невзначай наставила евнуха на путь истинный о том, что нужно выковать и как? И ты совершенно случайно пустила слух на Карибах, что существует клинок? - Джек смеялся уже в голос, - Ты бесподобна, моя дорогая. Снимаю перед тобой шляпу. Никто, кроме тебя, не смог бы спланировать столь безупречный план на потребу свой чёрной душе, так расчётливо и тонко! Даже я.
Губы Далмы вновь расплылись в улыбке:
- Ты всегда был сообразительным, Джек, но на этот раз Тиа обвела тебя вокруг пальца. Признайся, ты не догадывался, что всё это время на твоём корабле был мой соглядатай, который передавал мне ценную информацию обо всех твоих планах и передвижениях.
- Кто? – спокойно спросил Джек
- Разве это сейчас важно? – пожала плечами Тиа, - Но я тебе намекну: это был человек с попугаем. Он уже мёртв – погиб во время битвы с морским змеем. Когда его птичка прилетела ко мне – на этот раз сообщить грустную весть, я уже давно ожидала тебя на Нёлсое, зная, что, следуя курсу, ты обязательно пройдёшь через остров. Я удовлетворила твоё любопытство? – иронично осведомилась Тиа.
Джек снова засмеялся. Старина Коттон оказался не так прост. Далма действительно весьма искусно обвела его вокруг пальца.
- Чего же ты хочешь от меня теперь? – спросил он, равнодушно потягивая ром.
- Хочу отправиться в путешествие вместе с тобой, - ответила она.
- Раньше хотела сделать всё только моими руками, а теперь желаешь присоединиться к нашей далеко небезопасной экспедиции. Всё верно, или, может, я чего-то не понимаю? – Джек насмешливо приподнял бровь. Ситуация казалась ему забавной уже потому что всемогущей Далме неожиданно потребовалась помощь скромного пирата, без которой, вероятно, она не могла обойтись. Иначе, она просто не обратилась бы к Джеку, продолжая наблюдать, идя по их следу.
Тиа задумчиво посмотрела на него исподлобья и, выждав театральную паузу, медленно проговорила:
- Я хочу заключить с тобой сделку, Джек.
- Ах, как же ты любишь это слово, - не преминул язвительно вставить капитан
- Не перебивай меня, дослушай. Я признаю, что одной мне в северные моря не добраться, мне действительно нужен проводник. Такой, как ты, - Джек состроил польщённую гримаску, а Далма продолжала, как ни в чём не бывало, - До этого момента всё шло гладко, но недавно, прознав, что за штучкой ты владеешь,  за клинком стал охотиться ещё кое-кто. Не хочу, чтобы наш ключ к успеху достался кому-то другому, поэтому предлагаю тебе помощь. – Далма ещё немного помолчала, в её чёрных глазах недобро плясало отражение свечи, -Итак, моё предложение таково: ты доставишь меня к Янусу, а я взамен помогу тебе справиться с невзгодами в пути, преодолеть все препятствия. Ты ведь знаешь, что моя помощь дорогого стоит.
Джек задумался. Неспроста ведьма предлагала свои услуги.
- И кто же конкретно охотится за моим ножичком?
- Пока не знаю точно. Скажу одно: пираты, - Далма, казалось, говорила вполне искренне.
Джек поскрёб подбородок, в его голове зародился прекрасный план. Далма хитрила, но на этот раз он не останется в долгу. Больше эта чертовка его обмануть не сможет. Не на этот раз.
- Я согласен, Тиа. Мы вместе отыскиваем Януса, взамен ты подчиняешься мне как капитану корабля, на котором поплывёшь, беспрекословно, помогаешь во всём. Но, учти, отплыть мы сможем не раньше, чем через пару недель – Жемчужину необходимо подлатать, она в плачевном состоянии.
Тиа обнажила зубы в подобострастной улыбочке: всё складывалось как можно лучше: Джек купился.
- Как скажешь, капитан Воробей.
Они пожали руки, и Джек поднялся из-за стола. Уже светало. Он хотел вернуться на Жемчужину до рассвета и, возможно, застать Элизабет бодрствующей.
- Завтра увидимся, сестричка, - на прощание бросил Джек через плечо. – Приходи на Жемчужину, и обсудим детали. Тиа молча кивнула, но капитан уже пробирался сквозь толпу веселящихся к выходу. 

***
Приближаясь к Жемчужине, Джек увидел её в тонких,  полупрозрачных лучах утреннего солнца. На палубу падал мягкий золотистый свет, и корабль походил на гигантское уснувшее животное. Джек любовно погладил чуть тёплое дерево, поднялся на капитанский мостик и встал к штурвалу. Вспоминались все те минуты счастья и непередаваемой, дикой радости, которые он испытал, стоя здесь. Попутный ветер в лицо, солёные брызги изморосью на губах. В последнее время его ничто так не успокаивало, разве что… разве что Элизабет. Странное это ощущение, когда видишь женщину и понимаешь, что от одного взгляда на неё по телу разливается умиротворённость, такое тихое, радостное спокойствие. Более всего удивительно было испытывать это к такой женщине как Лизи. Слишком она была вздорная и своевольная, чтобы вызывать такие эмоции, но всё же каким-то образом создавала в душе Джека что-то вроде последней пристани. Она и Жемчужина. И капитан не хотел думать о том, что ему важнее, к чему он относится трепетнее, к женщине или кораблю, ответ мог ему не понравиться.
Четверо матросов-часовых вповалку спали на палубе, остальные, включая Гиббса, ещё не вернулись с острова. Капитан не стал будить нерадивых дозорных, лишь пнув одного носком сапога. Взбучка могла подождать и до утра, вернее до того момента, как капитан проснётся.
Джек отправился прямиком в собственную каюту, надеясь застать там всё ещё не спящую, возможно ожидающую его, Элизабет.
Женщина лежала на кровати спиной к двери и как будто спала. Она свернулась клубком, обхватив себя руками, то ли от холода, то ли от печали, золотые волосы, которые он так любил перебирать в руках, разметались по простыням. И было в её позе что-то жалкое, побитое, будто у собаки, которую хозяин выгнал в дождь на улицу.
Джек присел на край постели и погладил её по голове. Не получив какой-либо вразумительной реакции, он осторожно потряс Элизабет за плечо:
- Цыпа, ты спишь? – спросил он, ожидая услышать в ответ неясное бормотание.
-Нет, - тихо, но совершенно чётко ответила Элизабет, поворачиваясь к нему лицом. Её глаза были заплаканы и красны, веки припухли от слёз, а губы дрожали, хоть говорила она вполне нормально.
-Что, неужели наш евнух так плох? – безразлично спросил Джек, стирая кончиком пальца слёзы с её щеки.
- Нет, он поправится, воспаление лёгких, - отрывисто проговорила Элизабет, - врач сказал, ещё пара недель, и он встанет на ноги, - она судорожно втянула воздух через ноздри и тут же закашлялась.
«Так почему же  тогда ты так печальна?»- хотелось спросить Джеку, но он промолчал, бездумно теребя в руках прядь её волос.
- Знаешь, цыпа, это к лучшему. На ремонт Жемчужины уйдёт столько же времени, если не больше, поэтому нам всё равно предстоит болтаться в этом чёртовом порту ближайший месяц, – и он улыбнулся, стараясь придать своему голосу недостающей бодрости. Перспектива провести в северном городке такой срок, да ещё и с непонятным противником, сидящим у них на хвосте, совсем его не радовала.
- У тебя отличная шубка, - усмехнулась Элизабет, немного развеселившись, - украл?
- Вообще – то реквизировал. Не буду говорить, что морской термин, ты и так, я думаю, знаешь. – Джек снял красивый соболиный мех, переливающийся в лучах утреннего солнца, слабо проникавших через маленькое грязное окошко каюты, и укрыл Элизабет до самого подбородка - Принёс для тебя, цыпа.
Лизи слабо улыбнулась, благодарно коснувшись его руки: на корабле в последнее время было действительно очень холодно.
Джек немного помолчал. Неприятные мысли всё ещё, будто послевкусие после рома, крутились у него в голове.
- Знаешь, цыпа, я сегодня кое-кого встретил в порту. Кое-кого не очень приятного, но весьма полезного нам, - Элизабет, казалось, внимательно слушала, поглаживая приятный на ощупь мех обнажённой кожей ладони, - Это была Тиа Далма, - глаза Элизабет расширились, но она  продолжала молча слушать его слова.
Джек вкратце пересказал ей всё, что узнал от ведьмы, упустив лишь губительное воздействие клинка на владельца. Ему не хотелось распространяться на эту тему, ведь он сам толком не понимал, что происходит в момент, когда кожа владельца касается металла клинка, и появляется цель.
- И ты хочешь взять её на корабль? – недоумённо, хотя и чуть равнодушно, спросила Элизабет.
-Хм.. я думаю, эта бестия нам пригодится, - спокойно ответил Джек.
Элизабет безжизненно пожала плечами, предоставляя разрешить данную проблему капитану, и вновь отвернулась лицом к стене.
Джеку не нравилось состояние Элизабет, равнодушное, отстранённое, ей будто не было никакого интереса участвовать в происходящем. Что-то нехорошее творилось в её душе, только вот что, Джек не мог понять.

***
Элизабет проснулась в середине дня. Джек ещё мирно спал рядом, положив руку на её талию. Его зрачки двигались под плотно сомкнутыми веками, а губы расплылись в полуулыбке: кажется, он видел весьма приятный сон. Подперев голову рукой, согнутой в локте, полулёжа, женщина наблюдала за его лицом, и слёзы тёплыми струйками сбегали по её лицу. Сегодня. Сегодня ей предстояло избавиться от их дитя, ведь, чем скорее, тем лучше, пока он не заметил изменений, происходящих с её телом, пока она горько не пожалела о своих чёрных мыслях.
Элизабет осторожно выбралась из кольца его рук, оделась и незаметно пробралась на палубу. Она уже спускалась по трапу на твёрдую почву, когда кто-то громко окликнул её:
- Эй! Миссис Элизабет! Вы уже проснулись? Куда спешите в такую рань?
Элизабет виновато, словно воришка, пойманный за руку, обернулась и увидела раскрасневшееся потное лицо Гиббса. Он стоял на мостике, засучив рукава, держа в одной руке рубанок. По всему было видно, что ремонт Жемчужины идёт полным ходом, не смотря на отсутствие капитана на палубе. Гиббс всегда был преданным и верным соратником Джека, всегда хорошо делал свою работу.
- Я собираюсь навестить Уилла, - уверенно соврала Элизабет
- Что ж, это доброе дело, миссис Тёрнер, - ответил Гиббс, улыбаясь, - передавайте ему привет, коль очнулся, да и скажите, чтоб возвращался скорее, а то, как же капитан будет без старпома? - Гиббс усмехнулся, но за деланным добродушием чувствовалась старая, скрытая обида.
- Обязательно, мистер Гиббс, - бросила Элизабет через плечо, ускорив шаг.
Вскоре доки уже пропали из виду. Миссис Тёрнер, благородная дама и прирождённая аристократка, выросшая в окружении заботы и роскоши, отправлялась в публичный дом. Этого, к сожалению, требовали обстоятельства. Ей было жизненно необходимо узнать, кто может ей помочь, и она рассудила, что такие женщины должны сталкиваться с подобными проблемами достаточно часто для того, чтобы знать, как с ними справляться. В эту секунду Элизабет было совершенно всё равно, кто и что о ней подумает, приличия, впитанные с молоком матери, отошли на второй план.
Бордель располагался в красивом здании, что показалось странным ничего не знающей о таких местах женщине. Она тихо постучала в большие дубовые двери, неуверенно озираясь по сторонам.
- Чего тебе? - послышался изнутри грубый голос.
- Хочу поговорить с хозяйкой, - приглушённо ответила Элизабет
- Ааааа…свежее мясо, - протянули из-за двери, - Заходи-заходи, - неприятного вида привратник, улыбаясь гнилыми зубами, распахнул перед Элизабет двери. От него крепко несло ромом и чем-то, напоминавшим протухшую рыбу. Элизабет поморщилась, привратник осклабился ещё шире, его грязная сухая кожа натянулась на лице, подобно маске.
- Проходи, красотка, они все в гостиной - поджидают клиентов, а работы-то нет, - старик указал узловатым пальцем на небольшую, грязноватую комнатку, примыкавшую к холлу. Элизабет несмело, пытаясь собрать всю волю, что у неё осталась, в кулак, ступила в гостиную.
Несколько женщин сидело вокруг кофейного столика, обмахиваясь веерами. В комнате было жарко натоплено, на их щедро напудренной коже пот выступил бисеринками, неестественно ярко нарумяненные щёки краснели, будто спелые яблоки. Элизабет брезгливо поморщилась, желая скрыть отвращение. Женщины не проявили к ней никакого интереса, продолжая невесело разговаривать вполголоса на непонятном ей языке, вероятно, на датском.
Элизабет кашлянула настолько громко, чтобы её присутствие стало для женщин очевидным. Одна из них, блондинка в туго затянутом корсете, подняла сильно накрашенные глаза и уставилась на Элизабет.
- Чего тебе надо? - недовольно спросила она по-английски, - Если хочешь работы, то, как видишь, её нет. Лучше проваливай отсюда подобру-поздорову, девочки не в настроении.
Элизабет неожиданно разозлилась. Какое право имеет эта шлюха с ней обращаться таким образом? Она ведь ничего даже ещё не сказала, тем более ни о чём не просила.
- Вы не так меня поняли, - горько усмехнулась Элизабет блондинке прямо в лицо, - я совсем не работу пришла искать. Мне нужно поговорить с хозяйкой.
- А ты бы её и не получила. У тебя слишком грубая кожа, - усмехнулась молодая женщина, сидевшая с ногами на засаленном диване, - так чего тебе надо тогда, говори!
Элизабет посмотрела на девушку. Она выглядела скромно, если, конечно, такое определение применимо к женщине лёгкого поведения, и как ни странно хрупко. Молоденькая, черноволосая, с большими, накрашенными красным, губами, и детской чёлкой, закрывавшей светлые глаза, она походила на пятнадцатилетнюю горничную.
- Мне надо поговорить с хозяйкой, - упрямо сказала Элизабет.
Девчушка закатила глаза, а затем злобно завизжала:
- Я и есть хозяйка! Сколько можно твердить одно и то же! - она перевела дыхание, привычным движением откинула чёлку с глаз и уже более спокойно спросила - Я вижу, Господь Бог не наделил тебя умом, поэтому я ещё раз повторю свой вопрос: что тебе от меня надо?
Элизабет удивлённо стояла, с широко распахнутыми глазами. Она никак не ожидала, что хозяйкой заведения может быть столь молодая и невинная девочка.
- Я… мне нужно…-Элизабет медлила, боясь облечь свои мысли в слова, - мне нужно избавиться от ребёнка, - сказать слово "хочу" язык не поворачивался.
Брюнетка хмыкнула и улыбнулась.
- Так бы сразу и сказала, - примирительно произнесла она, приглашая Элизабет присесть рядом с ней.
Женщина осторожно села на краюшек дивана и просительно посмотрела на хозяйку борделя:
-Я подумала, что вы наверняка знаете кого-то, кто может помочь…
Брюнетка рассмеялась коротким хриплым смехом, столь не характерным для такой хрупкой девушки:
- Конечно, знаю. Есть одна повитуха, которая обслуживает моих девочек, когда у них возникают проблемы. Я скажу тебе, где она живёт. Если упомянешь в беседе, что пришла от меня, то сегодня же избавишься от ребёнка.
Элизабет тяжело сглотнула.
- Я вам что-нибудь должна? - спросила она подавленно, едва сдерживая подступившие к глазам жгучие слёзы.
Брюнетка вновь рассмеялась, обнажая удивительно ровные и белые зубы.
- Нет. Я хоть и шлюха, но своим всегда помогаю. Жалко тебя. Ведь понесла, наверное, от какого-нибудь богача, а потом он тебя бросил. Ты хорошенькая, а богатеи таких любят. Я права?
- Нет, не от богача, от пирата, - болезненно сжимая платочек в руках, ответила Элизабет.
***

Элизабет вышла из дома терпимости и плотнее запахнула шубу, что Джек принёс ей прошлой ночью. С тяжёлого свинцового неба падали крохотные снежинки, оседая на  лице, тая и смешиваясь с солёными капельками слёз. На душе было чертовски тяжело. Как она сможет сделать это? Как она может даже думать об этом? Что скажет Джек, если узнает? Нет-нет, нельзя думать об этом, он никогда не узнает о том, что она сделала, и у них снова всё будет, как раньше.
Элизабет медленно брела по улицам, направляясь вглубь острова. Ей вспоминались слова хозяйки публичного дома:" я своим всегда помогаю". Неужели, она приняла Элизабет за простую шлюху?  А, действительно, чем она не уличная девка? Сбежала от мужа с пиратом, бросив свою налаженную, прекрасную жизнь при дворе короля, предав все те ценности, что ей внушались семьёй, нарушив все возможные приличия и обязательства, принятые в великосветском обществе. Она, скрываясь ото всех, по ночам пробирается к капитану в каюту, будто совершая преступление, и тайно предаётся страсти с чужим мужчиной. А сейчас она собирается избавиться от их ребёнка, существа, которого так нестерпимо хочет произвести на свет, уже хотя бы потому, что надеется увидеть на его крохотном личике такие знакомые, любимые тёмные глаза. Да, она любила Джека, любила ребёнка, который должен был у неё появиться, но никогда не появится.
Всё так смешалось и запуталось в её голове, что Элизабет уже не могла совладать с собой и тихо плакала, подходя к дому повитухи, показавшемуся ей мрачным, неприглядным строением, за дверьми которого скрывались смерть и уныние. 
Элизабет чувствовала, как всё холодеет внутри, как ладони покрывает липкий пот, а пальцы дрожат  мелкой, противной дрожью. Живот от страха стянуло в тугой узел. Ничего и никогда она ещё так не боялась, как того, что собиралась сейчас сделать.
Элизабет осторожно постучала в дверь. Минута, две… Пугающее, томительное ожидание. Не получив ответа, она легонько толкнула дверь, и та поддалась. Элизабет всё ещё стояла на пороге в нерешительности, когда услышала из глубины дома что-то отдалённо похожее на приглашение. Женский голос прокричал что-то и смолк. Элизабет ещё раз осторожно толкнула дверь, обливаясь холодным потом, и, наконец, вошла в дом повивальной бабки.
-Эй! – позвала она срывающимся голосом, - я от Хелены пришла. Мне… мне нужно… нужно избавиться от ребёнка, - сказала в пустоту Элизабет, невольно рассматривая кривой, полутёмный коридор, ведущий, видимо, в комнаты. На стенах висели странные яркие картинки, изображавшие причудливых людей, которым скорее пристало выступать в цирке. У одного была слишком большая голова, у другого -  сросшиеся, перепончатые пальцы рук. Элизабет в испуге отпрянула, её тошнило от увиденного. Слишком отвратительными казались ей изображённые люди, хотя она и пыталась посочувствовать тем, кто родился со столь ярко выраженными физическими недостатками.
- Проходи в первую комнату справа и раздевайся, - прокричали ей издали, - надеюсь, у тебя есть чем заплатить мне?
- Да, конечно, - еле слышно ответила Элизабет, следуя в указанном направлении.
Комната оказалась маленьким, загромождённым помещением. В центре стояла кровать, накрытая белой простынёй не первой свежести, на которой проступали бурые пятна непонятного происхождения. Элизабет передёрнуло от осознания того, чем это может быть на самом деле. Рядом с кроватью находился маленький столик, на котором в беспорядке располагались склянки различного содержания. Здесь были мази и порошки всех цветов, которые только можно себе представить. Элизабет взяла со столика один из пузырьков и опасливо повертела в руках, на полустёртой этикетке слабо просматривалось название. «Экстракт белладонны», - прочитала женщина и тут же испуганно поставила баночку на место. При ближайшем рассмотрении оказалось, что помимо лекарств и различных  препаратов здесь почему-то лежат большие вязальные спицы, хищно поблёскивая хорошо заточенными кончиками.
Элизабет тяжело сглотнула и стала медленно расстёгивать рубашку. Когда с верхом было покончено, она сняла сапоги и устало присела на край отвратительной постели. Что она здесь делает? Зачем пришла? Неужели нет другого способа справиться с этой проблемой? И неужели Джек не поймёт её, если она всё ему расскажет? В конце концов, ведь это их дитя.
В задумчивости Элизабет не заметила, как кто-то появился на пороге комнаты.
- Если пришла, если уверена, то раздевайся и ложись, - прошелестел голос.
Элизабет удивлённо вскинула голову, она узнала это неприятное, вкрадчивое шипение, эти хитрые жестокие нотки. О, боже! Перед ней стояла Тиа Далма.
- Что смотришь, мисс Лизабет? – спросила она, растягивая тонкие губы в улыбке, - Далме тоже нужно иметь какой-то доход. А я смотрю, ты не больно-то рада ребёночку от собственного мужа? – Тиа насмешливо взглянула на женщину из-под опущенных ресниц.
Элизабет тяжело вздохнула и отвела взгляд.
-Ах, так это не ребёнок Уилла, - проницательно заметила ведьма, перебирая в руках кроваво-красные бусы, - Верно я угадала?
Элизабет ещё больше смутилась, не в силах ничего сказать, а Тиа продолжала насмехаться над ней:
- Наша милая мисс Лизабет, такая правильная и честная, такая непорочная и праведная, понесла от другого мужчины… Гм… это весьма забавно, – протянула шаманка, - Но, дело есть дело,  и, если хочешь, я избавлю тебя от столь нежелательного последствия твоего страстного увлечения.
Элизабет благодарно подняла глаза.
- Только при одном условии, - беспощадно продолжала ведьма, - назови мне имя счастливого отца.
- Зачем тебе это знать, мне есть, чем заплатить, чего ещё тебе надо? – едва слышно пролепетала Элизабет, неотрывно наблюдая ход чёток в руках Далмы.
- Мне интересно, кто же смог обрюхатить нашу пылкую мисс Лизабет, - произнесла Тиа, - наверняка кто-то из матросни,  - жёстко закончила она, усмехаясь.
Эта женщина с её оскорбительными замечаниями была отвратительна Элизабет, но что она могла сделать? Разве у неё был выбор? Зная Тиа, вполне можно было предположить, что та откажется помогать ей без предоставления платы. А платой для Тиа сейчас выступало унизительное признание, а не золото.
Элизабет молчала мгновение, а потом, набравшись сил, тихо произнесла:
- Это Джек.
В глазах Далмы мелькнуло удивление, смешавшееся почему-то со страхом.
- Ты уверена? – спросила она подчёркнуто спокойно.
- В чём? – раздражённо спросила Элизабет, теперь смотря Тиа прямо в тёмные глаза.
Ведьма злобно заскрипела зубами.
- Ты уверена, что это ребёнок Джека?
- Совершенно.
- Он знает? – неожиданно спросила Тиа, продолжая перебирать рубиновые бусы в руках, всё убыстряя темп.
Элизабет не ответила, лишь грустно улыбнулась.
В следующую секунду Тиа уже цепко держала её за руку, натягивая на неё рубашку.
- Я не буду тебе ничего делать, идиотка! – шипела она угрожающе на ухо женщине, - Если будет надо, я за волосы отволоку тебя к Джеку, и ты всё ему расскажешь.
Элизабет расширенными от удивления и страха глазами смотрела на Тиа Далму и не верила тому, что хитрая, изворотливая шаманка может вести себя столь странно и нехарактерно для самой себя. Бурное проявление эмоций слишком не соответствовало её спокойной, вкрадчивой натуре.
- Ты понимаешь хоть, что ты делаешь? – Тиа яростно смотрела на даже не шелохнувшуюся Элизабет.
Не получив вразумительного ответа, она ударила женщину по лицу. Этот ребёнок ещё вполне ей пригодится, а эта дурочка собиралась от него избавиться. Хорошо, что Тиа вытянула из неё признание, а иначе…
Как ни странно, оплеуха подействовала на Элизабет отрезвляюще. Она, будто очнувшись, расплакалась и прошептала:
- Господи, Тиа, ты права. Что же я наделала?
- Ты ещё ничего не сделала, - спокойно сказала ведьма, брезгливо пытаясь высвободиться из цепких истерических объятий Элизабет, - не плачь, это… это вредно для ребёнка.
Элизабет последний раз всхлипнула и затихла.
- Вставай, - сурово сказала Далма, - мы идём на Жемчужину. В любом случае, я обещала Джеку нанести визит.

***
Джек проснулся от нестерпимого холода. Не открывая глаз, он попробовал нащупать Элизабет, но ничего рядом не обнаружил, даже шубы, оставленной им на постели накануне. Окончательно проснувшись, он протёр слипшиеся со сна глаза и тяжело сел в кровати. Было ясно, что давно уже больше полудня, это означало, что пора приниматься за работу. У них было слишком много дел и слишком мало времени.
Неспешно одевшись, покачиваясь, Джек вышел на палубу. Яркий дневной свет ударил капитану в глаза, и он страдальчески поморщился. Было холодно, с неба падал мелкий сухой снег, оседая на волосах и лице. Джек огляделся по сторонам, пытаясь обнаружить Элизабет, но её нигде не было. Раскачивающейся походкой капитан добрался до Гиббса, уже вовсю орудующего молотком и рубанком.
- Доброе утро, капитан, - спокойно сказал бывший старпом, - Вы, наверное, вернулись на Жемчужину позже нас, коли так долго спали.
- Да, мистер Гиббс, так и было, - ответил Джек, потягиваясь и подавляя зевок, - А не подскажешь ли мне, старина, где миссис Тёрнер?
Гиббс неодобрительно уставился на Джека, но всё же ответил:
- Она несколько часов назад ушла навестить мужа, капитан.
"Зараза", - подумал Джек, даже полумёртвый евнух не желал оставлять его в покое.
Джек устало прикрыл глаза:
- Новые мачты уже срубили? - спросил он чуть погодя.
- Они будут готовы только дня через три, кэп, - ответил Гиббс, радуясь, что капитан закрыл тему миссис Элизабет.
- Отлично, - задумчиво произнёс Джек, поглаживая тёплое дерево Жемчужины, - пожалуй, я тоже приму участие во врачевании моей девочки, - усмехнулся он, скидывая жилет, и принимая из рук Гиббса молоток и гвозди.
Часы тяжёлой работы оказали на Джека благотворное влияние, хоть он и не любил физический труд. Сейчас это помогало отвлечься, не думать о всех многочисленных проблемах и загадках, разом навалившихся на него. Клинок, Тиа, Лизи - всё слишком запуталось, сплелось в один тугой клубок мыслей и эмоций.
Джек работал хладнокровно и чётко, замечая, что Гиббс изредка кидает на него озабоченные взгляды.
Неожиданно матросы загалдели. Джек поднял голову, отирая пот со лба, и увидел, чем вызвано весёлое настроение пиратов: по пристани в сторону Жемчужины шла уверенным шагом Тиа Далма, волоча за собой слабо упирающуюся Элизабет. От удивления капитан забавно склонил голову на бок, приподняв одну бровь.
Тем временем Тиа почти затащила свою жертву на корабль и подошла к Джеку.
- Здравствуй, братец, - промурлыкала она, недобро улыбаясь и сверкая глазами, - ты звал к себе, вот я и пришла, а заодно и привела тебе кое-кого.
Воробей недоумённо нахмурился, но быстро справился со своим удивлением.
- Ээээ… Далма… Я безмерно рад тебя видеть, - Джек кинул быстрый взгляд на Элизабет, но та лишь испуганно потупила взгляд, - Но могу ли я узнать, что происходит? Почему ты притащила сюда миссис Тёрнер, она же отправилась повидать болезного Уилла, как я понимаю. Неужели по дороге сюда ты её встретила и решила, что лучше будет приволочь её силой на Жемчужину? - Джек усмехнулся, восстанавливая положение нападающего.
- С каких это пор она для тебя стала миссис Тёрнер? - ядовито передразнила Далма, наслаждаясь произведённым эффектом.
Джек округлил глаза и вновь кинул быстрый взгляд на Элизабет, впрочем, не получив никакой поддержки. Команда уже побросала работу и с большим интересом наблюдала за разгорающейся ссорой.
-Ээээ… Далма, - протянул Джек, подхватывая ведьму под руку и стараясь увести подальше от любопытных ушей, - может, поговорим обо всём у меня в каюте?
Тиа усмехнулась своим мыслям.
- Хорошо, - ответила она, бросив красноречивый взгляд на Элизабет. - Пусть мисс Лизабет пойдёт с нами, - спокойно сказала она.
Джек хотел было начать препираться, но, поскольку вокруг было слишком много интересующихся происходящим, лишь коротко кивнул.
Элизабет, на удивление, не протестовала, а лишь тихо скользнула в каюту капитана.
- За работу, балбесы, что вы стоите?! - недовольно бросил Джек команде, захлопывая за собой дверь.
Каюта была маленькой, но Элизабет всё равно пыталась забиться в самый дальний угол, что не укрылось от взгляда капитана.
- Рассказывай ты, - коротко бросила Далма женщине.
- Да что, в конце концов происходит? Вы в моей каюте, так, может, посветите меня в вашу маленькую тайну, дамы? - едко заметил Джек, неотрывно следя за бледным лицом Элизабет, покрытым испариной.
Далма устало подобрала юбки и уселась за письменный стол. Джек продолжал стоять, видимо, ожидая объяснений от обеих женщин.
- Видишь ли, - начала ведьма, понимая, что из Элизабет не вытянешь и слова, - Так случилось, что пока я жила на этом чудесном островке, поджидая тебя, красавец Джек, - ведьма ухмыльнулась, - я промышляла как повивальная бабка.
- О! - выдохнул Джек, - я и не сомневался в твоих талантах, - насмешливо закончил он, хотя улыбались лишь его губы, но не глаза.
- Но я не только принимаю роды, я ещё и избавляю женщин от нежелательного потомства
- Весьма занятно, Тиа, но причём здесь я? - всё ещё недоумевая спросил Джек, приподняв одну бровь.
- Знаешь, кто сегодня пришёл ко мне за …гм…помощью? - продолжала ведьма, не отрывая глаз от меняющегося выражения лица капитана.
Неожиданно Элизабет быстро подошла к Джеку и коснулась его руки.
- Не надо, Далма, - сказала она, обращаясь к шаманке, - я сама.
Яркие, горевшие лихорадочным блеском, глаза женщины встретили тёмный взгляд Джека. Вдохнув поглубже, она произнесла:
- Джек… я … я… жду ребёнка.
Капитан продолжал спокойно смотреть на женщину, его глаза лишь немного расширились.
Он молчал, не зная, что нужно говорить. Неожиданно его взгляд наполнился яростью.
- И сегодня, дорогая Лизи, я так понимаю, ты собиралась от него избавиться, даже не сказав мне? - наконец произнёс он зло.
- Джек, заметь, - вставила быстро Далма, - я могла ей помочь в её желании, но не сделала этого.
- Брось, Тиа, - капитан повернулся к ней лицом, - неужели ты это от большой души, или, может, мисс Элизабет тебе стало жалко? Не надо, Далма, ты врятли сможешь меня провести, - Джек нехорошо ухмыльнулся, вращая белками глаз.
- Что ж, дамы, я думаю, мне пора приниматься за работу, - Джек развернулся на каблуках и уже открыл дверь, чтобы выйти, когда Элизабет неожиданно громко всхлипнула.
Он на секунду остановился, будто не решив, что ему делать дальше, его плечи передёрнуло, затем он всё же вышел, шумно захлопнув дверь.
Далма победно улыбнулась, часть плана была уже выполнена.
Элизабет стояла, а вокруг рушился её мир.

***

Тиа Далма нетерпеливо поправила юбки цветного платья, украшенного множеством странноватых ярких камушков и шелковистыми тесёмками. Непосвящённому могло показаться, что это всего лишь броские, но на деле бесполезные предметы туалета уличной шарлатанки. Однако Тиа точно знала, для чего каждая из них предназначена и как может помочь в той или иной ситуации. Это были амулеты - маленькие хитрости, помогавшие хрупкой женщине твёрдо стоять на ногах в этом жестоком мирке и справляться со всеми невзгодами в одиночку.
Тиа усмехнулась и вновь бросила блуждающий взгляд тёмных цепких глаз на разложенные карты. "Так-так… король червей и пиковый валет… интересное сочетание", - пробормотала она и тут же смешала тонкой рукой выпавший расклад. С силами, что были доступны ей, позволяя пользоваться временно заимствованным могуществом стихий, не стоило играть или злоупотреблять ими - иначе плата могла оказаться слишком высокой.
Именно поэтому Тиа так отчаянно стремилась найти Януса. Ей нужен был чистый источник силы и энергии, неиссякаемый поток знаний и умений, которым она будет не пользоваться, а владеть полноправно. Играя с магией Вуду, как и со всеми иными видами магии, приходилось постоянно оглядываться опасливо через плечо: любовный напиток, который ты приготовила, мог вполне оказаться ядом, а вещица, предназначенная для веселья детей, страшным ящиком Пандоры, всего лишь по прихоти внешней силы. Самой безобидной такой безделушкой был, пожалуй, тот самый компас, за который, в прошлом, Джек расплатился собственной кровью, и не только ею.
Тиа усмехнулась при воспоминании. Десять лет назад у Джека не было золотых зубов и некоторых шрамов. Он узнал, что у некой шаманки с далёкого африканского болота хранится странная вещица, указывающая всегда лишь на то, чего человек желает в данный конкретный момент больше всего. Вещичка появилась у шаманки именно благодаря случайности - силы магии Вуду посмеялись над ней, предоставив совсем не то, на что она рассчитывала. И, конечно, капитан, не отступающий ни перед какими трудностями, решил достигнуть цели во что бы то ни стало - достать то, чего не было ни у кого. Тиа согласилась на сделку. Ей как раз требовался кусочек человеческой печени.
Тогда, под сенью буйной тропической растительности, они провели вместе незабываемую ночь и разошлись по выражению самого Джека, как в море корабли. Это устраивало обоих. Оба получили удовлетворение пылающей плоти, Тиа - необходимый ингредиент, а Джек - вожделенный компас. И это всего лишь за пару граммов печени! Ей нравился Джек, потому и цена была ерундовой.
Но нравился он ей до тех пор, пока не начал несколько лет назад ухлёстывать за мисс Лизабет, этой вертлявой маленькой аристократкой. Если бы всё объяснялось банальной ревностью, Тиа бы легко успокоилась, согласившись пребывать на вторых ролях. Но карты, разложенные на кровавой жертве, а это самый верный расклад, подсказали ей совсем другое. Непредвиденное. То, без чего Тиа не могла обойтись при планируемой встрече с Янусом, а, если быть точнее, с Су, то, что могло помешать ей это сделать.
Её привлекала вовсе не легенда о двуликом боге, не то, что он знал и мог поведать, гораздо больше Далму интересовало то, что он охранял. Неиссякаемый источник чистой силы, Святилище Мудрости, Храм Мысли. Вот, чем в действительности хотела владеть шаманка.
И для осуществления плана нашёлся добрый и жадный кузнец, ветреный и верный пират и … их женщина.
Эта троица должна была обеспечить успех кампании, как технический, так и эзотерический. Сегодня она вновь проверила на картах - всё было именно так, как и предполагала Далма. Любовь - страшная сила, так же как и смерть. Обе эти стихии очень удачно слились воедино, чтобы помочь овладеть силой тому, кто сможет это сделать, - Тиа Далме.

***
Прошло несколько недель. Жемчужина снова сияла в своей неповторимой красоте и великолепии. Матросы установили новую грот и бизань мачты, позаботились о том, чтобы заделать и просмолить все дыры и пробоины. Джек каждое утро просыпался и понимал, что корабль немного изменился, приобрёл какую-то новую небольшую деталь, былой лоск.  Все работы были уже почти закончены, так что через неделю, или около того они снова могли выйти в открытое море. Оставалось лишь добрать членов команды, чем капитан и собирался заняться в ближайшие дни. Гиббс спешно запасал провизию и пресную воду, а также оружие и порох . Каждый матрос по-своему готовился к путешествию, все они слишком долго ждали того часа, когда снова смогут ощутить на лице дуновение холодного свежего ветра, и предвкушение занимало их умы не меньше, чем само предстоящее путешествие.
Элизабет целыми днями слонялась по палубе от одного борта к другому, не зная, чем себя занять. Джек заставлял её страдать от безделья, категорически запрещая даже близко подходить к снастям, которые раньше она считала своим любимым развлечением, и женщина вынуждена была  предаваться невесёлым мыслям, беспрестанно приходившим ей в голову, от которых не получалось отмахнуться.
Самый главный вопрос, мучивший её, был, конечно же, встреча с Янусом. А что она хочет больше всего? О чём попросит двуликого бога, если представится возможность? Так много всего вертелось на языке, но в следующую секунду отметалось как несущественное. Элизабет отчего-то была уверена, что желание должно быть самым сокровенным, честным и правдивым.  Словно маленькая девочка, она свято верила, что лишь заветное желание исполнит двуликий божок.
Наравне с мыслями о Янусе, Элизабет преследовали более приземлённые проблемы, одна из которых назревала остро и неотступно: Уилл. Что она скажет ему, когда увидит, что скажет он? Как она вообще сможет посмотреть ему в глаза?  После того последнего раза, когда Элизабет практически наткнулась на Тиа Далму в лазарете, она боялась навестить мужа, боялась, что её опасения о том, что ведьма ему всё рассказала, оправдаются. От одной только мысли холодок кубиком льда пробегал у неё по спине и комок колом вставал в горле. Нельзя сказать, что женщина чувствовала себя виноватой. Хоть тоненький мерзкий внутренний голосок и подсказывал, что поступила она с Уиллом неправильно, более всего Элизабет опасалась не уличения в супружеской неверности, а агрессии с его стороны, слепой ярости, боялась, что он возненавидит её. Или, может, всё-таки будет презирать как недостойную даже взгляда благородного джентльмена пиратскую шлюху? Необходимо было поговорить с Уиллом, попытаться хоть как-то уладить всё то, что произошло. Но Элизабет не знала, как заставить себя это сделать, как заставить себя пойти к мужу в лазарет и всё рассказать.
Ведь всё же лучше, если он услышит правду от неё. Возможно, Тиа, желая их поссорить, уже наговорила много лишнего, но шанс объясниться был всегда. Даже сейчас, в столь безнадёжной недвусмысленной ситуации.
Элизабет всё оттягивала момент встречи с мужем. Однажды ранним вечером она стояла на палубе в полном одиночестве, наблюдая, как солнце садится за горизонт. Такое развлечение уже вошло у неё в привычку, став своеобразным ритуалом. Матросы ушли в город повеселиться в кабачке, а усталый Джек спал мертвецким сном у себя в каюте. Неожиданно она услышала за спиной шаги. «Кажется, Джек всё же притворялся», - подумала она и, улыбнувшись, резко развернулась.
Перед ней стоял Уильям с обнажённой шпагой. Его глаза горели холодным блеском, а рот скривился в презрительной, недоброй усмешке:
- Ну что ж ты стоишь,  - прошептал он, - Не так верная жёнушка должна встречать своего мужа.
В ужасе глаза Элизабет широко распахнулись.

***
Уилл летел по тёмным улицам города. Грудь жгла страшная, поглощающая всё его существо ненависть. Он убьёт этого паршивого, мерзкого типа, наколет на кончик своей шпаги, а затем заглянёт ему в глаза и вот тогда посмеётся наконец-то последним. Слишком долго этот бесчестный, грязный пират издевался над ним, слишком долго испытывал его терпение. А ведь они заключили сделку! И он ещё мог верить этому ублюдочному мерзавцу! Сукин сын! Он поплатится, ответит за всё то, что сделал, за то, что опозорил Уилла раз и навсегда!.
А Элизабет… эта…эта… Уилл задохнулся, он не находил слов, лишь ускоряя свой безумный бег. Его путь лежал в доки, туда, где стояла на якоре их общая погибель – Чёрная Жемчужина, посудина, которая чуть не довела и Элизабет, и его самого до верной смерти. Чёртовы пираты! Ведь Лизи привлекал не только Джек с его страстной, неверной натурой, её манило то, что он мог предложить, то, что ей казалось бесценным. Свобода… Уилл со злости сплюнул на землю. Ему всегда казалось, что истинная свобода духа – это быть честным и помогать другим; в действительности, жалкий пират извратил все его слова и мысли, представив всё так, будто нет ничего благороднее, чем быть вольным флибустьером. А Элизабет купилась. И отдала этому висельнику своё тело. А теперь ещё этот … ублюдок …. в её утробе. Это… существо, плоть и кровь пирата. Уилл поморщился в отвращении. Осознание того, что Элизабет ждёт ребёнка от отвратительного корсара, приходило постепенно, накатывая вместе с волной тошноты и ужаса.
Уилла передёрнуло, лёгкие страшно болели, но всё же он не сбавлял скорости. На этот раз он должен отомстить: к чёрту джентльменство и все остальные нежности. Джек не достоин пощады. Час пробил.
Он вспомнил, как ещё час назад думал, что жизнь постепенно налаживается, что дикая боль в груди отпустила, жар спал и он может нормально видеть окружающие предметы. Даже приходившая словно во сне Тиа Далма не внушала ему уже опасений. С выздоравливающими после тяжёлой хвори всегда так – они надеются на лучшее, думая, что всё самое тяжёлое и неприятное осталось позади. Сердце Уилла сжалось, в правом боку закололо от слишком быстрого бега. Врач оказался милым пожилым человеком с серебристыми волосами и проницательными глазами. Он был весьма доволен, когда Уилл очнулся, памятуя о том, что некоторое время Тёрнер находился в бессознательном состоянии, бредил и, казалось, вполне мог распрощаться с жизнью. Доктор Арчи часто заходил к Уиллу, проявляя к нему заметное участие не только как к своему пациенту, но и как к человеку, который нравился старику. Уилл хмыкнул и заскрипел зубами. Эти воспоминания были не из приятных, о таком думать не хочется никому, но он всё равно заставлял память выдавать всё ещё яркие цветные образы сегодняшнего вечера. Зачем? Только для того, чтобы подогреть свою ярость. Сегодня он собирался быть беспощадным, забыв про жалость и любые проявления слабости. Джек получит то, что заслужил.
Уилл выудил из памяти воспоминание этого вечера. Доктор Арчи как всегда зашёл проведать выздоравливающего. Он добродушно улыбался, справлялся о состоянии пациента, то и дело усмехаясь. Уилл уже начинал выходить из себя, его напрягало странное поведение врача, когда тот наконец-то сказал:" Что ж, мне пора и откланяться. Поправляйтесь. Ещё раз сердечно поздравляю вас со столь приятным событием, мистер Тёрнер". Уилл насторожился, он чувствовал что-то недоброе, не предвещающее ничего хорошего в словах врача, тогда как сам мистер Скотт сиял словно новый пенни. "Не понимаю вас", - холодно бросил Уилл, поёжившись в постели. Мистер Арчи почесал подбородок и в задумчивости произнёс: "Я думал, вас обрадовала беременность жены, мистер Тёрнер, я знаю, вы так давно ждали этого ребёнка, - доктор ещё раз исподлобья посмотрел на онемевшего Уилла и добавил: "Надеюсь, у вас родится мальчик", - и вышел вон.
Уилл не помнил, что происходило дальше. Будто его сознание заволокло плотным, душным туманом, подавляющим голос разума и лишающим собственной воли. И сквозь эту пелену он чувствовал, как его сердце громко билось, пульсируя бешеными толчками крови в висках, требуя лишь одного - мести, полной сатисфакции.
Уилл смутно помнил, как он выскочил из постели и, едва одевшись, побежал. Он не слушал предостерегающих криков врача, подчиняясь только бешеному ритму, заданному с самого начала и похлопыванию ножен по бедру.
И вот Уилл стоял на палубе отреставрированной Жемчужины, наблюдая Элизабет, обращённую лицом к горизонту. Щемящее чувство заполнило грудь Уилла. На этот раз мосты между ними были сожжены окончательно и безвозвратно. И это сделала она.
Элизабет резко развернулась.
Ярость накатила на Уилла горячей волной. Его глаза горели холодным блеском, а рот скривился в презрительной, недоброй усмешке:
- Ну что ж ты стоишь, - прошептал он, - Не так верная жёнушка должна встречать своего мужа.
В ужасе глаза Элизабет широко распахнулись.
***
Элизабет всё ещё стояла, как вкопанная, не в силах до конца осознать, что этот яростный человек с оружием в руках, - её муж. Лицо Уилла выделялось бледным пятном в красноватых лучах догоравшего заката, глаза пылали будто раскалённые уголья злобой, смешанной с презрением, губы сложились в тонкую побелевшую ниточку и слегка подрагивали, а крылья ноздрей раздувались с такой силой, что прожилки вен проступали на них с поразительной отчётливостью. Никогда ещё женщина не видела его таким решительным, беспощадным, готовым пойти на всё. И это страшило, вселяло в грудь ужас холодным отвратительным комком.
Она хотела закричать, но язык не слушался. Самым правильным и неожиданным для агрессора сейчас было бы позвать Джека громко, что есть мочи, но она не могла. Язык словно присох к нёбу, а ноги будто приросли к палубе корабля. И она продолжала стоять, не в силах оторвать взгляд от разъярённого супруга.
Плечи Уилла неожиданно расслабились, и лицо приобрело более осмысленный, но не менее жестокий и решительный вид. Крадущейся походкой, не выпуская шпаги из рук, он, словно в танце, направился к Элизабет. Осторожно, боясь спугнуть её, будто пичужку с ветки, Уилл подошёл и холодной рукой взял женщину за подбородок, максимально приблизив её лицо к своему.
Элизабет всё ещё не могла шелохнуться, пораженная, словно громом, внезапным появлением своего благоверного, его яростным видом, осознанием того, что он всё знает и теперь не отступится. Она смотрела напряжённо в его глаза, пытаясь выловить на дне его дикого взгляда хоть каплю благоразумия или сердечности, что жили в Уилле давным-давно, ещё до их проклятой, обречённой на несчастье свадьбы, но не находила. 
От прикосновения его руки к обнажённой коже лица Элизабет задрожала, будто он дотрагивался до оголённых, натянутых до придела нервов. В следующую секунду она попыталась отдёрнуться, но Уилл крепко держал её подбородок в своей сильной руке.
- Как ты могла? – сдавленно прошипел он, безумно вращая горящими глазами  и сжимая её подбородок в своих пальцах всё сильнее, - как же ты могла так поступить со мной?!
Элизабет молчала. Неожиданно на неё снизошло спокойствие и полная уверенность в своей правоте. Хватит дрожать, прятаться за каждым углом, пора было прекратить эту глупую игру. Она не видела необходимости, да и не хотела лепетать слова оправдания в ответ на попытку вырвать у неё постыдное, по мнению Уилла, признание. Элизабет больше не считала, что совершила страшный грех, она смотрела в сумасшедшие, полнящиеся яростью и проклятиями глаза мужа, и понимала, что ни о чём не жалеет, что если бы ей представился шанс всё исправить, о чём мечтают многие, она поступила бы точно также. В конце концов, она пиратка, и не только на словах, как могло показаться, но и на деле. А настоящий гордый флибустьер не будет прятаться от опасности, он примет её с широко открытыми глазами и обнажённым клинком.
Элизабет гордо вскинула голову настолько, насколько ей позволяла хватка Уилла,  и, насмешливо прищурив глаза, спросила:
- Что, Уилли? Что я, как честная и верная жена, сделала не так? Разве не о сыне ты мечтал последние три года? – спросила и замерла в ожидании реакции мужа, предвкушая бурю, желая, наконец, пройти через неё с высоко поднятой головой.
Уилл задохнулся. Он хотел что-то сказать, но сама наглость заявления, повергла его в некоторую растерянность, коей и воспользовалась Элизабет. Вывернувшись из его рук, она побежала по палубе, истошно крикнув в пустоту:
- Джек!!!
Спрятаться было негде, через несколько минут Уилл настиг женщину, прижав весом своего тела к грот-мачте.
- Ну что, Ли – и – изи, - злобно протянул он, намеренно растягивая её имя, явно передразнивая манеру Джека, - Кажется, кто-то наконец-то доигрался. Думаешь можно обвести меня вокруг пальца, как жалкого дурачка?!
- Отпусти меня! – Элизабет дёрнулась под ним, ощущая насколько тяжело дышать.
- Отвечай!- потребовал он, снова схватив её за подбородок, - смотри мне в глаза и отвечай!
- Значит, хочешь?! – в ответ Элизабет злобно сверкнула глазами и усмехнулась, вся эта комедия ей порядком надоела, - ты и есть жалкий дурак! И обвести тебя вокруг пальца было не только легко, но и приятно.
Ноздри Уилла раздуло, он резко побледнел, а костяшки пальцев будто сами собой сжались в кулак. Он уже замахнулся, чтобы нанести Элизабет удар, как вдруг почувствовал на шее холод воронёной стали.
Медленно обернувшись, выпуская вновь дрожащую Элизабет из рук, Уилл увидел бледного Джека, с горящими угольно-чёрными глазами, приставившего клинок к его горлу.
Уилл усмехнулся, отчего лезвие немного врезалось в его кожу, и  с расстановкой произнес:
- Тебя-то мне и надо, пират.
- Да ну?! – оскалился в ответ Джек, поигрывая лезвием на шее кузнеца, показывая Элизабет глазами, что ей стоит срочно ретироваться в каюту, на что женщина лишь отрицательно покачала головой, продолжая испуганно стоять чуть в стороне.
- Что здесь происходит?! Эй, кэп?! – неожиданно послышался голос Гиббса. Джек быстро обернулся и заметил старпома, Пинтла, Рагетти и остальных, сгрудившихся в недоумении у правого борта Жемчужины. Видимо, они с кузнецом даже не заметили, как команда вернулась с традиционной вечерней попойки.
Воспользовавшись заминкой, Уилл отскочил от шпаги пирата как можно дальше и выхватил пистолет.
Элизабет ахнула, команда шумно загалдела. Дело принимало неприятный оборот.
- Ничего особенного, мистер Гиббс, - Тёрнер уже направил пистолет в сторону Джека, -  просто этот негодяй сейчас отдаст мне должок!
Гиббс робко посмотрел на капитана, опасливо поглядывавшего на черневшее дуло пистолета, и негромко произнёс:
- Кэп, что у вас с мистером Тёрнером здесь произошло, может…ммм…всё можно уладить мирным путём? – он прекрасно понимал, чем вызвана ярость сынка прихлопа Билла и, наверное, будь он на месте кузнеца, поступил точно также.
Джек молчал, всё ещё смотря на опасно блестевшее в лучах заходящего солнца дуло пистолета.
- Что же, капитан Воробей, поведайте своей команде о вашей неимоверной храбрости! - Уилл уже практически сорвался на хрип.
Джек ухмыльнулся:
- Хочешь, дорогой мой евнух, так я могу сказать, - и, повернувшись к матросам лицом, насмешливо произнёс, - дело в том, джентльмены, что миссис Тёрнер ждёт ребёнка вовсе не от Мистера Тёрнера, - Джек потешно округлил глаза, отчего смертельно бледная Элизабет слегка улыбнулась дрожащими губами, - цыпа ждёт ребёнка от меня, что, как я вижу, немного расстроило её благоверного.
Джек прищёлкнул языком и состроил забавную, испуганную рожицу:
- Теперь он, похоже, желает со мной расквитаться, - Воробей неопределённо махнул рукой в сторону Уилла.
Пираты сначала стояли молча, а затем кто-то, может быть Рагетти, сдавленно захихикал, а Пинтл улыбнулся беззубым ртом и сказал:
- Поздравляю, кэп!
Полупьяные матросы загоготали, периодически пытаясь закричать «ура» в честь их скорого на дело, предприимчивого капитана, но подходить всё же опасались: Тёрнер всё ещё направлял пистолет в сторону Джека.
Уилл при виде реакции команды скривился, словно от боли, и глухо произнёс:
- Иного я и не ожидал… от пиратов.
- Ты сам без пяти минут пират, - заметил примирительно Джек, - и плывёшь на пиратском бриге. Или уже не плывёшь? – Джек продолжал нахально улыбаться.
Уилл закатил глаза, с него хватит. На этот раз Джек расквитается со всеми своими долгами раз и навсегда!
В следующую минуту произошло сразу несколько событий. Уилл вскинул пистолет, а Элизабет высоко вскрикнула от ужаса и вдруг почувствовала, что в глазах темнеет, будто она проваливается в какую-то чёрную дыру, без событий и звуков.
В тишине прозвенел её отчаянный крик, а затем выстрел.
Джек почувствовал, как жар опаляет его кожу, пробираясь всё глубже и глубже. Плечо с силой откинуло назад. Этот щенок ранил его!
Воробей бросил взгляд на горевшую адским огнём руку со шпагой и заметил, что она судорожно дрожит. Трудно было, правда, понять, от чего точно: от раны, расползавшейся по белизне рубашки тёмно-красным кровавым пятном или от металла клинка, хищно оплетавшего его руку.
Взгляд Джека наконец-то прояснился: он осмыслил всё происходящее, заметил, что пуля лишь слегка задела его, не нанеся серьёзного ранения,  увидел, как Гиббс и Рагетти скрутили яростно отбивавшегося Уильяма, и, наконец, опознал в неподвижно лежащем на палубе человеке Элизабет.
Сердце неожиданно упало. Только не это: пуля срикошетила.

***
Джек нервно облизал пересохшие губы и нетвёрдой походкой направился к лежащей на палубе Элизабет. В суматохе никто из пиратов толком и не понял, что произошло, в основном добрая часть команды была занята Уиллом и попыткой справиться с горячим, пылающим праведным гневом кузнецом, и только мистер Гиббс тревожно склонился над женщиной. Честно признаться, Джек ощущал себя весьма двояко. С одной стороны, хотелось кинуться к ней, хотелось немедленно знать, что с ней, а с другой, - сердце неприятно ёкало, а в желудке ощущался несвойственный капитану Чёрной Жемчужины холодный страх, - пуля могла  задеть по касательной его руку, а затем, срикошетив от тяжёлой, чугунной пушки, стоящей  совсем близко, попасть в Элизабет.
Мозг Джека лихорадочно работал. Собравшись с силами, он закусил нижнюю губу и, осторожно присев рядом с Элизабет, лежащей на боку, прикоснулся к её шее. Сердце билось, пульс прекрасно прощупывался. В замешательстве Джек развернул женщину к себе и увидел, что никакой раны нет, что Элизабет, скорее всего, разволновавшись, упала в обморок.
Джек выдохнул. Оказывается, всё это время он задерживал дыхание.  Гиббс улыбнулся и уже протянул руки, чтобы поднять Элизабет, когда Джек жестом остановил его, отрицательно покачав головой. Несмотря на жгучую боль в руке, он достаточно легко приподнял женщину, пытаясь придерживать её голову, и пошёл по направлению к капитанской каюте.
Джек чувствовал, что рубашка намокла от крови и прилипла к коже, но сейчас данный вопрос его не особо трогал. С крайней сосредоточенностью и целенаправленностью он держал свою женщину на руках. Неожиданно Воробей почувствовал, что по его ладоням льётся что-то горячее и липкое. Странно, его ранили в плечо, кровь, конечно, всё ещё не остановилась, но не могла же она с такой силой хлестать, чтобы заливать ему ладони и кисти рук.
Джек настороженно остановился и поглядел на Элизабет. Её лицо мертвенно побледнело, грудь судорожно вздымалась, а брюки… брюки пропитались кровью. Джек судорожно замер, его взгляд блуждал какое-то время, пока не остановился на тяжёлом взгляде Тёрнера. Затем он сделал лишь одно, что требовалось в данной ситуации:
- Врача! – заорал Джек.
Команда недоумённо уставилась на своего капитана. Неужели он, развесёлый пират, будет так кричать из-за какой-то дурацкой царапины?
- Врача, идиоты! Быстро! Три шкуры спущу, если через пять минут здесь не будет врача! – почти злобно заорал Джек снова. Медлить было нельзя, на объяснения не было времени.
Гиббс засуетился первым, подгоняя всех остальных. Уилла немедленно отпустили, появилось дело поважнее. Он стоял на палубе почти один, не понимая толком, что происходит, и неприятное чувство формировалось у него в груди. Казалось, он сделал что-то такое, чего совсем делать не хотел.
Джек с Элизабет на руках быстро скрылся в каюте. Не было ни секунды времени на промедление. У неё началось кровотечение.

***

Джек бережно уложил Элизабет на кровать и присел рядом. Трупная бледность проступала на её лице, хоть и казалось, что она потеряла не так уж и много крови.
Джек осторожно прикоснулся к её губам указательным пальцем, отвёл влажные, слипшиеся от пота прядки с глаз и на секунду задержал взгляд на трепетавших, будто в бреду,  длинных тёмных ресницах.
Он уже давно и думать забыл, о том, что сам он тоже ранен. Коротко осмотрев плечо, капитан пришёл к выводу, что с промыванием и перевязкой вполне можно подождать. Сейчас этим заниматься не было ни желания,  ни особенного смысла: рубашка неприятной коростой прилипла к коже, образовав хрусткую корочку из крови и ткани, отдирать её было бы весьма болезненно.  Однако, одновременно закупорив рану, она образовала некую преграду для дальнейшей потери крови.
Джек вновь склонился над Элизабет, положив ей руку на живот. Прошло уже около получаса с момента, когда он послал своих идиотов за врачом. Нужно было что-то сделать, поторопить их, но мысль оставить Элизабет в каюте одну Джеку в голову не приходила. Это было как-то неправильно.
Наконец, устав от бесплодного ожидания, Джек встал, намереваясь как следует наорать на первого подвернувшегося матроса, но в дверях натолкнулся на высокого, седого мужчину с саквояжем в руках.
Джек без слов отошёл, приглашая врача внутрь, и захлопнул за ним дверь, злобно покосившись на теснившихся около каюты Пинтла и Рагетти.
- Я Арчи Скотт, - коротко бросил человек, присаживаясь на край кровати, - Надеюсь, с миссис Тёрнер случилось что-то серьёзное, из-за чего меня действительно стоило вытаскивать из ванны, - он немного цинично улыбнулся и кинул быстрый взгляд на Джека, - а где же мистер Тернер? Он так стремительно покинул меня этим вечером, что я уж было, грешным делом, подумал, что он чудесно излечился от своего тяжёлого недуга.
Арчи смеялся. Он уже давно понял, что с беременностью Элизабет Тёрнер что-то не совсем чисто. Вернее, с отношением мужа и жены. Сначала она дико испугалась, когда узнала, что ждёт ребёнка, зачем-то, словно сомнамбула, или пьяная приходила к нему, а потом ни с того, ни с сего взяла и ушла. А Уилл, только у знав, что у него будет ребёнок, взорвался и убежал. Что-то явно в этой странной семейке не клеилось,  были здесь какие-то свои, чёрные секреты.
Арчи ещё раз оглядел вальяжного человека, стоящего перед ним. Потёртый камзол, рубашка с расстёгнутым воротом, разорванная и покрытая на плече кровью. Вероятно, мужчина совсем недавно был ранен. На поясе у него был завязан полосатый кушак, волосы заплетены в бесчисленное количество косичек, сдобренных бусинами и другими яркими побрякушками, глаза подведены чем-то тёмным. Для Арчи сомнений не оставалось: загорелая кожа и несколько татуировок, увиденных мельком, доказывали, что этот человек – пират. Вероятно, пират южных морей. Доктор Скотт успел достаточно близко познакомиться с некоторыми из таких людей, когда жил в Мексике много лет назад. Именно поэтому, возможно, он и перебрался на север.
Джек улыбнулся.
- Капитан Джек Воробей, - протянул он, не оставляя никаких сомнений относительного своего рода занятий, - Гм… не думаю, что мистер Тернер, - произнося имя кузнеца Джек невольно скрипнул зубами,  - нам сейчас понадобится,  – он замолчал. А затем тяжело произнес, - Кажется, у миссис Элизабет открылось кровотечение.
Арчи не стал задавать лишних вопросов, ему ситуация становилась прозрачно ясной с каждой минутой. Он смотрел на бледного пирата и понимал, почему Тёрнер так быстро сбежал: да уж, у его бывшего пациента были все основания подозревать жену в измене. Ухмыльнувшись, Арчи развернулся к Элизабет. Она дышала тяжело и прерывисто, всё же не приходя в сознание.
Первым делом Арчи ощупал её затылок. Так он и знал: на голове женщины обнаружилась добротная шишка, из-за которой она, вероятно, в чувства и не приходила. Беглый осмотр показал, что миссис Тёрнер потеряла достаточно много крови, но кровотечение почти прекратилось.
- Как это произошло? У мисс Элизабет, - Арчи намеренно произнёс имя женщины так, как это делал Джек, - неплохой синяк на голове, вызвавший длительную потерю сознания.
Воробей скривился, а затем всё же произнёс:
- Она упала в обморок, ударилась головой о палубу, я полагаю. Я хотел отнести её в каюту, когда почувствовал, что у неё началось кровотечение. А поскольку цыпа беременна, я тут же послал за врачом, - лаконично закончил Джек.
После прозвища, произнесённого пиратом, у Арчи сомнений не оставалось, но всё же он хотел знать наверняка, хотел услышать от самого капитана ответ на интересовавший и забавлявший его вопрос.
- Капитан Воробей, велите принести горячей воды и оставьте нас. Врятли ваше присутствие будет уместно при проведении определённых процедур миссис Тёрнер.
Джек нахмурился, а потом быстро проговорил:
- А я, мистер Скотт, не думаю, что это ваше дело, буду я присутствовать или нет.
- Пристало ли…- задумчиво начал Арчи
- Отцу ребёнка вполне пристало, - устало закончил Джек, крикнув Рагетти и приказав срочно нагреть воды.
- Вот как, - произнёс после некоторого деланного замешательства доктор Скотт, - и как же мистер Тернер отнёсся к сложившейся ситуации? – Арчи старался как можно тщательнее выбирать слова.
- Неужели по мне не видно? – усмехнулся Джек, - кажется, я достаточно сегодня потерял крови, чтобы утверждать, что мистер Тернер был слегка расстроен, – состроил гримасу Джек.
В этот момент в каюту просунулась виновато ухмыляющаяся голова Рагетти, а затем и он собственной персоной, протягивая доктору Скотту котелок с дымящейся водой.
- Что ж, вы остаётесь? – безразлично пожав плечами, спросил Арчи, - процедура весьма неприятная.
- С ребенком всё будет нормально? – вопросом на вопрос ответил Джек, стараясь не показывать, что ситуация для него достаточно волнительная.
Мистер Скотт слегка улыбнулся, он был приятно удивлён, услышав данный вопрос от пирата.
- С ним всё будет отлично, равно как и с его матерью, если мы немедленно примем меры.
Джек согласно кивнул головой и запер дверь в каюту, он не хотел, чтобы любопытные пираты совали нос не в своё дело.
Мистер Скотт раздел Элизабет, осторожно отделяя пропитавшуюся кровью материю от тела женщины. Затем он промыл горячей водой кровоточащее лоно женщины и открыл саквояж.  Врач медленно извлёк небольшую серебристую ампулу и посмотрел её на свет.
- Что это? – опасливо косясь, спросил Джек.
- Раствор аргентум, другими словами, раствор серебра. Необходимо делать прижигание, иначе кровотечение может повториться. У мисс Элизабет очень слабый организм. Возможно, она и не выносит этого ребёнка, но сейчас я постараюсь сделать всё, что в моих силах, чтобы помочь ей, - спокойно ответил Арчи и встряхнул маленькую стеклянную ёмкость. Жидкий серебрящийся раствор хищно стекал по стенкам.
Джек молча кивнул и сел в головах постели, взяв Элизабет за руку, но всё же отведя взгляд. Он чувствовал, что процедура будет весьма болезненной. Видеть исказившееся судорогой лицо женщины ему не хотелось.
Доктор Арчи начал делать то, что и должен был, а Джек почувствовал, что рука Элизабет дрожит мелкой дрожью в его собственной. Сжав её ладонь как можно крепче, он поднёс кончики её пальцев к своим губам. Ещё несколько секунд и Элизабет вскрикнула, приходя от боли в сознание.
- Тише, тише, малышка, - прошептал Джек, прижимая кончики её пальцев к своим губам, - ещё несколько минут, и всё будет хорошо, - он пытался успокоить глухо стонавшую женщину.
Мистер Арчи вымыл руки оставшейся водой и встал:
- Я всё закончил, - Джек осторожно прикрыл всё ещё бормотавшее что-то невнятное Элизабет простынёй и подошёл к мистеру Скотту.
- Спасибо вам, - просто сказал он, протягивая руку.
Врач немного помедлил, но всё же принял ладонь пирата и пожал её.
- Рад был помочь, - медленно произнёс он и добавил, - хоть вы и пират.
Джек ухмыльнулся и нагло ответил:
- И славный малый, как считает дорогая мисс Элизабет.
Мистер Скотт покачал головой и, пытаясь скрыть улыбку, сказал:
-  С ней, я надеюсь, всё будет хорошо. Её здоровье нужно беречь, состояние нестабильно, лучше всего пока соблюдать пастельный режим, никаких физических нагрузок и работы. Это просто противопоказано, - Джек, казалось, внимательно слушал, а потому Арчи продолжал, - ей нужно хорошо питаться и ни в коем случае не волноваться. Кстати, может, вам руку тоже перевязать? – насмешливо закончил Арчи.
Джек тоже усмехнулся:
-Думаю, что не стоит, я и сам справлюсь.
- Тогда всего вам хорошего, и счастливого плаванья, капитан Воробей, - подытожил  врач и, ещё раз улыбнувшись, вышел из каюты.
Джек негромко засмеялся и присел на край кровати, рядом с Элизабет. Женщина лежала с широко раскрытыми глазами и слёзы боли беззвучно текли у неё по щекам. Увидев Джека, она попыталась улыбнуться, но вышла лишь кривая ухмылка.
- Как ты,  малышка? - спросил Джек, осторожно проводя по её лбу кончиками пальцев, убирая слипшиеся от пота прядки волос.
На её подбородке проступали тёмные пятна синяков. Да, с Уиллом ещё предстояло поговорить «по душам».
- Ничего, вроде, - ответила она почти весело, - жить буду, - она окинула изучающим взглядом Джека и неожиданно остановилась на плече. – Ты ранен? – с придыханием, испуганно спросила она.
-Цыпа, я капитан Джек Воробей, и со мной всё в порядке, -  самодовольно усмехнулся Джек, пытаясь скрыть своё волнение, - к тому же наш дорогой евнух  героически промазал, - продолжал потешаться Джек, целуя вновь кончики пальцев Элизабет.
Они немного помолчали, а затем Джек поцеловал Элизабет в солёные, запекшиеся губы и прошептал:
- Отдыхай, малышка, а мне, действительно, надо бы заняться царапиной, да и Тёрнером тоже. Ни о чём не волнуйся, кроме ребёнка, - добавил он, поймав её встревоженный взгляд.
Блеснула золотом прощальная улыбка, и Джек вышел из каюты в холодную, северную ночь.

***

Джек, прожив на свете ни больше, ни меньше, а тридцать шесть лет, из которых двадцать три он занимался тем, что пиратствовал, грабил суда и бриги в открытом море на потребу своей чёрной душе, знал, что не стоит пренебрегать даже мелкими ранами. Любая малейшая царапина требует промывки в целях обеззараживания и перевязки, чтобы в дальнейшем не начались осложнения в виде нагноения, а то и гангрены.
Он видел многих пиратов, которые лишились важных частей тела именно благодаря собственной небрежности. Памятуя о возможных неблагоприятных последствиях, и несмотря на то, что поболтать с Тёрнером хотелось, конечно же, намного больше, Джек отправился в кают-компанию. Ему требовалась помощь, пуля, задевшая плечо, оставила свой след именно на такой труднодоступной части тела, поэтому помощь Гиббса была просто необходима.
Старпом уже принёс новую бутылку рома, но Джек пить отказался. Обезболивание –это, конечно, хорошо, но уж лучше он перетерпит эту боль: с Тёрнером Воробью хотелось разговаривать предельно сконцентрировано, трезвым, одним словом, а не пытаться через силу связать одну мысль с другой.
Гиббс удручённо покачал головой, но всё же согласился с решением капитана не брать на этот раз ни капли в рот, а мученически выносить все страдания, связанные с обеззараживанием раны.
Первая волна тупой боли накатила, когда Гиббс осторожно отдирал присохшую корочку из крови, лимфы и материи. Рана мгновенно заново открылась и засаднила с прежней силой, если не сказать настойчивостью. Джек стиснул зубы, закусив по привычке нижнюю губу и не проронил ни звука, ведь это было только начало. Самое тяжёлое и неприятное было только впереди.
Справившись наконец с рубашкой, Гиббс смочил кусочек относительно чистой материи в янтарном роме, отчего Джек скривился и тяжело вздохнул: даже в такой ситуации расходование чудного напитка не по назначению расстраивало кэпа. Старпом ненавидел делать то, что приходилось делать сейчас, но обстоятельства, к сожалению, действительно требовали того. Сколько старый моряк не бороздил океаны, он не мог привыкнуть к виду человеческих страданий. Хотя Джек был крепким малым, и, наверняка, вытерпел бы боль не дёргаясь, издав, возможно, только несколько проклятий или иных подобных звуков, Гиббсу всё равно было мучительно противно доставлять капитану ещё большую боль, по сравнению с той, которую он уже испытал.
Наконец, решившись, Гиббс резко приложил тряпицу к ране и несколько раз, сильно надавливая, провёл по пульсирующей, обожжённой порохом, плоти. Джек слегка дёрнулся и затих. Боль билась, словно зверь, не находя выхода, в его теле, но Воробей знал, что она пройдёт.
Ему предстояло дело гораздо более отвратительное: общение с евнухом.

***

Уилл сидел на дощатом полу трюма, отвернувшись к стене. Верёвки, скручивающие руки, неприятно и глубоко врезались в кожу, от чего ладони почти потеряли чувствительность. Рёбра сильно болели: он успел получить несколько ударов от Пинтла и парочку от Рагетти, пока его пытались связать, но Уилл не придавал боли и дискомфорту никакого значения. Только не сейчас.
Осознание всего произошедшего медленно приходило к Тёрнеру, очищая его сознание от ненависти, а разум от ярости, что охватила его безумным порывом всего несколько часов назад. Что он наделал? Как он мог так обойтись с Элизабет? Чувство стыда и отвращения к самому себе накатило огромной, потопляющей волной, справиться с которой Уиллу уже не представлялось возможным.
Неожиданно перед глазами всплыла яркая, слишком живая картинка падающей на палубу Элизабет, затем этот образ сменился иным : его жена истекает кровью на руках  пиратского капитана, и он злобно кричит, чтобы немедленно вызвали врача. Что с ней произошло? Что случилось?
Уилл был почти уверен, что пуля рикошетом попала в Элизабет, и сейчас она тихо умирает на руках Джека. Мысли путались, перескакивая с одного события сегодняшнего вечера на другое, не давая успокоиться и обдумать всё произошедшее хладнокровно.  Уилл уже сотни раз пожалел, что затеял эту по-детски глупую дуэль с Джеком, ведь из-за него пострадала Элизабет. Не важно, что всему виной было ужасное стечение обстоятельств. Если бы он не полез в драку, а попытался объясниться с Лизи, понять, что же всё-таки произошло на самом деле, всего бы этого и вовсе не случилось, и она бы не лежала сейчас, истекая кровью. А всё гордость, мальчишеское самолюбие.
Да, знать, что Элизабет носит под сердцем ребёнка человека, которого Уилл презирал, было отвратительно, но знать, что она, возможно, умирает по его вине, было во сто крат хуже. Лучше пусть она будет с Джеком и живой, чем ничьей и мёртвой. Ведь пока она жива, у Уилла всегда есть шанс вернуть её расположение, её любовь, в отличие от второго варианта.
Уилл попытался встать, но ноги в узких сапогах сильно затекли, поэтому он только смог развернуться и теперь сидел лицом к запертой на засов двери, ведущей на палубу.
На душе было не по себе, отвратительным осадком боль затаилась в самых уголках глаз, не способная пролиться слезами скорби или печали. Казалось, мир остановился. Как добрый и честный малый, кузнец Уильям Тернер, превратился в чудовище, мучающее собственную жену? Ответа на этот вопрос, как и на вопрос, почему хорошие люди становятся убийцами, у Уилла не было.
Верёвки ещё сильнее впились ему в руки, но сейчас это уже даже радовало. Ему хотелось чувствовать боль, чувствовать хоть что-то, кроме апатии и безбрежного равнодушия ко всему окружающему, а ещё этой чёртовой жалости к самому себе. Люди часто себя жалеют, себя, не других. Острее всего Уилл понял это сейчас, когда сидел в полной изоляции от всего происходящего на палубе, в полном неведении о дальнейшей судьбе Элизабет, потому что он жалел совсем не её, он жалел себя, думая о том, как он будет без неё жить, без её глаз и волос, без улыбки и тонких изящных пальцев. Сердце заныло одновременно от безысходности и отвращения  к себе самому.
Проклиная всё на свете, Уилл неожиданно для себя горячо зашептал:
- Господи Иисусе, не оставь Элизабет в эту минуту, помоги ей, прошу, пусть она живёт.
Уилл опустил голову, его губы тихо шевелились в беззвучной молитве.

***
Джек медленно повёл рукой, чувствуя, как стянутые повязкой мышцы болезненно сокращаются. Он недовольно поморщился. Хотя особо сильных страданий повязка ему не причиняла, ощущения были не из приятных. Теперь ближайшие несколько недель капитану Воробью предстояло пользоваться левой рукой во всех своих начинаниях. Рана, казалось, вполне могла затянуться сама, но любое лишнее движение грозило тем, что она снова вскроется, и тогда точно придётся зашивать, чего Джек уж совсем не хотел: процедура была болезненной. И это, ещё мягко говоря.
Убедившись, что ничего серьёзного его здоровью в ближайшее время не грозит, Джек проверил пистолет на поясе и, насвистывая весёлую пиратскую песенку, прогулочным шагом отправился в трюм, забавно вихляя на крутых ступеньках.
Пинтл и Рагетти удивлённо смотрели капитану вслед.
- Уж не собирается ли наш кэп вышибить сынку Прихлопа мозги? - удивлённо спросил Рагетти,
- Дубина, не вышибить, а вправить, - укоризненно ответил второй пират и смачно сплюнул, - Наш капитан мастер по таким делам.
Тем временем Джек достиг двери, ведущей в трюм, нащупал тяжёлый медный ключ у себя на поясе и, вставив его в заржавевшую замочную скважину, с трудом повернул несколько раз по часовой стрелке.
Из трюма несло сыростью, застаревшими запахами еды и чем-то покрепче. Джек поморщился. Запах рома не вселял в него надежды, хотя этот странный эффект обычно достигался для Джека при виде бутылки старого доброго напитка с расстояния в несколько сот метров. Сейчас ром вызывал лишь отвращение при воспоминание о его обжигающем прикосновении к саднящей ране.
Джек спокойно вошёл в трюм и почти сразу увидел Уилла. Кузнец сидел на земле лицом к двери, его губы беззвучно двигались, словно в причудливом танце. Он не обратил на Джека никакого внимания, что нимало удивило Воробья.
Подойдя поближе, Джек слегка ткнул указательным пальцем с массивным кольцом тёмного металла в грудь кузнеца. Тёрнер встрепенулся, будто очнулся ото сна, и медленно поднял взгляд затуманенных глаз на капитана, но всё же продолжал упорно молчать. Странно, но Джек не испытывал к нему ненависти или презрения, только жалость. И вовсе не потому, что красотка оставила муженька, переметнувшись на сторону бесчестного пирата. Джеку было несколько жаль евнуха потому, что участь его была незавидна, и избежать её возможности не представлялось. Джек продумал всё до мельчайших деталей. Кроме того, по большому счёту, Уилл не был виноват в том, что случилось с Элизабет; произошедшее действительно оказалось роковым стечением обстоятельств. За себя же Джек не переживал - на нём всё заживало, как на собаке.
- Что с Элизабет? - наконец задал вопрос Уилл, с трудом справившись со своим волненьем.
- Странно, что тебя это интересует, Тёрнер, - насмешливо сказал Джек, - с учётом того, что ты скромно попытался убить нас обоих, - Воробей продолжал издеваться, присев на корточки рядом с пленником, - но, если уж тебя так волнует этот вопрос, скажу: с цыпой всё будет отлично, - Уилл облегчённо выдохнул, но Джек тут же подлил масла в огонь, - но лишь благодаря стараниям доброго доктора.
Тёрнер молчал. С души будто упал огромный камень, придавивший его своей тяжестью к земле. Уповая в своей горячей, безумной молитве только на Бога и его провидение, Уилл и не предполагал, что это действительно поможет.
Джек тем временем встал, обошёл пару раз вокруг собеседника, а затем произнёс:
- Ты чуть не лишил меня жизни, женщины и ….гм…. наследника моих сокровищ, - Джек довольно ухмыльнулся, произнося последнее слово, - как думаешь, должен ли я ответить тебе тем же?
Уилл молчал. Он был не в том положении, чтобы пререкаться, да и ответить, собственно, было нечего. По сути, капитан был во всём прав.
- Впрочем, отобрать у тебя я могу лишь первое, - заметил Воробей, приподняв одну бровь в причудливом изгибе, - женщины у тебя нет, а уж потомства тебе точно не видать по некоторым причинам, на которые я не раз тебе указывал.
Джек засмеялся собственной шутке, а Тёрнер скривился. Его давно не задевали насмешки пирата относительно его состоятельности на этот счёт, однако сейчас казалось бы невинная шутка больно резанула слух. Невыносимо было знать, что этот бесчестный, лживый человек прикасался к Элизабет, ласкал её, нашёптывал на ухо непристойные комплименты. Уилл замотал головой, пытаясь отогнать навязчивое видение, но воображение услужливо рисовало ему яркие цветные картинки похотливых развлечений капитана Воробья с его женой.
Уилл глубоко вдохнул, попытавшись успокоиться, но злость снова брала своё, прочно занимая позиции у него в сердце. Уильям попытался встать, но Джек легко усадил его на место, положив руки на плечи.
- Не дёргайся, евнух, - серьёзно сказал он Уиллу почти в самое ухо, - а иначе будет больно.
Тёрнер зашипел, но остался сидеть, заходясь приступом бессильной злобы. Со связанными руками он ничего не мог сделать этому подонку, только сидеть и слушать его насмешки.
Джек снова обошёл Уилла кругом и встал напротив, достав из-за пояса пистолет.
- Ну, Тёрнер, по-моему хватит болтать, пора бы и расквитаться с тобой.
Глаза Уилла округлились. Он ожидал чего угодно, но только не этого. Посмотрев на Джека, он увидел, что глаза пирата больше не улыбаются, а блестят холодной непроницаемой сталью.
Подойдя к пленнику поближе, Воробей взял его за подбородок, а дуло пистолета приставил вплотную к виску, надавив холодным металлом на разгорячённую кожу кузнеца.
- Ты это серьёзно, Джек? – неожиданно спросил Уилл, не испытывая почему-то ни малейшего страха перед смертью.
- Я сама серьёзность, сынок, - насмешливо ответил Джек, поигрывая пальцем на курке, - пришла пора расквитаться за всё. Ты нарушил нашу сделку, а я, помнится, обещал отправить тебя за это на корм рыбам. Чувствую, отличный у них сегодня будет пир, - без тени иронии закончил Воробей.
- Ты тоже не сдержал слова, - спокойно парировал Уилл
- Я пират, - просто ответил Джек и надавил пальцем на спусковой крючок.
Уилл зажмурил глаза, но выстрела не последовало, только сухой короткий щелчок.
Тёрнер приоткрыл один глаз и непонимающе посмотрел на улыбающегося Джека. Он думал, что не боится смерти, но это….В одну секунду перед глазами пролетела вся его жизнь, с раннего детства и вплоть до свадьбы с Элизабет. Страх волнами накатывал на него, не давая спокойно дышать и думать. Прерывисто вздохнув, он дрожащим голосом спросил:
- Осечка, капитан Воробей?
- Нет, - спокойно ответил Джек, - просто хочу быть уверенным, что ты, мой дорогой кузнец, правильно понимаешь ситуацию. Хочу, чтобы ты чётко себе уяснил, что я всегда смогу нажать на курок и не пожалею. Ты всегда думал, что я лишь играю с тобой и никогда не смогу ответить тебе по-настоящему, потому что якобы мне не позволит честь или, может, наша с тобой старая дружба, - серьёзно продолжал Воробей, - ты ошибался. Если понадобится, я разнесу тебе мозги, и не пожалею ни на секунду. Это ясно?
Уилл смотрел во все глаза:
- Так почему же ты не сделал этого сейчас? – удивлённо спросил он сквозь холодный страх, стекающий по кончикам его пальцев, заполняющий всё его тело, сковывающий холодом смерти.
Джек ничего не ответил, он вытащил клинок из ножен и обошёл Уилла, встав сзади.
- Я также нарушил нашу с тобой сделку, как и ты, - усмехнулся он, - так что мы квиты. Честно сказать, мне твоя ярость понятна. Будь я на твоём месте, врятли промазал бы, - Джек исторг из груди непонятный звук, похожий на смех.
- Поэтому, предлагаю мирно решить вопрос путём переговоров, - продолжал он, - готов ли ты и дальше плыть на моём корабле, под командой пирата, смирившись с потерей Элизабет, но надеясь получить сокровища, или ты хочешь сойти на берег, забыть обо всём и предаться радостям холостяцкой жизни? Этот вопрос самый важный.
Джек продолжал стоять за спиной Уилла с мечом в руках, а Тёрнер судорожно пытался сообразить, что ему предлагают. Сокровища. Нажива. Элизабет. Жену он уже потерял, так что ему мешает хотя бы попытаться исполнить заветное желание? Может, легенды не врут, и он наконец-то получит то, чего хочет? Хотя, с чего это вдруг Джеку поступать настолько благородно?
- Интересно, - настороженно спросил Уилл, - с чего это ты стал таким добрым и честным? – он усмехнулся и закашлялся – рёбра всё ещё нещадно болели.
- Как сказать, - весело произнёс Джек, - ты меня сегодня удивил. Ты пытался убить капитана Джека Воробья. Конечно, у тебя не получилось, - Джек состроил забавную гримаску, но ты пытался. Это достойно похвалы. К тому же, - продолжал Воробей, - за нами хвост уже некоторое время. И я даже знаю, кто нас преследует, - Джек, казалось, помрачнел, - в общении с такими людьми мне союзники нужны. Так, как? Согласен плыть со мной за сокровищами?
- А…? – попытался спросить Уилл, но Джек предупредил его вопрос.
- Нет, - твёрдо сказал он, - Элизабет пусть решает сама. Не тронешь её, и голова будет цела, - Джек многообещающе улыбнулся, - Да, что тебе она, в конце концов, сдалась? На свете много прекрасных цыпочек, в скором времени сам убедишься в этом.
Уилл, наконец, решился. Как ни тяжело было это признавать, но Джек был во всём прав, или почти во всём.
- Хорошо, - тихо ответил он, - я согласен.
- Я знал, - усмехнулся Джек и быстрым движением перерубил верёвки на руках Тёрнера.
Уилл потёр затёкшие руки, убыстряя приток крови к занемевшим пальцам, но всё ещё сидел на полу.
Джек развернул клинок рукояткой вперёд и протянул Уиллу, помогая ему подняться.
Встав, Тёрнер уже хотел отдать ценную шпагу хозяину, но Джек отмахнулся:
- Оставь пока себе, она слишком тяжела для левой руки.
Джек ухмыльнулся, а Уилл бросил взгляд на перебинтованное плечо пирата и пристыжено принял клинок, убрав его в ножны на бедре.
Им предстояло долгое плаванье.

***
Джек поймал на себе внимательный, яростный взгляд Элизабет, но было уже слишком поздно. В воздухе свистели пушечные ядра, то и дело слышались залпы с подошедшего почти вплотную пиратского корабля, носившего название «Пекадора», что с испанского переводилось как «грешница». Джека на секунду заинтересовало странное, вовсе не подходящее пиратскому бригу название, но в суматохе он быстро забыл об этом. Корабль был явно испанским, что Джеку определённо не нравилось. Его не оставляла пресловутая, крутящаяся в голове мысль, что напавшие – именно те, кто, по мнению Далмы, преследовал Чёрную Жемчужину на протяжении всего пути. Джек смутно разглядел суетящихся на палубе матросов – темноглазых и загорелых испанских корсаров. С каждой секундой ему всё больше не нравилась ситуация, он всё больше опасался встретить кого-то из старых знакомых, возможно, много хуже Барбосы или Сяо Фенга. У Жемчужины была пока только одна более или менее серьёзная пробоина, полученная в первую секунду, когда «Пекадора» медленно, почти бесшумно подошла с подветренной стороны на нужное расстояние и дала пушечный залп, благодаря чему в правом борте образовалась небольшая, но всё же способная потопить корабль, пробоина. Несколько матросов немедленно было отправлено осматривать повреждения, Джек же тем временем отдал приказ выстрелить в ответ, дав залп из всех пушек. Сам он стоял за штурвалом, уверенно маневрируя кораблём. «Пекадора» не была столь маневренной и быстроходной, в отличие от Жемчужины, но обладала достаточно тяжёлым вооружением. Джеку даже показалось, что раньше корабль принадлежал Ост-Индской торговой компании, сейчас же на его мачте развивался Весёлый Роджер, зловеще ухмыляясь пустыми глазницами черепа.
Оглушительно грянул залп. Когда дым рассеялся, Джек понял, что ни одно из ядер не достигло цели. Он мысленно выругался и прикрикнул на матросов. Те спешно принялись снова заряжать пушки четырёхфунтовыми ядрами. В принципе, неудачи стоило ожидать: сильная качка на Жемчужине и большое количество времени, требующееся на то, чтобы зарядить орудие, сделали своё дело. Можно сказать, что «Пекадоре» просто повезло, что одно из их ядер вообще угодило в Жемчужину, немного повредив её обшивку. Джек рассчитывал дать ещё один залп, а затем постараться как можно ближе подойти к противнику и начать абордаж – сейчас, находясь в положении нападающего, он чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы действовать. И ему это нравилось.
На судне противника в то же время шла подготовка к ответному удару. Джек нервно оглянулся на матросов, готовивших пушки к выстрелу. Пинтл, Рагетти и один из светловолосых близнецов подготовили пушку и отсалютовали капитану, объявляя тем самым о своей готовности. Пинтл забавно перекинул рожок для пороха из одной руки в другую. Джек ухмыльнулся в ответ и приложил к глазам подзорную трубу. На «Пекадоре» царило нервное оживление, матросы носились по палубе, подтаскивали к орудиям ядра, которые были явно тяжелее тех, что на Жемчужине, может быть двенадцатифунтовыми. Джек взмахнул рукой, что было сигналом к залпу, продолжая тем временем рассматривать оснастку и вооружение противника. Гиббс поднёс горящий фитиль к одной из пушек. Неожиданно взгляд Джека скользнул по капитанскому мостику: кораблём управляла женщина. Молодая, черноволосая испанка. Что-то в её манере двигаться, в её мимике было знакомо капитану Воробью. Он уже почти понял, кто это, как грянул выстрел из всех орудий Чёрной Жемчужины. Джек прошептал: «зараза» и, отбросив ненужную подзорную трубу, начал выкручивать штурвал, стремясь как можно ближе приблизиться к кораблю противника, так, чтобы можно было использовать абордажные крюки. Едкий дым рассеялся, два ядра попало «Пекадоре» в левый борт, оставив глубокие пробоины, через которые в трюм постепенно начинала пребывать вода. Джек тем временем дал сигнал начинать абордаж.
Несколько испанских матросов не растерялись и бросились устанавливать вблизи бортов кулеврины- видимо они неплохо подготовились к ближнему бою. Однако пираты Чёрной Жемчужины тоже не плошали. Они закинули абордажные крюки на борт корабля противника, и некоторые из них уже оказались на его палубе, яростно размахивая саблями и рапирами.
Джек в абордаже предпочитал не участвовать: что есть пиратский корабль без капитана? Горстка мародёров и бандитов, не способных действовать организованно и слаженно, кучка идиотов, способных перерезать друг друга за один единственный золотой дублон. Джек же был той самой ниточкой, связывавшей моряков с дисциплиной. Он спокойно стоял на капитанском мостике, продолжая разглядывать корабль противника. Краем уха он слышал, как Элизабет продолжает кричать и ругаться, молотя кулаками по двери, ведущей в трюм. Да… явно бравого капитана не ждала ночь страстной любви… Джек ухмыльнулся в усы, а затем неожиданно увидел её.
Гибкая как кошка, черноволосая, темнокожая, с глазами цвета предгрозового неба, с огнём в сердце. Джек неожиданно понял, что стоит с открытым ртом и смотрит на Милагрос Авила, яростно отбивающуюся двумя шпагами одновременно от напавших на неё Арни и Снорри. Она явно была смущена удивительной идентичностью братьев, похожестью, проявляющейся даже в используемых в бою приёмах. Она была хороша, как и пятнадцать лет назад, когда он под личиной священника английской церкви проник в отдалённый кастильский монастырь и соблазнил юную монахиню по имени Милагрос… Милли… Она укрывала его от властей, помогала ему, делила с ним постель. При воспоминании об этом в желудке Джека сформировался тугой порочный узел желания. Неожиданно он услышал за спиной звук выстрела. Джек резко обернулся. Раскрасневшаяся, тяжело дышавшая Элизабет стояла на пороге лестницы, ведущей в трюм: она отстрелила замок, воспользовавшись массой оружия, хранившегося в трюме про запас. Не смотря на опасную ситуацию, на абордаж, на идущий бой, Джек не мог не восхититься ею, её смекалкой и выдержкой. Элизабет спокойно поправила сбившиеся волосы, убрав мешающие прядки со лба, и, поднявшись на капитанский мостик, невозмутимо встала рядом с Джеком.
- Элизабет, - здесь слишком опасно, идёт бой, - нагло улыбаясь и глядя прямо перед собой, произнёс Джек, - женщинам здесь не место.
- Женщинам – нет, - едко заметила Элизабет, - а вот бабам в самый раз.
В следующую секунду она схватила абордажный крюк и ловко перелетела на корабль противника. Джек широко раскрытыми от ужаса глазами смотрел, как Элизабет яростно сражается с крепко сбитым испанским матросом. Пираты с Жемчужины заметно оттесняли хозяев «Пекадоры», Милли беспомощно металась между противниками, постепенно приближаясь к Элизабет.
Джек чертыхнулся и крикнул:
- Эдвард! Остаёшься за меня.
Далма облокотилась на дверной косяк и улыбалась, глядя на капитана Воробья и его душевные терзания.
Джек ловко перебрался по сходням на корабль противника и в следующую секунду носком сапога выбил шпагу из рук противника Элитзабет.
- Цыпа, - процедил он, - немедленно возвращайся на корабль!
- А вот и нет, капитан Воробей, - усмехнулась в ответ женщина, полоснув саблей по груди одного из испанских матросов, продолжая расчищать себе дорогу к капитанскому мостику.
Джек следовал за ней, раздавая удары и уколы шпагой и забавно размахивая руками.
- Цыпа, ты обещала не геройствовать без надобности. Я прошу тебя вернуться на Жемчужину.
Элизабет лишь засмеялась в ответ. Иногда Джека пугало это её пиратство, незнание опасности, отсутствие страха вовсе. Ведь тот, кто ничего не боится, либо дурак, либо храбрец. Элизабет, видимо, относила себя ко второй категории.
- Джек Воробей, мой любимый пират, - вдруг ухмыльнулся кто-то рядом, - я думала, ты никого и ни о чём не просишь. Или я ошибаюсь?
Джек и Элизабет обернулись одновременно. Перед ними стояла капитан корабля с окровавленной шпагой в руке. У её ног лежал раненый Снорри.
- Что молчишь? Язык проглотил? – продолжала улыбаться женщина.
- А что ты хочешь услышать, Милли? – Джек предостерегающе положил руку на плечо Элизабет.
Милагрос ничего не ответила. За неё это сделал черноволосый высокий мужчина, с подкрученными усами и безумными глазами, появившийся, будто из неоткуда:
- Она хочет, чтобы ты наконец-то сдох, Джек Воробей.
- Жаль тебя разочаровывать, Эстебан, но на тот свет я пока не собираюсь, а вот тебе советую собирать вещички, - злобно усмехнулся Джек, выхватывая шпагу.
Эстебан отвесил шутовской поклон, принимая бой
***
Джек умело, но осторожно, стараясь не споткнуться и не потерять равновесия, вальсировал вокруг противника, готовясь нанести смертельный удар, если понадобится. Он не считал себя жестоким человеком, но ненависть жгла его изнутри, словно раскалённый металл жжёт незащищённую кожу. Пожалуй, только к этому человеку Джек действительно испытывал ненависть. Многие люди не нравились Воробью, кого-то он недолюбливал, например, небезызвестного капитана Гектора Барбоссу, кого-то презирал, как Беккета, но чувство столь сильное и жестокое посетило его лишь однажды, поселившись в сердце навсегда, - мстительное чувство ненависти к Эстебану Авила.
Джек переставлял ноги, словно в танце. Ошибка сейчас могла обернуться сосновым гробом или, при хорошем раскладе, потерей жизненно важных конечностей. Эстебан не был профаном в искусстве фехтования, он скорее был профессионалом и эстетом. В отличие от Уилла Тёрнера, который тренировался самостоятельно каждый день по три часа, Эстебан учился у лучших испанских мастеров, постигая все таинства древнего искусства боя в полном объёме. Когда-то давно он слыл лучшим бойцом во всём Мадриде, и Джек успел испытать его мастерство на собственной шкуре, что не доставило капитану ни малейшего удовольствия.
Сейчас же они медленно крались один напротив другого, по кругу, осторожничали, никто не желал вступать в бой первым: Джек, исходя из прошлого, не совсем приятного опыта, Эстебан – основываясь на многочисленных легендах о бравом капитане Воробье, витавших, словно дурной запах, над водами Карибского моря.
Мужчины продолжали безмолвно испытывать терпение друг друга, женщины недоумённо смотрели на них: Элизабет - в растерянности, а Милли - скорее со смесью торжества и мстительного восхищения в тёмных глазах. Ей нравилось то, что происходило между её мужчинами.
Эстебан неожиданно сделал резкий выпад вперёд и слегка задел Джека, порвав тому жилет и оцарапав кожу до крови. Джек отпрянул, а испанец кровожадно ухмыльнулся, преимущество внезапности было на его стороне: оставалось только закрепить успех.
Элизабет испуганно охнула и кинулась было к мужчинам, чтобы остановить этот нелепый поединок, но была цепко схвачена за руки. Развернувшись, женщина поняла, что её удерживает, впившись длинными ногтями в кожу запястий, та странная женщина – капитан «Пекадоры». «Немедленно отпусти!», - яростно зашипела Элизабет, стараясь всеми силами вырваться, отпихнув соперницу, но Милагрос была явно сильнее. Она лишь усмехнулась, ничего не сказав в ответ и продолжая удерживать сопротивляющуюся женщину. Ей это доставляло отдельное удовольствие – каким-то шестым чувством Милли ощущала, что строптивая блондинка – не просто случайная пассажирка Чёрной Жемчужины, она скорее член команды, человек, значащий немало для Джека Воробья – иначе он бы не бросился вслед за ней на абордаж «Пекадоры».
Элизабет продолжала извиваться. Её невероятно раздражала наглость незнакомки, приводя практически в бешенство. Наконец, вывернувшись, Элизабет умудрилась ударить противницу носком тяжёлого сапога в коленную чашечку. Женщина взвыла от сильной боли и тут же выпустила пленницу из рук, уже не обращая внимания ни на что, кроме травмированного, ноющего пульсирующей болью, колена.
Элизабет подкралась к Эстебану сзади и, выхватив саблю, приставила к его горлу, прошептав почти в самое ухо:
- Брось оружие, иначе останешься без головы, - её голос звучал твёрдо, хоть руки и подрагивали нервной дрожью. Эстебан остался стоять, сжимая клинок в руке ещё крепче, чем прежде. Он сплюнул и, глядя прямо на немного ошалевшего от всего происходящего Джека, чётко произнёс:
- Ты всего лишь баба, ты не сможешь, так что лучше бросай свою сабельку, пока не поранилась.
Элизабет чувствовала, как в ней поднимается тошнота - смесь отвращения к этому красивому, но гнилому человеку и утреннего завтрака. За последние пару часов её дважды уже называли бабой, однако сейчас гнев на Джека рассеялся. Теперь она чувствовала разницу между словами капитана Воробья и словами этого гнусного испанца. Уважение. Джек, говоря ей такую грубость, всё же уважал её, даже, возможно, восхищался, знал, на что она способна в бою, и потому опасался за её жизнь и, что греха таить, за жизнь их ребёнка; а этот Эстебан не ставил женщин ни во что, наивно полагая, что слабый пол способен только хлопать глазами и вышивать на пяльцах. Интересно, как такой человек связался с той испанкой при его отношении к противоположному полу?
Элизабет усмехнулась: что ж… если этот пират хочет узнать, на что способна мисс Элизабет Суонн, он узнает. Женщина замахнулась и уже была готова рубануть по руке Эстебана - она не хотела убивать, покалечить красавчика, стерев с его лица самодовольную ухмылку, было бы вполне достаточно - как вдруг к ней подлетела Милли и с глазами, полными слёз, упала перед ней на колени, вцепившись в голенище её сапога.
Элизабет удивлённо и брезгливо одновременно посмотрела на женщину:
- Умоляю, не убивай его, не калечь, прошу… ради всего святого, он не хотел обидеть тебя. У меня ведь никого нет… Ради Пресвятой Девы Марии будь милосердна, оставь мне хоть брата живым на этом свете, - Милли уже рыдала, обнимая Элизабет за ноги.
Женщина вынужденно опустила саблю. Тем временем произошло сразу несколько событий. Джек, воспользовавшись передышкой, схватил Элизабет за руку и, прижимая к себе, быстро оттащил подальше от испанской парочки своих старых знакомых, вырвав её из истеричных объятий Милагрос.
Эстебан же резко поднял плачущую сестру на ноги, поддерживая за плечи, и быстро заговорил с ней по-испански. Джек, успевший за долгие годы позабыть родной язык, с трудом улавливал яростные слова, срывающиеся, словно удары плети, с губ корсара. Милли же отвечала невпопад и как-то безразлично.
Неожиданно к Джеку подскочил запыхавшийся, перемазанный то ли своей, то ли чужой кровью, Пинтл, размахивая бутылкой рома, которую держал в одной руке, и саблей, находившейся в другой:
- Капитан! - возбуждённо заверещал он, - мы взяли этот кораблик, - испанцы сдались. Хитрые ублюдки пытались подпалить бочки с порохом и отправить нас всех к морскому дьяволу, но мы с Рагетти усмирили гадов, - победоносно закончил он. Джек ухмыльнулся: удача была вновь на его стороне.
- Отлично! - бодро сказал он, - тогда берите всё, что сможете унести, и уходим на Жемчужину, здесь нам больше делать нечего. Эта посудина скоро отправится на дно, причём, заметьте, не без моей скромной помощи.
Милли и Эстебан переглянулись: только сейчас они заметили, что корабль накренился и почти лёг на левый борт. Пробоины, полученные после второго залпа Жемчужины, давали о себе знать.
Джек же продолжал невозмутимо командовать своими матросами, вальяжно прохаживаясь по палубе "Пекадоры", приобняв Элизабет за талию.
- Выносим только самое ценное и дорогостоящее, но не забываем о провианте и выпивке. Смотрите, не разбейте бутылки с ромом. Нам это ещё пригодится, - декламировал он нараспев. Матросы спешно кинулись выполнять приказание капитана, - Кроме того, не забудьте перенести и наших раненых. Там, неподалёку, я видел Арни - хоть его и потрепали, но жить будет, так что…
Эстебан, слушая наглую речь капитана Воробья, напрягался всё больше. Он был уже готов кинуться на ненавистного ему прохвоста, и лишь красноречивый взгляд сестры, слёзы которой давно уже высохли, остановил его.
- Джек! Неужели ты бросишь нас так? - спросила она, выступая вперёд и немного прихрамывая.
Джек немного пожевал губами, а затем широко улыбнулся и ответил:
- Вы первыми пытались потопить Жемчужину. И уж оказались вы в столь дальних краях совсем неспроста. Думаю, ответ будет утвердительным. Да, именно это я и сделаю - со спокойной душой оставлю вас посреди океана. В конце концов, шлюпки у вас есть. Кроме того, Милли, - её имя Джек произнёс как-то особенно резко, что не укрылось от Элизабет, - я гляжу, ты неплохо освоилась с кораблём, помимо своего основного призвания, конечно, - при последних словах Милагрос вспыхнула и неожиданно покраснела, - так что, думаю, себя и своего полоумного братца ты спасёшь.
Джек уже развернулся, уводя за собой непривычно молчаливую Элизабет, когда Милли произнесла им вдогонку:
- У тебя передо мной должок, Джек Воробей. Неоплаченный должок.
Джек остановился, занеся ногу, чтобы сделать привычный, вихляющий шаг, но так его и не сделал, глубоко вздохнул и развернулся к женщине лицом:
- Я думал, все мои долги оплачены, - вкрадчиво ответил он.
- Я так не думаю, - холодно парировала Милагрос, - Кажется, жизнь меняют на жизнь, а не на шрамы. По-моему, настало время расплатиться. - Милли буравила Джека холодным, жёстким взглядом тёмных глаз.
- Отлично, - предельно вежливо и сухо ответил он, - Будь по-твоему, но только до первого порта или любой иной суши. Дальше терпеть тебя и твоего братца я не намерен.
Элизабет ошарашено посмотрела на озлобленного, казалось, даже уязвлённого чем-то Джека. Он говорил предельно серьёзно с этой странной черноглазой женщиной, что определённо не нравилось Элизабет, не юлил и не изворачивался, что было для него скорее частью натуры, а не редкой вспышкой хитрости, - он был другим.
- Вот и договорились. Джек, твой долг будет оплачен сполна, - мило улыбнулась Милагрос, хоть в её улыбке и чувствовалась скрытая издёвка.
Джек устало передёрнул плечами, но тут же, будто развеселившись, развернулся и зычно гаркнул:
- Эй! Балбесы! Планы изменились! Переносите всё на Жемчужину: весь скарб, провиант, ром…и, что там ещё есть. "Пекадора" должна быть крайне лёгкой и маневренной, иначе до земли не дойдёт.
Взгляд Джека блуждал по палубе и вдруг зацепил Уилла, собиравшего вражеское оружие:
- Тёрнер! Временно будешь вести "Пекадору", до ближайшего порта.
Уилл напряжённо кивнул, Милли вновь улыбнулась. Джек ухмыльнулся и ступил на сходни, покидая "Пекадору". За ним потянулись и остальные.
***
Джек разместил незваных гостей в кают-компании вместе с матросами Жемчужины. Милли униженно поджала губы, она ждала, что получит отдельную каюту, но её ожидания не оправдались, Эстебан же оставался полностью равнодушным, его как будто не трогало ни состояние сестры, ни необходимость находиться на корабле своего заклятого врага.
Худой, осунувшийся, как-то уж очень сильно сдавший Уилл Тёрнер, встав за штурвал "Пекадоры", отдавал приказания испанским матросам, продолжая тоскливо глядеть на перебиравшуюся на Жемчужину Элизабет.
В последнее время он всё больше терял надежду, разочаровываясь в людях. Уиллу казалось, что весь мир ополчился против него, люди, которые были его друзьями, забыли о нём, жена бросила, предав. Да и сам мистер Тёрнер оказался молодцом, чуть не лишив её жизни, благодаря своей глупой, никчёмной ревности. Уилл чувствовал себя на Жемчужине лишним, ненужным бременем, которое Джек благоразумно скинул, приказав вести "Пекадору". С каждым днём в его сердце селилась всеобъемлющая пустота, равнодушие к происходящим событиям и окружающим его людям. Эта пустота буравила в его груди огромную чёрную дыру, которую ничем нельзя было закрыть. Иногда он думал, что самым ужасным событием в его жизни была встреча с Джеком Воробьём. Ведь если бы он не связался с пиратами, ничего бы этого не произошло: Элизабет была бы с ним, и была бы счастлива, не зная иного, и родила бы ребёнка ему. Они бы жили в деревне, и их дети росли бы на свежем воздухе, играя и забавляясь. Такие идиллические картинки, возникающие в сознании Уилла, делали его жизнь ещё более пустой и невыносимой. Ему казалось, что его одиночество граничит с безумием. Ведь именно одиночество заставляло его постоянно думать, переживать раз за разом события последних пяти лет, как радостные, так и грустные. Иногда мужчине казалось, что он успокоился, но его совесть то и дело просыпалась и требовала сатисфакции, ведь несчастным кузнец чувствовал себя не только потому, что все по большому счёту забыли о нём, но и потому, что его мучили все ужасные, жестокие поступки, совершённые им самим. Может, если бы он был чуть более смелым и решительным, он бы повесился на мачте, чтобы не обременять жизнь Элизабет своим присутствием.
От постоянного самокопания Уилл похудел и осунулся, его лицо выглядело более взрослым и жёстким, напоминая чем-то лицо его отца. Тяжёлые морщины залегли в уголках его глаз и прочертили полосы на лбу, скулы заострились, а во взгляде читалась отрешённость. Таких людей, коим стал Уилл Тёрнер, порой называют "человек сам в себе". Он мучил себя сомнениями, страдал от собственных мыслей от зари и до заката, не оставляя для себя никакой надежды на счастливый исход. Единственным существом, с которым Уилл связывал слабую веру в собственное излечение и успокоение, был, пожалуй, Янус. Уилл всё ещё верил, что на свете бывают чудеса, и что однажды такое чудо случится и с ним.
Тоскливым взглядом Уилл проводил Элизабет, окончательно перебравшуюся на Жемчужину, и отвернулся, уставившись невидящим взором на морскую гладь. Когда он снова поднял глаза, Тиа Далма, оперевшись на фальшборт, смотрела прямо на него. От неожиданности Уилл почти отпрянул от штурвала, а ведьма расплылась в сладчайшей улыбке, источавшей сахар и яд. Сердце бешено забилось в груди Уилла. Странное чувство, давно не посещавшее кузнеца, неприятным комком свернулось у него в желудке, - страх. Он боялся шаманку или, может, того, что она могла сделать. Казалось, её лукавый взгляд говорил о том, что время отдавать долги пришло. Затем Тиа Далма отвернулась и бодро пошла по направлению к Элизабет. Тиа обняла женщину за талию, взяв её руку в свою ладонь. Уилл вдруг понял, что раньше не замечал за Далмой такой нежности и самоотверженности. Действительно, с чего это она вдруг переменилась?
Уилл отвернулся и всмотрелся в холодную серо-стальную гладь моря. Неосознанно он достал из ножен клинок и пару раз провернул его в руке. Лезвие задело кожу и Уилл, зашипев от боли, уронил оружие. Нагнувшись, чтобы поднять клинок, Тёрнер обратил внимание, что бриллиант приобрёл ярко-алый цвет. Уилл неопределённо пожал плечами и убрал саблю в ножны.
***

Элизабет высвободилась из заботливых объятий Далмы и направилась прямиком в каюту. Она слишком устала и слишком злилась на Джека, чтобы что-то обсуждать или о чём-то разговаривать. Ей даже толком не хотелось знать, кто такие эти Милагрос и Эстебан, и что их связывает с Джеком.
Элизабет зашла в каюту и плотно закрыла за собой дверь. Не раздеваясь, она легла на кровать и, ожидая, когда же к ней придёт сон, вновь переживала все события прошедшего дня. Как она ни хотела избавиться от назойливых мыслей и переживаний, это у неё всё равно не получалось. Ей вновь пригрезилась наглая, отвратительная улыбка этого испанца. Если бы она могла… она бы убила его и никогда бы не пожалела о том, что сделала. Он внушал ей страх загнанного в ловушку животного и отвращение, будто он источал дурной аромат протухшего мяса, хоть ничего подобного и не было. В его глазах она видела не то чтобы ненависть, что-то похуже, а именно - безумие, способность на то, на что обычные люди не способны, дикую, непередаваемую жестокость. От этого Элизабет поёжилась и, почти засыпая, содрогнулась, натягивая на себя покрывало.
Она не слышала, как в каюту кто-то вошёл, покачиваемая ласковыми волнами сна, убаюканная усталостью и непередаваемым спокойствием моря.
Поручив управление Жемчужиной Гиббсу, который был безумно счастлив, вновь оказавшись в роли старпома Джек вошёл в каюту, заперев за собой дверь, и увидел, что Элизабет уже уснула. Ему не хотелось будить её - пробуждение Элизабет не предвещало ничего хорошего, он уже предчувствовал её бурную, категоричную реакцию и не желал слушать крики и упрёки.
Устало присев за стол, Джек положил руки на тёплое дерево и придвинул к себе карту, надеясь закончить необходимые расчёты. Он уже взял в руки штангель-циркуль и перо, когда неожиданно за его спиной Элизабет во сне завозилась и что-то зашептала. Джек опасливо и как можно тише развернулся в её сторону, молитвенно сложа руки и надеясь только на то, что не разбудил её. Элизабет спала, её волосы разметались по покрывалу, а на щеках блестели мокрые дорожки от слёз. Джек нахмурился: Элизабет плакала во сне. Как можно тише он подошёл к ней и присел на край постели. Дотронувшись до её щеки, Воробей стёр кончиком пальца слезинку. Кожа Элизабет была неимоверно горячей, она словно билась в лихорадке. Джек потрогал её лоб, женщина забормотала что-то бессвязное и перевернулась на другой бок, спиной к капитану. Он пожал плечами и уже было встал, чтобы вновь заняться картами, как вдруг Элизабет неожиданно вскрикнула и проснулась. Она тяжело дышала, уставившись невидящим взглядом в пространство, и Джек понял, что ей просто снился кошмар. Затем она сфокусировала взгляд на нём и нахмурилась.
- Что ты здесь делаешь? - спросила она чуть охрипшим со сна голосом.
- Странный вопрос, - усмехнулся Джек, разводя руками, - если учесть, что это моя каюта.
- Так вот как! - тут же вскинулась Элизабет, уцепившись за его слова мёртвой хваткой, - может, мне вообще уйти?
- Цыпа, мне кажется, или ты нарываешься? - раздражённо ответил Воробей, снимая шляпу и перевязь со шпагой, висевшей на ней, - Хочешь поссориться? Давай, валяй!
Элизабет ничего не ответила. Она подобрала колени поближе к себе, положив на них подбородок и обхватив себя руками. Ей было холодно и неуютно сейчас, слишком неуютно, не хотелось разговаривать и в то же время хотелось высказать всё, что накопилось в душе за долгое время.
- Что тебе снилось? - между тем спросил Джек, привычно играя пальцами с её волосами.
- Мне снился Эстебан, - спокойно ответила Элизабет, тогда как всё внутри неё переворачивалось при воспоминаниях о том ужасном сне, о безумных глазах пирата, о его отвратительной, гнусной ухмылке, его отталкивающей красоте.
Теперь молчал Джек. Они плавно подходили к теме сегодняшнего боя, не смотря на то, что ни один, ни другая не желали толком обсуждать всё случившееся, предпочитая пребывать в собственных мыслях.
- И что же тебе снилось? - всё-таки спросил Джек, превозмогая раздражение и усталость
- Мне снилось, что Эстебан отрезал мне палец, - тихо ответила Элизабет.
Джек ошалело посмотрел на неё и тяжело сглотнул. Лиззи чувствовала, что творится что-то неладное, а Джек всё ещё не хотел вспоминать того, какими эти двое были на самом деле, надеясь, что всё чудесным образом обойдётся. Наконец, он приобнял Элизабет за талию и, скинув сапоги, уселся рядом с ней.
- Зачем ты согласился взять их на борт? - как-то уж очень жалостливо спросила Элизабет.
- Потому что у меня перед Милагрос долг, как ты уже поняла, - оправдываясь, начал Джек, стараясь не смотреть Элизабет в глаза. Ему было противно рассказывать ту старую историю, но делать это приходилось. - Пятнадцать лет назад я уже владел Жемчужиной. Я грабил суда вблизи испанских берегов, и король моей славной родины приказал поймать меня и повесить, - Элизабет удивлённо выдохнула, но Джек продолжал, не давая ей опомниться, - Я спрятал Жемчужину, а сам отправился на сушу, желая попытать счастья в королевской сокровищнице, в обличье монаха англиканской церкви, его облаченье по некоторым причинам оказалось в моём скромном распоряжении, - усмехнулся Джек и продолжил, - Так получилось, что меня узнали, и в потасовке с испанскими солдатами я был ранен… Я бы умер, наверное, если бы меня не нашла скромная монахиня, - Джек снова невесело усмехнулся и прищёлкнул языком, вспоминая, - Она спрятала меня в стенах монастыря, уговорив мать-настоятельницу оставить меня, хоть я и являлся священником англиканской церкви, так она, во всяком случае думала, наивная душа. Её звали Милагрос Авила.
Элизабет сидела с округлившимися от удивления глазами. Джек погладил успокаивающее запястье её руки, переходя постепенно к локтю и предплечью.
- Да, не удивляйся, она не была тогда такой как сейчас. Этой цыпе было тогда шестнадцать лет, - нараспев продолжал Джек, - И она, надо сказать, была красоткой, - Элизабет гневно сверкнула глазами, и Джек испуганно замолчал, а затем, будто извиняясь, поцеловал её в губы. Элизабет не ответила на поцелуй, но и не отвернулась, - У нас с ней завязалась …гм… небольшая история, - продолжал Джек осторожно, поглаживая лицо Элизабет, - за что её, как это ни прискорбно, выгнали с позором из монастыря. Конечно, я этого не хотел, - горячо добавил Воробей, широко раскрыв до неприличия честные глаза. Элизабет расслабленно лежала головой на его плече, слушая будто вполуха, - Но вот её братец, Эстебан, мне не поверил, что, безусловно, очень странно, - продолжал Джек, осторожно расстёгивая воротничок рубашки Элизабет, - он долго гонялся за мой и, поймав, наградил парочкой шрамов от шпаги, - Джек уже закончил с рубашкой, проводя языком влажные дорожки по груди улыбающейся от удовольствия Элизабет, - Так вот мы и стали врагами, - сказал Джек, оторвавшись ненадолго от своего увлекательного занятия, - А Милли, видимо, затаила на меня злобу. Однако, она спасла мне жизнь, и сейчас справедливо потребовала возврата долга. Хоть мне этого делать и не хочется, - Воробей принялся зубами развязывать брючный ремень Элизабет, - но не выполнить условия я не могу, потому как на моей родине жизнь равноценна только жизни. Быть должным этой девчонке я не хочу, - Джек раздвинул обнажённые ноги Элизабет и нежно провёл языком по внутренней стороне бедра, от чего женщина задрожала мелкой дрожью, - Эх, неспроста именно эти двое преследовали Жемчужину, если верить Далме…
Джек отодвинулся от Элизабет, и та вдруг обнаружила, что они оба обнажены. Она поднялась, стоя на коленях и сердито посмотрела на него, хотя в уголках глаз таились опасные огоньки.
- Цыпа, повернись, пожалуйста, задом, - сквозь смех сказал Джек, поглаживая её бедро.
Элизабет вспыхнула. Секунду она думала, а затем выполнила просьбу капитана.
***
"Пекадора" и "Чёрная Жемчужина" плыли бок о бок уже около двух недель. За это время ситуация толком не изменилась. Холодное северное море не предвещало беды, обволакивая путешественников своим равнодушным спокойствием. Изредка попадались небольшие ледники, выступавшие блестящими глыбами из воды. С каждым днём Джек всё больше понимал, что самой большой опасностью для хрупкого деревянного судна может стать именно такой ледник, а совсем ни незваные гости, оказавшиеся одновременно и вынужденными попутчиками.
Милагрос не проявляла никаких особенных чувств, то ли действительно ничего не чувствуя, то ли затаив обиду и злость, но хорошо умея скрывать свои эмоции. Джек наблюдал за ней каждый день, стараясь предвосхитить её возможную агрессию. Находиться в постоянном напряжении ему уже порядком надоело. Как ни странно, Эстебан волновал капитана меньше. Он уже давно понял, что брат делает всё с молчаливого одобрения сестры. Виной тому была чрезмерная любовь Эстебана к Милли, полнейшее обожание, переходившее все мыслимые границы, как, впрочем и всё, что делал Эстебан. Ведь, тогда, пятнадцать лет назад, они схлестнулись в неравном бою не потому, что испанец так уж желал получить сатисфакцию, скорее этого хотела Милли. Она всегда использовала доверчивого, обожавшего её старшего брата как некое оружие для достижения тех из её целей, которые не могли быть достигнуты посредством её собственной шпаги или женского обаяния. Сейчас, через столько лет, Джек отчётливо вспоминал ту дурно пахнущую, даже по меркам пирата, историю. Милли находилась в монастыре не по своей воле, её упрятал туда отец за слишком строптивый характер и слишком страстную любовь к противоположному полу. Никто не заставлял Милли ложиться к Джеку в постель, никто не вынуждал пробираться к нему в келью по ночам, она захотела этого сама, хоть и не без помощи скромного обаяния капитана "Жемчужины". Как только рана затянулась, и сердобольные монахини кастильского монастыря поняли, что происходит, Джек был вынужден бежать со всех ног, по пути скинув сутану священника со словами: "вы запомните тот день, когда чуть не был наложен обет безбрачия на капитана Джека Воробья". Милли взбесилась. Она рвала и метала, плакала и умоляла, но, ничего не добившись, обратилась к брату, заявив, что её нагло обесчестил пират. Безумец Эстебан, не усомнившись в словах сестры, которая, как понял Джек, уже тогда была отъявленной лгуньей и крохоборкой, кинулся на поиски насильника. Эстебан налетел на него со спины, прямо на улице, подкравшись тихо, будто кот. В этой схватке Джеку победить было не суждено: слишком хорошо испанец владел шпагой, слишком большой опыт сражений имел за плечами, в отличие от самого Джека, учившегося у отца и в пьяных кабацких драках. В итоге бравый капитан спасся бегством, как он делал весьма часто, если не было подходящего выхода из положения, но Эстебан всё же оставил пару длинных белых шрамов на спине капитана, хлестнув на последок Джека по спине шпагой, будто плетью. Такого унижения Воробей не прощал. Впрочем и Эстебан не был удовлетворён исходом поединка. И вот они встретились через долгих пятнадцать лет и стояли лицом к лицу, каждый мечтая пустить кровь первым.
Но обстоятельства повернулись по-иному, как, впрочем, чаще всего и бывает. Между ними встала Элизабет. Забавно. Милагрос подстрекала, а Лиззи попыталась прекратить драку. Неожиданно Джек вспомнил те слова, которые случайно услышал из уст Уилла Тёрнера, когда тот сидел в трюме Жемчужины в качестве пленника, слова, сказанные мужем своей неверной жене, и сердце на секунду убыстрило свой бег. Джек всё чаще думал о том, что кузнец оказался прав тогда; хотя бы один раз и евнух может оказаться правым, разве не так? Но что ему, пирату и лицедею, делать с этим знанием? Что делать с пираткой и лицедейкой? Что делать с ребёнком, которого она носит под сердцем? Эти мысли разрывали голову Воробья, заставляя иногда становиться рассеянным и задумчиво, что уж совсем не подходило весёлому пирату.
Джек стал всё чаще замечать, что Элизабет, словно сжатая пружина, напряжена до предела. Сначала он думал, что её состояние связано скорее с Милагрос и ролью, которую испанка сыграла в его жизни, но потом Джек неожиданно для себя открыл, что Элизабет боится. Эстебан. Он ходил вокруг, всегда был поблизости, будто незримая, но оттого не менее противная тень. Он будто и вовсе перестал замечать Джека, но вот к Элизабет проявлял излишний, какой-то болезненный интерес. Поначалу, капитан подумал, что Милли надоумила брата поиздеваться немного над его женщиной, но оказалось всё намного проще и ужаснее: Эстебан сам для себя решил чего хочет, возможно, впервые. Безумием сверкали его глаза, жестокая похотливая страсть проскальзывала иногда в случайно брошенном взгляде, что не укрылось от чуткой и восприимчивой Элизабет. Она знала, что что-то не так, и боялась, ужасно боялась, особенно после своего дурного сна. Эстебан же будто получал незримое удовольствие от её страха, казалось, что её ужас щекочет его кожу, словно мех, который все они носили, чтобы сохранить себя от холода. Он упивался произведённым эффектом, но никаких открыто агрессивных шагов не предпринимал, видимо, справедливо полагая, что сестра его ретивости не оценит. Милагрос оставалась предельно спокойной и нейтральной во всех отношениях. Конечно, Джек знал, что на этот раз прекрасно справится с Эстебаном, если тот неожиданно окончательно падёт в пучину безумия, к тому же это испанцы находились на их корабле, а не они на "Пекадоре", но всё же глубокой ночью, лёжа в постели рядом с мерно дышащей Элизабет, было неприятно осознавать, что, возможно, где-то за тонкой деревянной перегородкой сидит Эстебан, мучаясь бессонницей и вперив взгляд горящих страшных глаз в пустоту.
Однако Джек скрывал все свои подозрения. И, особенно от Элизабет. Её живот всё сильнее округлялся, формы становились более плавными и женственными, ничего не оставляя от мальчишеской, немного угловатой фигуры юной мисс Суонн. Особенно Джек не мог нарадоваться увеличившейся в объёмах груди женщины. Однажды он даже сказал, что ради такого чудесного преображения он готов сделать целую корабельную команду детишек, на что Элизабет фыркнула и гневно отвернулась, хоть в уголках её губ и таилась нахальная улыбочка. Именно сейчас Джеку хотелось как можно больше оберегать Элизабет, была бы его воля, он бы, наверное, приставил к ней охрану, но в данном случае хватало и суетливой Тиа Далмы, что вечно вертелась вокруг Лиззи. В последнее время и этот вопрос занимал капитана, поэтому он был безмерно рад, когда однажды туманным тёплым утром вперёд смотрящий резво крикнул с мачты: "Кэп! Впереди земля!". Джек немедленно сверился с картой. Если всё верно, то вскоре они причалят к крупному обитаемому острову под названием Исландия.
***
"Жемчужина" медленно и величаво входила в северную гавань. На горизонте виднелся прекрасный, внешне богатый и весьма благополучный порт, мало чем отличавшийся от ещё не забытого командой "Чёрной Жемчужины" Нёлсоя. За прекрасным кораблём, поднятым с морских глубин самим Дейви Джонсом, медленно, словно побитая собака, следовала "Пекадора", ведомая твёрдой рукой Уилла Тёрнера. Джек по этому поводу утверждал, что Уильям управляет шхуной слишком жёстко и без всякого изящества, коим он, капитан Воробей, несомненно обладал. Однако Уилл больше не отвечал на издёвки Джека, справедливо полагая, что тот всего лишь дразнится, желая по обыкновению задеть кузнеца за живое, а вовсе не со зла. Элизабет до сих пор не разговаривала с Уиллом, изредка бросая на мужа косые взгляды, наполненные каким-то особым трепетным сожалением и грустью. И только Тиа Далма продолжала беспощадно и похотливо, совершенно не стыдясь своих намерений, разглядывать Уилла, когда их взгляды случайно скрещивались.
Войдя в гавань, Джек смекнул, что на починку "Жемчужины", единственной пробоины, полученной его кораблём при первом залпе, уйдёт максимум пара дней, тогда как на ремонт "Пекадоры" уйдёт гораздо больше времени. Это давало определённые преимущества. Он мог сбежать от Милли с её претензиями и от безумца Эстебана, избавиться ото всех долгов, просто уплыв, что он и собирался сделать, как только дыра в обшивке Жемчужины будет заделана его нерасторопными матросами. Но планам Джека не суждено было исполниться. Буквально перед самым отплытием Элизабет неожиданно стало нехорошо, её постоянно тошнило, повысилась температура, и Далма строго-настрого запретила выходить им из гавани и плыть дальше, на север, по её словам такая беспечность могла оказаться чреватой для мисс Суонн неприятными последствиями. Джеку ничего не оставалось, как скрепя сердце, послушаться многоопытную шаманку и, бросив якорь, задержаться в порту, носившем странное название Дьюпивогюр. Остров Исландия принадлежал Датскому королевству, впрочем, как и Фарерские острова, посещённые путниками в прошлый раз. Джек заметил, что любое, пусть даже косвенное участие суши в его жизни, приносит ему одни лишь неприятности. Пару месяцев назад это была встреча с огромным морским змеем, теперь - необходимость братания со старыми врагами и болезнь Элизабет… Далма тем временем поила женщину всяческими отварами, утверждая, что то всего лишь простуда, и что красавчик Джек вновь сможет отправиться в путь совсем скоро.
Милли и Эстебан быстро ремонтировали свою посудину. Видимо, им тоже не терпелось поскорее выйти в море и отправиться за сокровищами Януса. Джек не питал бесплодных надежд: он знал, что теперь парочка не отвяжется от него. Очевидно, что поначалу они хотели завладеть клинком и, возможно, его компасом, если, конечно, они знали о необычной вещице. Теперь же, когда планы незадачливых корсаров провалились, они будут следовать за капитаном Воробьём, словно тени, сядут Жемчужине на хвост и, когда придёт время, постараются вырвать у Джека из рук сокровища, которые по праву принадлежат лишь ему. Он мог разделить богатство с командой, в отношении один к десяти, оставив, разумеется, большую часть себе, но никогда бы не стал делить сокровища, добытые с таким большим трудом, с горсткой людей, желающих поживиться за его счёт, с горсткой хитрых лиходеев. Болезнь Элизабет так не кстати задержала Джека в порту, дав Милли и Эстебану шанс увязаться в дальнейшем за Жемчужиной, дав им фору. Что ж… От судьбы, видимо, не уйдёшь, сколько её не обманывай.
***
Уилл проводил свои дни в сладком безделье. "Жемчужина" стояла на якоре в скованном льдом, неприветливом датском городе, ему не нужно было больше управлять "Пекадорой", совершая безумные манёвры лишь для того, чтобы не потопить потрёпанную испанскую посудину. Теперь он угрюмо расхаживал по палубе "Чёрной Жемчужины", изредка резался в кости с Пинтлом и Рагетти, покуривая приобретённую ещё на Нёлсое трубочку, но всё больше отказывался и, уединяясь в каком-нибудь укромном местечке, думал, думал, думал…, погружаясь незаметно для себя в воспоминания и созерцание одинокого пустого горизонта, за которым, он точно знал, не было ничего, о чём так любил с придыханием рассказывать Джек, особенно после пары-тройки порций рома. За линией горизонта простиралось то же море, холодное, злое и неприветливое. За последние полгода этого жуткого, полного неприятных для Уилла сюрпризов, путешествия он понял, что не просто не любит море, он ненавидит его со всей той ненавистью, на которую способен уязвлённый, уставший и слишком взрослый человек. Уиллу казалось, что он наконец-то осознаёт разницу между собой и Джеком Воробьём. Дело вовсе не в пиратском духе и жажде приключений, это всего лишь следствие, а причина несколько иная. Дело в том, что Джек всё ещё ребёнок в душе, мальчишка, стремящийся ко всё новым приключениям, необитаемым островам, полным кладов и сокровищ, к покорению неизведанных глубин и высот, тогда как Уильям Тёрнер -абсолютно взрослый, хоть и грустный человек. Вся его юная пылкость, вся спесь, были с него сбиты, и в сухом остатке - только усталость, грусть и стремление только к одному - к покою. Он уже не желал Элизабет, во всяком случае так, как раньше, его не трогали издёвки капитана Воробья, - ничего из этого уже не задевало Уилла. Хотелось вернуться домой. Хотелось снова ковать мечи и шпаги в своей тихой кузнице в маленьком городке Порт-Роял, жениться на простой девушке и завести пару детишек. Ведь Элизабет никогда бы и не полюбила кузнеца. Причин тому было масса, одна из которых - Уилл слишком взрослый для неё. Возможно, они с Джеком и подходят друг другу- два несносных жестоких ребёнка. Такие мысли приходили в голову мистеру Тёрнеру, когда он ночами бродил по палубе медленно дрейфующей на лёгких волнах Жемчужины.
Однажды, спускаясь глубокой безлунной ночью в кают-компанию, не ожидая встретить на своём пути ни одной живой души, Уилл неожиданно натолкнулся на Тиа Далму. Она стояла, прислонившись к стене, блики от света масляных ламп, развешенных по стенам, неровно играли на её лице, делая его ещё более хищным, чем обычно. Она улыбнулась, и её улыбка напомнила Уиллу звериный оскал, но всё же он не решился отказать, когда она медленно поманила его тонким пальчиком с длинным заострённым ноготком.
- Подойди, - прошептала Далма, - подойди Вильям, - не бойся.
Трясясь словно в лихорадке, Уилл всё же подошёл к женщине. Сверкнули в свете ламп чёрные пытливые глаза ведьмы, она вновь ухмыльнулась и, ничего не говоря, взяла ладонь кузнеца в свою руку и повела его в кают-компанию. Уилл, ведомый шаманкой по полутёмной лестнице, чувствовал себя маленьким ребёнком, ожидающим наказания. Они вошли в широкие деревянные двери и Далма усадила свою жертву на скамью, прямо к столу, бесцеремонно вскочив к нему на колени.
Уилл оторопел и сидел, боясь шелохнуться. Одновременно он заметил, что ему даже нравится приятная тяжесть женского тела у себя на коленях.
Далма погладила его заросшую щетиной, давно небритую щёку, а затем быстро, по- звериному, лизнула его в губы. Это и поцелуем-то назвать было нельзя. Уилл не отпрянул, хоть и робел. Он уже давно знал, в какой форме похотливая ведьма захочет получить плату за его старый должок перед ней. И, видимо, час расплаты настал. Однако, как ни странно, он не чувствовал того, что по сути, должен был бы чувствовать - отвращение, брезгливость или даже презрение. Всего этого не было. Было страстное, почти непреодолимое желание обнять её за талию и повалить на скамейку. Видимо, слишком давно он был в море, слишком давно у него не было женщины. Уилл почувствовал, как напрягается, и только тогда осторожно положил руку на талию Далме. Она в ответ ухмыльнулась и обвила его шею руками, целуя быстрыми, влажными движениями его шею и губы.
Неожиданно Уилл отпрянул. Он вспомнил про Элизабет, он вспомнил, что женат, и мерзкий червяк раскаяния и стыда незамедлительно проложил свою дорогу в его сердце.
- Я не могу, - отрывисто проговорил он, всё ещё обнимая Далму одной рукой, - Я всё ещё женат, -хрипло добавил он, мучаясь от своих слов, произнесённых вслух, а значит, ставших явью.
- Не тревожься, красавец Вильям, - пропела Далма, прикладывая пальцы к его губам и заставляя замолчать, - Элизабет разрешила. Она отдала тебя мне, - и Тиа ухмыльнулась в ночной полумгле.
Уилла пронзила отвратительная мысль. Элиабет, его Лизи, та, о ком он непрерывно думал в течение последних месяцев, подарила его подружке, словно игрушку. Уилл скривился. Да, это было в стиле мисс Суонн: сделать что-то, а лишь потом задуматься. Уилла охватила злость, мстительная ненависть.
Притянув к себе Тиа одним рывком, он страстно, словно страждущий от голода, впился в её губы, одновременно стягивая лямку её платья.
- Так-то лучше, - сдавленно прошептала ему в самую шею шаманка, царапнув нежную кожу ноготком.
Уилл тяжело выдохнул, его руки сами собой приподняли лёгкую, хрупкую женщину и усадили лицом к его лицу, заставив её переплести ноги у него на спине. Её искусные ручки тем временем освобождали его от лишней одежды, массировали и ласкали, так что вскоре Уилл мог думать только об одном. Телом он чувствовал, что на Далме, восседавшей сверху и оплетавшей его своими нежными, пахнущими экзотическими травами руками, нет никаких лишних деталей туалета, тех, что нужно долго снимать, которые только мешают человеческой страсти. Далма не отличалась, видимо, пристрастием к белью, считая его ненужной частью своего и так прекрасного наряда.
Он вновь осторожно приподнял её, а затем скользнул в её тело, чувствуя, как её мышцы сжимаются, плотно охватывая его, увлекая в своё лоно. Уилл застонал от удовольствия, его взгляд затуманился. Тем временем Тиа мерно двигалась на нём в такт их общему тяжёлому дыханию.
Пара секунд и они, уставшие, но довольные, сидят, уставившись друг на друга. Уилл погладил волосы Далмы, прихватив немного на затылке, отчего ведьма зашипела, впившись ногтями в его руку. Они отпустили друг друга одновременно, вновь плотно прижавшись друг к другу, не размыкая объятия тел.
- Тебе было хорошо со мной, Вильям? - спросила Далма, и её глаза засветились опасным огнём. Казалось, она не ждала отрицательного ответа.
- А ты как думаешь? - неожиданно насмешливо спросил Уилл, беря её лицо в ладони.
Шаманка засмеялась, а затем изящно встала с его коленей, оправляя юбки.
- Мне тоже было хорошо, Вильям. Считай, что первую часть долга ты оплатил сполна, - и её тонкая, хрупкая фигурка растворилась в холодной ночи, оставив Уилла наедине со своими мыслями.
***
Наконец настал великий день: Тиа Далма соизволила разрешить Джеку отплыть. По её словам , Элизабет полностью поправилась, и они вновь готовы бороздить воды мирового океана, в поисках приключений и наживы. Мысленно Джек поменял перспективы местами. Сейчас богатство привлекало его гораздо больше, чем возможность заработать на свой и так уже потрёпанный зад лишние неприятности.
В тот день они запаслись провиантом, ромом и необходимыми медикаментами. Фрукты на острове было достать очень трудно, потому, в стиле капитана Барбоссы, затарились исключительно яблоками, надеясь с их помощью избежать страшной болезни всех моряков, -цинги.
Элизабет выглядела вполне здоровой и бодрой, напевала себе что-то под нос, разгуливая по палубе. В последнее время в Джеке она вызывала несколько иные чувства, помимо прежней жаркой страсти. Ему трудно было подобрать слово, но вернее всего подходило одно - умиление. Конечно, он продолжал желать её тело, физически она оставалась столь же привлекательной, что и полгода назад, когда он вновь увидел её в дворцовом саду, но теперь к букету противоречивых чувств прибавилось ещё и это. Трудно было поверить, что он может испытывать подобные чувства, но это было так. Верно, как и то, что он -капитан Джек Воробей.
К вечеру пираты "Чёрной Жемчужины" разбрелись, кто куда. Компания во главе с Гиббсом отправилась в местную таверну, по их словам "пригубить рому", хотя Джек прекрасно понимал, что в последний вечер матросы напьются как свиньи, ведь на корабле, в море, с потреблением спиртного не было так свободно. Если бы Джек разрешал пиратам пить в плавании, сколько влезет, далеко бы они не уплыли. Хорошо ещё, если бы просто угодили в лапы английского флота, а могли и корабль посадить на рифы, ведь работа команды не менее важна, чем работа капитана.
Уилл весь вечер ходил мрачнее тучи, в итоге заперся в свободной каюте и уже второй час подряд практиковался в фехтовании.
Элизабет и Далма сошли на сушу вместе с доброй частью команды. Шаманка желала приобрести некие редкие травы, не доступные в свободной торговле, а Элизабет с удовольствием согласилась составить ей компанию. Она порядком устала от своей болезни, ей хотелось развеяться.
В итоге Джек остался на корабле чуть ли ни в гордом одиночестве, планомерно прихлёбывая ром из горлышка и лениво производя расчёты на одной из карт. Он уже был порядком пьян, когда услышал несмелый стук в дверь. Зрение слегка замутилось, и Джек видел вместо одной дверной ручки целых две.
- Войдите, кого бы там ни принесло, - нетрезвым голосом прохрипел Джек.
На пороге незамедлительно возникла женская фигура. Сощурив глаза, Воробей разглядел в ночной гостье Милагрос. Взмахнув рукой, капитан галантно предложил женщине войти и располагаться в его владениях. Милли осторожно ступила ногой, обутой в изящный сапожок на грязноватый, липкий от проливаемого на него годами спиртного, пол. Она, казалось, брезгливо поморщилась, но тут же справилась с собой и присела на край кровати. Свет масляной лампы под углом падал на её тёмные волосы, заставляя их переливаться, мерцая в полутьме. Её глаза горели, влажный рот был слегка приоткрыт, а ворот рубашки расстёгнут. Джек облизнул пересохшие, потрескавшиеся от северного ветра губы: он знал, за чем она пришла, и ему казалось, что он не сможет отказать, не сможет справиться с искушением. Во всяком случае никогда не мог.
- Джек, - растягивая, смакуя слово, произнесла Милли, - я пришла, чтобы поблагодарить тебя. Воробей ухмыльнулся и вскинул бровь.
- Да неужели? - пробормотал он, придвигая стул чуть ближе к женщине, чувствуя разливающееся по всему телу напряжение. Он ненавидел себя в эту секунду. Ненавидел за то, что пьян, за то, что хочет эту мерзкую, похотливую суку и ничего не может с собой поделать.
- Так и есть, предлагаю выпить за наше чудесное спасение, - сказала Милли, подавая Джеку новую бутыль, чуть замешкавшись, откупоривая пробку - кольцо с рубином на указательном пальце зацепило пробку.
Джек молча чокнулся и они выпили залпом глоток терпкого напитка, вкус которого показался Воробью новым и необыкновенным.
Милли вытянула ноги, разминая затёкшие мышцы.
- Ты спас нас, - прошептала она, кладя маленькую красивую ручку с рубиновым перстнем на указательном пальце ему на колено.
Джек вздрогнул, но не отодвинулся. В нём поднималось то тёмное, вязкое, противное чувство, что живёт в каждом из нас и просыпается в самый неподходящий момент.
Милли тем временем встала и, прохаживаясь вокруг своей жертвы, нежно нашёптывала:
- Джек, ты нас всех спас. Если бы не ты, мы бы погибли. Ты завтра отплываешь, а мы - через пару дней. Я хочу отблагодарить тебя, - с этими словами Милли присела к Джеку на колени и переплела руки у него на шее.
Джек судорожно вздохнул. Он отгонял от себя все мысли. Да, ему хотелось получить эту благодарность сполна, хотелось вкусить того, что предлагала эта чертовка. Она прижалась губами к его шее, тихо заговорив по-испански глупые нежности, и, казалось, что она искренна в своих чувствах. Милли огладила его грудь, запустив руки под камзол и прошептала:
-Джек, я знала, что ты нас спасёшь, я знала, что ты добряк…. - слова подействовали на Джека будто удар молота.
Он тяжело сглотнул - сознание прояснилось. Трезвость рассудка -непривычное ощущение - пришло на смену блаженному опьянению. Пары рома выветрились из его тела словно за считанные секунды. Милли всё ещё продолжала целовать его, но Джеку уже было откровенно плевать. Он через силу снял её руки со своей шеи и в неожиданно наступившей тишине чётко, почему-то по-испански, произнёс:
- Убирайся.
Милагрос уставилась на него презрительно и с ноткой превосходства произнесла:
- Что ж, я уйду, раз ты просишь, - она направилась к двери, но по пути, неожиданно громко выругалась и остановилась. В её глазах сверкала обида и страсть одновременно. В порыве она схватила несколько карт со стола и порвала на клочки, разбросав остатки по каюте. Несколько кусочков упало обратно на стол, - но ты ещё об этом пожалеешь.
Милагрос отвернулась и уверенным шагом вышла вон.
"Уже жалею", - подумал Джек, - "жалею, что встретил тебя".
Он устало поплёлся к кровати, рухнул на неё и тут же уснул пьяным, крепким сном.

***
Элизабет бродила по пристани, обхватив себя рукам за живот. Далма просила подождать здесь, но женщине было не по нраву стоять одной на тёмной пристани. Вдалеке сверкала огнями "Пекадора", на "Жемчужине" наоборот все огни погасили.
Элизабет нервно ходила по обледенелым доскам, кутаясь в ту самую шубу, что однажды принёс её Джек. Она чувствовала острый голод и мечтала поскорее вернуться на корабль. Затем она остановилась, переминаясь с ноги на ногу и отогревая руки собственным дыханием. На встречу её, злорадно ухмыляясь, шёл человек. Элизабет от ужаса попятилась и, поскользнувшись, упала в спасительную темноту.

***
Они шли, прикрывая лица от порывов холодного, промозглого ветра. Во главе процессии, медленно, пригибаясь под тяжестью меховых шуб и снежного бурана, еле передвигая ноги, двигались капитан Джек Воробей и три испанских матроса, взятых на «Пекадоре» в качестве проводников. Изредка они почти шёпотом переговаривались по-испански, яростно жестикулируя покрасневшими от мороза руками. Чуть сзади тащились оставшиеся члены команды. Уилл Тёрнер хмуро загребал ногами рыхлый хрусткий снег, его силы были уже почти на исходе. Они шли уже почти целый день, но время в этих краях текло медленно и практически неразличимо. Только сухой колючий воздух был то слегка светлее, то слегка темнее – вот и всё различие во времени суток. 
Идти было слишком тяжело: у каждого из пиратов на поясе болталось несколько тяжёлых пистолетов, а также рожок с порохом, шпага, метательные ножи, у кого-то были мушкеты, кто-то нёс провиант, кое-кто был нагружен дополнительной тёплой одеждой. Джек не привык  идти в тяжёлый поход в земли, которые он не знал вовсе, без надлежащей подготовки. Лучше было заранее побеспокоиться о непредвиденных последствиях, чем потом кусать локти. Для капитана прогулка вглубь острова давалась крайне тяжело, хоть он шёл впереди и всем своим видом показывал, что всё просто замечательно. Однако в действительности Джек был изнежен лучами жаркого Карибского солнца и сейчас чувствовал, что мужество изменяет ему.  Его гладкая оливковая кожа быстро потрескалась под холодными безжалостными порывами ветра, как он не старался прикрыться тёплым воротником шубы; глаза слезились от мороза, а губы еле ворочались в попытке сказать хоть что-то. Надо признать, что Джек никогда не был в северных краях, блестящий снег слепил ему глаза, а ноги вязли в плотном снежном покрове. То же можно было сказать и об испанских матросах.
Гораздо больше повезло светловолосым скандинавским братьям – Эйрикуру, Арни и Снорри. Казалось, они почти не чувствовали холода, прожив всю свою жизнь на холодных, неприветливых островах. Они бодро шли вперёд, высоко поднимая ноги и раскидывая снег вокруг. Как ни странно, но веселее всех, не унывая и не падая духом, шли Тиа Далма и юнга Билли Бо. Шаманка улыбчиво беседовала с молодым пиратом, шептала что-то забавное на ухо своему попутчику, и вместе они долго посмеивались над удачной шуткой. Джеку даже подумалось, что Тиа решилась совратить Билли Бо, хоть условия были вовсе неподходящими.
Наступал вечер, все почувствовали, что мороз крепчает. Измученные, полузамёрзшие пираты врят ли могли продуктивно двигаться дальше, посему Джек решил устроить привал. Нескольким матросам было приказано собрать немного веток или иной растительности, что они смогут найти, чтобы разжечь костёр. Через некоторое время Пинтл, Рагетти и Эдвард Сторн вернулись с охапкой травы, внешним видом напоминавшей вереск, хоть в тех суровых краях он явно не произрастал. Путешественники не могли знать, что то была пушица – трава, растущая в северной местности и приспосабливающаяся практически под любые условия. Так или иначе, матросы собрали достаточно пушицы, а также мха и мелкого кустарника, для того, чтобы разжечь весёлый костерок, который должен был согревать команду в течение всей ночи.
Немного повозившись и изведя некоторое количество масла, Пинтл и Рагетти всё же смогли развести костёр. Пламя занялось, ветки весело потрескивали, пираты расселись вокруг огня на запасную одежду и принялись греть покрасневшие, замёрзшие руки в отблесках горячего, такого приятного огня.  Чуть позже принялись за солонину и слегка зачерствевший хлеб; ром обжигал горло, но приятно согревал желудок. Джек мог поклясться, что лучше ему ещё никогда не было.
Когда пираты отогрелись, утолили первый голод и уже порядком захмелели, Тиа Далма, сидевшая в отдалении ото всех, неожиданно близко подсела к Джеку и заглянула к нему в глаза. Капитану показалось на секунду, что его опустили с головой в ледяную воду, однако, встряхнувшись, он не опустил взгляд и продолжал смотреть в чёрные, недобрые глаза Тиа. В них плясали отблески костра, и казалось, что они горят живым, первобытным огнём.
- Чего ты хочешь, дорогуша? – неожиданно хрипло и приглушённо спросил Джек.
- Хочу знать, - хитро ухмыльнувшись, отвечала шаманка.
- Ты и так меня прекрасно знаешь, равно как и я тебя, - парировал Джек, всё ещё испуганно ловя в её глазах отблески огня.
- Не так хорошо, как мне хотелось бы, - недвусмысленно заметила Тиа, слегка облокачиваясь о плечо Джека и сладко вздыхая.
- Зато теперь ты отлично знаешь нашего дорого евнуха. Ах, прости, я и забыл, что он, видимо, вовсе и не евнух, - Джек усмехнулся собственной шутке и подмигнул Далме, - Скажи мне, зачем тебе понадобился ещё и кузнец? Неужели в своё время тебе было мало меня? – Джек выпятил вперёд нижнюю губу в притворной обиде.
Далма сузила глаза тёмного шоколада, а затем резко, но всё же весело рассмеялась:
- Это не твоё дело, красавец Джек. Это касается лишь меня и Вильяма.
Затем она плавно поднялась и исчезла в ночной мгле, предоставив Джека своим мыслям. Какое-то время он сидел, задумчиво попивая ром из запотевшей в тепле бутылки, а затем кинул быстрый взгляд на Тёрнера: Уилл натачивал клинок, хищно поблёскивавший алым алмазом в рукояти.

***
Рано утром пиратов перебудил истошный крик Пинтла.
- Эй! Ты чего орёшь ни свет, ни заря! – хмуро огрызнулся Рагетти, не желая просыпаться в такую рань и натягивая шубу на самую макушку.
Пинтл ничего не отвечал. Он лишь показывал куда-то пальцем и страшно трясся, будто в лихорадке.
Тут подоспел Снорри и склонился над тюком, на который указывал Пинтл. В свёртке из шуб лежал Эдвард Сторн с широко открытыми глазами и заиндевевшим лицом.
- Он умер, - тихо сказал скандинавец и отошёл к своим.
Джек хмуро смотрел на весельчака и шутника, кутилу и первого зачинщика всех авантюр на Жемчужине. Видимо, Эдвард просто не вынес тягот пути и попросту умер от холода и истощения.
- Мы должны похоронить его, - подоспел бледный, ожесточённый Тёрнер.
- И как же ты собираешься это сделать? – хлёстко осведомился Джек, постукивая носком сапога по промёрзшей на несколько метров земле.
- Мы обязаны это сделать. Похоронить парня по-человечески, - всё же настаивал Уилл.
Джек сузил глаза и чуть ли не зашипел на кузнеца. Он прихватил его за локоть и отвёл в сторону, пока в остальных членах команды не проснулись остатки благородства и человечности.
- Тёрнер! Ты понимаешь, что ты делаешь? - зашептал Джек вырывающемуся Уиллу, - мы не можем его похоронить! Ты потратишь добрый день, прежде чем пробьёшь почву хотя бы на пару дюймов.
- Но мы не можем его бросить просто так! Он был добрым товарищем и славным малым! – парировал Уилл, всё ещё вырываясь из цепкой хватки Джека.
- Мы сожжём его тело, - спокойно предложил Джек, в его голову закралась отличная идея.
- Ты с ума сошёл! – возмутился Уилл,  - Это же не то что не по-человечески, это даже не по-божески!
- О каком Боге ты говоришь, кузнец? – приподнял одну бровь Джек, - а ты не забыл, что нам нельзя медлить? Или мёртвый матрос тебе важнее всё ещё живой Элизабет?
Уилл неожиданно сник и прекратил вырываться.
- Ты прав, - тихо сказал он, а в глазах проскользнула печаль.
- А ну, прекрати немедленно киснуть, - холодно продолжал Джек, - Сейчас же пойди и скажи нашим, что мы устроим Эдварду похороны на огне, а Далма что-нибудь скажет, она же шаманка.
Уилл согласно кивнул и отошёл. Как ни хотелось Джеку терять лишний час времени, но всё же он вынужден был почтить память человека, прошедшего с ним добрую часть пути и славно окончившим свою жизнь.
Снова был собран на этот раз большой костёр, на который возложили тело Эдварда Сторна. Печально стояли пираты, а посреди их кольца горел высокий костёр. Матросы прощались с верным товарищем и отличным парнем – Эдди Сторном. Даже Тиа Далма выглядела какой-то поникшей: первая смерть, глупая, жестокая, случайная. Смерть не от рук врага, не в бою за несметные сокровища или за женщину, и даже не в потасовке в прибрежном порту, несчастная холодная смерть в чужих землях. Многие пираты обнажили головы, несмотря на промозглый ветер и снежные хлопья
И только Джек стоял поодаль. Он почти живо видел, как время ускользает сквозь его пальцы, такое необходимое им всем время.

***
В середине дня маленький отряд вновь двинулся, ведомый испанскими проводниками. После утреннего события идти было ещё тяжелее и печальней, но всё же согревала мысль о том, что они почти у цели. Это утверждали как испанцы, так и прозорливая Тиа Далма.
Вскоре путешественники во главе с Джеком Воробьём и Уиллом Тёрнером добрались до холмистой гряды. Здесь компания остановилась.
- Кажется, где-то здесь должен быть вход в пещеру, - громко, перекрикивая ветер, сказала Тиа Далма, щурясь от морозного воздуха. Дважды она поправила сползший на глаза капюшон, а затем призывно улыбнулась пиратам и сказала, указывая на узкий проём между двумя холмами, - Уверена, нам нужно постепенно спускаться.
Джек неожиданно почувствовал холодок в желудке. Что-то явно было не так. Он не мог объяснить, что конкретно, но что-то его всё же крайне настораживало.
- Эй! Арни, Снорри, - сказал он, - идите вперёд, мы за вами. Осторожней. Один несёт факел, другой не забывает об оружии. Хотя… кого я учу.
- Есть, кэп, - хором ответили близнецы. Джеку подумалось, что они были практически самыми храбрыми членами команды, может, только после Уилла Тёрнера. Но пускать вперёд кузнеца не имело смысла -он был одним из лучших бойцов, его силы ещё им понадобятся, но не сейчас. Джек не был склонен обольщаться надеждой, что им так просто удастся договориться с Милагрос. Милли была кошкой – хищной, злобной и непредсказуемой. Не стоило недооценивать такого изворотливого противника.
Арни и Снорри двинулись по узкому проходу, уводящему куда-то вниз, в недра холмов. Их шаги гулко, даже на фоне метели и свистящего ветра, отдавались от промёрзшей, каменистой земли. Шаг за шагом пираты продвигались вглубь, опасливо, осторожничая, опасаясь не столько засады, сколько попросту переломать впотьмах ноги.
Неожиданно они услышали весёлый голос Снорри. Видимо, пират добрался до самого низа и теперь стоял у самого входа в пещеру. Обрадованные хорошей вестью, матросы кинулись к товарищу, не разбирая дороги. Джек уже было хотел остановить остолопов, но ничего не успел сделать. Слишком высоко было напряжение,  слишком устали за последнее время пираты, чтобы таиться. Им поскорее хотелось добраться до сокровищ и забыть обо всех невзгодах. Им хотелось скорее покончить со всей этой чертовщиной, вновь вернуться на Тортугу, покутить, выпить рому, потискать шлюх и, наконец, забыть обо всём, что произошло за последний год в холодном северном море. Только такая поспешность и необдуманность действий могла привести их вовсе не в тёплые воды Карибского моря и не в ласковые объятья южных женщин, а в сосновый ящик на кладбище.
В то же время Тиа Далма не торопилась спуститься вниз вместе со всеми, осмотрительно и осторожно продвигаясь по каменному, заснеженному проходу.
И тут снизу раздался насмешливый, до боли знакомый голос:
- Где же ты, Джек Воробей, я тебя жду! -  Милагрос засмеялась переливчатым, холодным смехом, ей вторил гораздо более противный низкий голос. Эстебан был как всегда рядом со своей сестрой.
По спине Джека прошёл неприятный холодок, он остановился и прислушался. Уилл замер рядом с ним.
- Не хочешь ли увидеть свою любимую куртизанку, а Джек? – усмехнулся вновь голос из темноты. – Учти, если твои остолопы, коих ты причисляешь к истинным пиратам, двинутся ещё хоть на дюйм, она умрёт. Покажись, и она останется жива.
Джек медлил. Он уже знал, что загнан в угол, что оба варианта, предложенных испанской тварью, проигрышные, что их всё равно убьют, рано или поздно. Уилл дёрнулся и устремился вперёд. Он не мог более выносить этого насмешливого, отвратительного голоса, он хотел отомстить этим извергам за всё. Рука Джека скользнула по его рубашке, хватая воздух. Невозможно было остановить кузнеца, он был слишком разъярён, вся его сущность требовала немедленной сатисфакции.
- А! Вот и твой верный дружок! Остался только ты, Джек Воробей, - услышал Джек низкий, ненавистный голос Эстебана. Остался только ты, трус! 
Руки Джека покрылись липким холодным потом, на лбу выступила испарина. Он стоял в узком тёмном коридоре вдвоём с Тиа Далмой и не знал, что ему делать. Наконец, он прочистил горло и вполне твёрдым голосом спросил:
- Пусть Элизабет что-нибудь скажет. Я не верю, что она всё ещё жива.
- Если ты сейчас же не покажешься, то она точно будет мертва, - услышал Джек гулкий ответ, эхом отражённый от стен прохода.
Неожиданно Джек почувствовал между лопаток что-то холодное и твёрдое.
- Иди, красавец Джек, лучше иди, - услышал он вкрадчивый голос у себя за спиной, - Не искушай судьбу.
Джек скосил глаза, насколько мог, и увидел, что Далма держит в руке небольшой кинжал с резной рукояткой.  Он картинно вздохнул, будто ничего не произошло, хотя в душе всё смешалось. Он ждал от Далмы некоего подвоха, но такое… Предательство… Нет, что-то здесь недоброе. Далма слишком давно знала его, слишком хорошо ценила союзника в нём, значит, на этот раз их интересы кардинально разошлись. Тиа никогда не стала бы делать что-либо в ущерб собственным интересам. Она слишком любила себя для этого.
Джек сделал первый маленький шаг вперёд, продолжая лихорадочно думать. Значит, Тиа образовала союз с этими двумя падальщиками. Интересно… Видимо, в чём-то их интересы точно сходились. Джек продолжал идти, осторожно спускаясь и практически приблизившись к концу туннеля. И это что-то, очевидно, Элизабет. Иных мыслей в голову не приходило. Ведь, похоже, именно Далма помогла выкрасть женщину с Жемчужины, а как она искусно врала о местонахождении Лиззи, уверяя, что та самостоятельно покинула корабль, попросту сбежала… Да… хитрая бестия….
И тут Джек увидел её.
Элизабет стояла между двумя матросами, поддерживаемая ими с обеих сторон. Её лицо было пепельно- серого цвета, волосы свалялись и свисали грязными прядями, а взгляд… глаза её не выражали ровным счетом ничего. Они просто смотрели без выражения, тупо, тускло, безнадёжно.
Джек смотрел в них и видел своё отражение. Даже её зрачки не двигались. Казалось, она даже не заметила, кто перед ней.
Джек молча смотрел на женщину, и сердце рвалось на лоскуты. Что же они с ней сделали? Затем его взгляд скользнул по Милагрос, её лицу-маске, торжествующему, воинственному ища) жестокому, будто вырезанному из белого мрамора, лицу Эстебана. Испанец бросил отвратительный, похотливый взгляд на Элизабет и недобро ухмыльнулся. В Джеке начинало зарождаться отвращение. Но он спокойно и даже чуть насмешливо продолжал стоять. Уилл же рвался из рук врагов, словно заведённый, не готовый поверить в то, что Джек понял сразу. Ему достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что произошло с Элизабет. Но внутри даже не было злости, он просто знал, что Эстебан умрёт. Так, или иначе, но Эстебану точно не жить. Джек бросил ещё один короткий взгляд на Элизабет и с удивлением отметил, что она всё ещё беременна. Странно было думать таким образом, хоть это и вселяло надежду.
Милагрос надменно окинула взором всех собравшихся. Команда Жемчужины была окружена со всех сторон пиратами «Пекадоры», держащими шпаги и пистолеты на изготовку.
- Что ж, Джек Воробей, если тебе нечего сказать, предлагаю двинуться вперёд. Нам ещё предстоит главное – встреча с Янусом.
Джек молчал. Не было ни сил, ни желания спорить с этой вздорной, глупой девкой.
- Веди нас, Тиа! – неожиданно мягко и покорно сказала Милли, потупив взор тёмных глаз.
Далма ухмыльнулась.
- Нет уж, дорогуша, вперёд пойдёт у нас кто-нибудь из матросов, - промурлыкала она, - так безопасней.
- Может, этим матросом будет Джек Воробей?! – усмехнулась Милагрос.
-Нет! – неожиданно резко оборвала её Далма, - Пусть вперёд идёт он, - указала она длинным пальцем с заострённым ноготком на сжавшегося под прицелом пистолета Пинтла.
- Ладно, пусть будет он, - нехотя ответила Милли.
Пинтла подтолкнули вперёд. И пираты двинулись в недобро чернеющий зёв пещеры.
***
Некоторое время пленников вели по тёмному жерлу пещеры. Видимо, команда «Пекадоры» уже успела хорошенько изучить местность, потому шли они легко, посмеиваясь и не боясь препятствий, чего никак нельзя было сказать о матросах «Чёрной Жемчужины». Кроме того, впереди всех опасливо двигался Пинтл, нехотя переставляя замёрзшие ноги, потому испанцы и вовсе перестали беспокоиться о возможной опасности. Матросы «Пекадоры» то и дело увлечённо тыкали испуганного несчастного Пинтла кончиками шпаг в спину, тем самым подгоняя нерасторопного, по их мнению, пирата.
Джек шёл молча, ведомый Тиа Далмой и Милагрос. Смешно, конечно, но он был в плену, если можно так выразиться, у двух баб. Но вырваться он всё же не мог. Слишком опасно. Впереди мелькала худенькая фигурка Элизабет с растрёпанными волосами и неуверенной походкой. Она ни разу не обернулась и не замедлила шага, будто вообще шла по наитию, не обращая внимания на каменистое дно пещеры и невыносимую сырость.
Джек неприятно сглотнул. То, что произошло с Элизабет, просто не укладывалось у него в голове. Невозможная жестокость, нечеловеческие страдания… Он стиснул зубы и заставил себя перестать думать об Элизабет. Где-то рядом, словно взмыленный конь, всхрапывал и скрежетал зубами Уилл Тёрнер, которому связали руки и заставляли идти добрых пять солдат. Джек даже ухмыльнулся при виде кузнеца: он лишь тратил силы, которые впоследствии им ох как понадобятся. Сам Воробей оставался настолько спокойным, насколько позволяла ситуация. Его руки были связаны за спиной, сзади его подгонял Эстебан с мачете в руках, а по бокам медленно, словно тени или призраки, двигались Милли и Тиа Далма. Ситуация оставляла желать лучшего. Слишком опасно, слишком хорошая охрана и слишком неравные силы.
Джек ещё раз глянул на собственных матросов, пленённых и жалких. Неожиданно он поймал взгляд Снорри, хитрый, торжествующий. Джек смотрел на пирата недоумённо, не выказывая никакой заинтересованности, хоть и понимал, что, видимо, у братьев есть план. Подмигнув им, одними губами, он попросил их пока ничего не делать – слишком рано. Арни взглянул на Джека и согласно кивнул. Договорённость была достигнута. Братья будут ждать его знака и только тогда начнут действовать.
Наконец, пещера закончилась, и вся компания вышла в огромный каменный зал, вероятно созданный временем или, может, каким-то небывалым древним мастером. Стены были выложены тёмным, грубым камнем, на них просматривался непонятный рисунок, может, сделанный на древнем языке, хотя, возможно, буквы просто стёрлись и потому казались непонятными. В самой глубине вместо стены виднелась монолитная плита из металла, такая огромная, что даже подумать страшно, кто мог её установить здесь. Пираты замерли, открыв рты, - кто-то в праведном восхищении, кто-то в страхе. Здесь действительно было красиво, но не той красотой, что согревает сердце и заставляет радоваться, а пустой и мёртвой красотой, вызывающей неприятный холодок, пробегающий по позвоночнику. Морозный воздух здесь словно сгущался, с трудом проникая в лёгкие, замораживая всё внутри, мешая думать и действовать. Величие огромного зала, напоминавшего своей цветистостью и в то же время скромностью, тронный зал, вызывало странное чувство в груди.
Первой очнулась Тиа Далма. Она деловито отошла от Джека и, приблизившись к Элизабет, цепко схватила её за руку.
- Ну, что, подружка, пойдём. Настал твой час, равно как и мой, - Элизабет никак не отреагировала на слова  ведьмы, только ещё ниже опустила голову, -  Милагрос! – тем временем продолжала Далма, - Начерти круг!
Милли послушно взяла шпагу и стала её кончиком чертить на земле круг со странными символами
- Эй! Что ты делаешь? – вдруг закричал Уилл, в ужасе косясь на Далму.
- Ааааа…. Вильям, - неожиданно сладко пропела шаманка, - Подведите его ко мне, - бросила она удерживавшим Тёрнера пиратам, - Ты тоже можешь, нет, просто обязан принять участие в нашем маленьком представлении.
Уилл содрогнулся от её слов и тяжело сглотнул, а его, несмотря на сопротивление, уже велим к неприятно ухмыляющейся ведьме.
Джек взирал на всё происходящее с некоторым чувством страха, хотя основное место в его душе занимало скорее чувство отвращения, а также мысли о побеге. Сейчас рядом с ним, плечом к плечу, остался стоять только Эстебан, чуть ли не с умилением взиравший на всё происходящее. Неверный ход. Джек, осторожно, одними пальцами, вытащил из манжеты рубашки маленькое тонкое лезвие. Он всегда носил его на самый непредвиденный случай, - например, как сейчас. Ухватив его между двумя пальцами, по дороге неудачно порезавшись, но, не проронив ни звука, Джек начал судорожно перетирать верёвку, сжимавшую его запястья. Только бы выгадать побольше времени!
Тем временем Милли закончила чертить круг, в центре которого посадили безжизненную Элизабет. Женщина сидела на холодном камне, укутавшись в шубу и немного раскачиваясь из стороны в сторону. Казалось, её абсолютно не волнует то, что происходит вокруг, что её волнует только то, что у неё внутри, её личные переживания и эмоции. Она не проронила ни звука, ни слезинки. И, наверное, самое страшное было как раз в этом мёртвом молчании, в бездне холода и отчаяния, исходившей от неё.
- Ну, Вильям, теперь настал твой черёд отдавать долги, - немного торжествующе усмехнулась Далма.
Уилл всё ещё недоумённо смотрел на Тиа.
- Ты всё ещё не понимаешь? – продолжала насмехаться ведьма, - Ладно, я всё объясню тебе. Ты отдашь мне долг, только если убьёшь сейчас мисс Лизабет.
Уилл побелел, словно лист бумаги. Его лицо вытянулось, а глаза наполнились неподдельным ужасом.
- Зачем? За что? – он практически не находил нужных слов.
- Как зачем? Кровь нерождённого младенца, принесённая на алтарь Су его отцом, поможет нам открыть Обитель Мудрости, что таится за той железной плитой, равно как и встретиться с Янусом. Неужели ты не хочешь увидеть Яна? Вы  бы нашли с ним общий язык, - продолжала насмехаться Тиа.
Уилл тяжело сглотнул. Джек на секунду перестал перепиливать верёвку на руках. Все замерли в недоумении. И только Элизабет продолжала безжизненно сидеть на каменном полу.
- Не хочу тебя расстраивать, -  насмешливо подал голос Джек, скрывая за обычной потешностью волнение души, - Но дорогой евнух вовсе не отец ребёнка, - округлив глаза в притворном удивлении, закончил Джек.
Далма устало всплеснула руками, но всё же сказала:
- Эстебан, держи крепче этого прохвоста… А ты, Джек, если хочешь, можешь сам выполнить обряд. Не хочешь? Что ж… Мне нет разницы, кто – ты или Вильям. Мистер Тёрнер отец этого ребёнка перед Богом. Думаю, Дьявол не будет против такой жертвы.
Уилл был белее бумаги.
- Сейчас, Вильям, тебе развяжут руки и дадут твой любимый клинок. Если ты сделаешь хотя бы одно неверное движение, я сама зарежу твою благоверную. Может, Врата от этого и не откроются, но миссис Тёрнер уже будет мертва, и ей до твоего героизма уже не будет никакой разницы.
Уилл стоял, опустив руки. Его поставили перед выбором, слишком нереальным, слишком тяжёлым.
Через несколько секунд ему в руки вложили меч с красным алмазом в рукояти. Джек судорожно перепиливал веревку – оставались какие-то секунды.
Уилл посмотрел на Элизабет и опустил клинок.
- Я не могу этого сделать, -  тихо сказал он, хотя внутри роилась ужасная ярость
- Уилл, подумай, - сладко увещевала Далма., - эта женщина предала тебя, она переметнулась на сторону пиратов, изменила тебе с худшим из них, -  в Уилле закипала злость, давно скрытая под усталостью и покорностью судьбе, неимоверная злоба на эту женщину, его бывшую жену, а ныне грязную потаскуху, - клинок дрогнул в его руке, начав свой путь наверх.
-Вильям, - тем временем продолжала Далма, - убей её и её отвратительного выродка, которого она понесла от пирата, - Сознание Уилла помутилось. Клинок жёг ему руку праведным огнём, алмаз сверкал чистым алых, хищным алых цветом. Он ненавидел эту девку всей душой, ненавидел за то, что она нарушила его размеренную жизнь, втянула во всё то, что происходит сейчас. За то, что она нагло смеялась над ним, издевалась, предаваясь страсти с пиратом. Наверняка эти двое не раз, между собой смеялись над глупым, наивным кузнецом. Уилл судорожно и тяжело сглотнул. Контролировать себя становилось всё тяжелее.
Клинок взмыл вверх и завис над хрупким телом Элизабет. Глаза Уилла застилали слёзы, он бросил последний, прощальный взгляд на жену.  Далма ухмылялась победной улыбкой. Джек в исступлении перерезал остатки верёвки.
Неожиданно Уилл вспомнил то чудесное утро, когда пришёл в дом Элизабет. Она тогда ещё жила с отцом, а он, простой кузнец, выковал шпагу для Джеймса Норрингтона и принёс её в дом губернатора. А Элизабет спускалась по ступеням со второго этажа- такая молодая, прекрасная и чувственная. Она смеялась и просила называть её по имени, такая воздушная, самая лучшая девушка на свете.
Вся злость Уилла испарилась за секунду, будто её и не было. Клинок продолжал полыхать ненавистью, но её уже не было в Уильяме Тёрнере. В растерянности он выронил клинок, сознание мутилось. Сквозь пелену, накатившую на его глаза, Уилл увидел, как лицо Далмы исказилось в отвратительной гримасе, и словно издалека прозвучали её слова:
- Раз так Вильям, я и сама смогу справиться с мисс Лизабет!
А дальше – темнота, спасительная, исцеляющая. 
***
Резко развернувшись, Джек ударил Эстебана коленом в пах. Тот, согнувшись, навалился на стоящую позади Милагрос. Удача повернулась к ним лицом – несколько матросов из команды Джека, воспользовавшись секундным замешательством, высвободились и ринулись в бой. Снорри ринулся в сторону шаманки, отпихнув ее своим широким плечом. Однако ведьма была настолько искусна, что являлась сильным противником даже для здорового и крепкого мужчины. Снорри со всей силы обхватил шаманку сзади, пытаясь удушить ее. Далма злобно зашипела, пытаясь отбиться и приблизиться к Элизабет. Но свою основную задачу – часть незримо составленного ими с Джеком плана, Снорри уже выполнил – все больше и больше отбрасывая шаманку от безжизненно лежащей с закрытыми глазами Элизабет.
Воздух пещеры наполнился криками и лязгом стали. Совсем небольшой отряд, затеяв драку, производил столько впечатляющих своим ужасом звуков. Звенящий свист стоял в ушах, а ноги предательски отказывались повиноваться приказам разума. Джек выхватил саблю и сделал выпад в сторону Эстебана, однако тот уже успел подняться и был готов защищаться. Противники были достойны друг друга. Эстебан не замечал ничего вокруг, пылая страстной ненавистью и злобой к капитану, с которым сцепился сверкающими лезвиями. Джек же, медленно отступая назад, бегающим взглядом искал худенькую фигурку Элизабет, лежащую посреди начерченного круга.
Усталость давала о себе знать – бессонные ночи, проведенные в одиночестве и беспокойстве, маска уверенности и непобедимости, которую Джек Воробей вынужден был нацеплять на себя перед командой, дабы поднять их боевой дух, - все это отражалось сейчас, в неистовом бою с человеком, победить которого он был обязан.
Один выпад, второй. Взмах. И еще один. Картина окружающей бойни смазалась – глаза слезились от удушливого плотного воздуха, комом стоящего в горле. Это был один из немногих случаев, когда бесстрашный капитан «Черной Жемчужины» испытал страх. Страх не только за свою жизнь, но и страх за жизни своих людей, которые оставались верны ему в столь ужасных условиях, даже за жизнь Тернера, который смог преодолеть себя и дать им время, такое нужное, чтобы оказать сопротивление. Но больше всего он боялся – за жизнь Элизабет, которая стала совсем непохожа на ту, что он помнил – пылкую, страстную, где-то безрассудную и невероятно упрямую.
Удар. Еще один. Тело резко отбросило в сторону, и недалеко от себя Джек увидел Элизабет. Далмы рядом он не увидел, а, значит, есть шанс, что она жива. Но почему она до сих пор лежит? Даже не пытается спастись? Неужели…
Резкая боль пронзила живот. Окровавленный клинок прошил плоть насквозь и с неестественным шипением вышел наружу. По камзолу расползалось огромное тёмно-бурое пятно. Кровь брызнула изо рта и бордовыми струйками понеслась вниз по подбородку.
- Вот и пришел твой конец, славный капитан Джек Воробей! – прохрипел Эстебан, обдав лицо Джека тяжелым дыханьем. – Я тебе скажу напоследок, чтоб знал – твоя девка, несмотря ни на что, удивительно хороша и почти не сопротивлялась!
Так вот что этот гадкий ублюдок сделал с Элизабет! С его девочкой, с его пираткой…
Боль заполняла тело, спину свело судорогой. Ярость давала и силы. Последний рывок, этого хватит, надо только собраться и… Джек приоткрыл отекшие глаза и резко оттолкнул Эстебана, который, не ожидая такой прыти от смертельно раненого капитана, растерялся, споткнулся и начал падать. Превозмогая боль, Джек развернулся, прибавляя замаха, взмахнул саблей вслепую.
Крепкое тело Эстебана разорвало пополам и отбросило в сторону. Кровь фонтаном струилась из порванных артерий и растекалась по стершимся узорам холодного каменного пола. Джек поскользнулся и неуклюже свалился рядом с разрубленным телом. Сил больше не было.
Раздался невыносимый скрежет – огромная плита начала медленно отодвигаться, разрывая многовековую паутину, облепившую щели истершихся камней. Элизабет осталась жива, однако, совершился тот самый дьявольский обряд, которого так желала Далма, позволяющий открыть Храм – смешение крови двух заклятых врагов.
Далма, сделав рывок и оттолкнув Снорри, неистово закричала:
- Глупцы, все оказалось гораздо проще, чем я думала. Вы все сделали сами… - и кинулась в сторону все увеличивающегося темного прохода в святилище божественной силы.
* * *
Элизабет разлепила словно налившиеся свинцом веки. Барабанные перепонки буквально разрывало от невыносимого скрежета. Осознав, где она находится, Элизабет попыталась встать, но слабость в руках и ногах сводила мышцы. Лежа на ледяном каменном полу, девушка видела мельканье ног, слышала лязг сабель и яростные крики.
Переведя безжизненный взгляд на начерченный круг, она увидела тоненькую струйку крови. Струйка, огибая выщербленные временем желобки, медленно ползла к лицу. Элизабет подняла глаза…

Неожиданно она иным взглядом посмотрела на происходившее, всё поняла, наконец очнувшись от своего слишком долгого сна. Ужасающе торчащая шпага, темное пятно на спину, длинные волосы и множество косичек, камушков, монеток… Нет, такого не может быть. Джек…
Собрав волю в кулак, Элизабет приподнялась и на локтях поползла к безжизненно лежащему телу. Сердце сжалось. Джек. Совсем такой же, ничуть не изменившийся, разве что только лицо приобрело бледный оттенок, и темные круги под глазами контрастно выделялись на лице. Сердце сжалось. Этого не может быть, не может, не может…
С трудом выпустив безжизненное тело из рук, Элизабет поползла обратно. Недалеко от круга небрежно валялся клинок, выпавший из рук бесчувственного Уилла. Рубин еще бросал отблески багряного цвета – он все еще питал ненависть. В безвыходной ситуации в голове всплыли слова Милагрос, брошенные Эстебану в присутствии Элизабет. Нельзя было вставлять рубин в плиту – это разбудит древнего бога Януса, который не потерпит смертных, крадущих его силу.
Руки и ноги стали совсем ватными, но девушка, сжав зубы, добралась до клинка, протянула к нему руку и…
***
Уилл очнулся от ощущения острой боли в правом предплечье. С трудом повернувшись на спину, он понял, что лежит на холодном полу, мощенном грубым камнем. Постепенно возвращалась память, а вместе с нею и отвратительное чувства стыда и безысходности. Блуждающим взглядом Уилл искал Элизабет, её тонкую, хрупкую фигурку. Ему нужно было срочно понять, что с ней, жива ли она. Неожиданно взгляд  остановился на Тиа Далме. Ведьма держала в руке длинный кривой нож и, томительно медленно, словно растягивая в сладком удовольствии все действия, постепенно приближалась к Элизабет, всё ещё безжизненно лежавшей на полу.
Ужасное зрелище вызвало в Уилле смесь отвращения и брезгливости к шаманке. Как он мог быть с этой лживой, жестокой женщиной? Как он мог предаваться похоти с этой людоедкой, недочеловеком, как мог целовать её губы и кровавые руки? Уилла передёрнуло от одной только мысли обо всём том, что произошло между ним и Тиа Далмой.
Однако утешало то, что Элизабет жива. Пока жива. Тёрнер не мог больше медлить. Не смотря на то, что в голове ужасно шумело, а лица окружавших его людей смешивались в одну яркую, бесформенную картинку,  усилием воли он заставил себя сесть. Новое положение не принесло облегчения, зато теперь он знал – он может и встать. Неожиданно раздались яростные крики. Сквозь пелену, Уилл видел, что Джек каким-то образом освободился и теперь яростно сражается с Эстебаном, а Далму всё больше оттесняет от Элизабет  один из светловолосых братьев-близнецов.
Ещё секунда, и Уилл был на ногах. Его слегка качало, но в целом чувствовал он себя победителем. Ему ещё раз подумалось о том, что он чуть не убил Элизабет – сам, своими руками чуть не зарубил ту женщину, к которой всегда относился с таким трепетом, чуть ли не с благоговением. Дрожь пробежала по спине -Уилл кинул короткий взгляд на свою бывшую жену, на её длинные спутанные волосы, серое, усталое лицо, глаза без единого проблеска сознания или мысли. Страх вползал в его душу - животный страх потерять её навсегда. Только сейчас он для себя понял – ему ведь не важно, с кем в итоге останется Элизабет, больше всего ему хотелось, чтобы она была счастлива, пусть даже с таким человеком как Джек. Возможно, они действительно достойны друг друга.
Элизабет тяжело зашевелилась. Уилл вздрогнул и кинулся было к ней, как вдруг, откуда ни возьмись, перед ним возникла совсем другая представительница прекрасного пола, если, конечно, о ней вообще можно было так сказать, - Милагрос.
В одной руке Милли держала шпагу, а в другой кинжал. Она хищно сверкнула глазами и прошептала:
-Не так быстро, мистер Тернер. Прошу, побудьте немного со мной, - её губы искривились в усмешке, только было в ней почему-то больше горечи, чем торжества.
Уиллу тут же захотелось разозлиться на эту отвратительную суку, на девку, что так хитро подстроила им западню, но вместо ярости он испытывал лишь усталость и опустошённость человека, который слишком давно не видел мирной жизни, и, возможно, интерес – он был безоружен, а противник был совсем неплохо вооружён. Уилл бросил беглый взгляд на клинок Януса, что выпал из его рук и сейчас лежал рядом с Элизабет. Его надежда таяла, словно огарок свечи, - не было оружия и не было выхода, оставалась только верная смерть.
- Что ж, сеньорита,  - насмешливо, слегка копируя испанский акцент, произнёс Уилл, - я полностью к Вашим услугам.
Милли окатила его леденящим взглядом тёмных глаз, казалось бы,  столь несвойственным для горячей южанки, а затем произнесла:
- И что же мы будем делать,  мистер Тёрнер?
- Уилл, если можно
- Конечно, - спокойно произнесла Милли, слегка коверкая его имя на испанский манер.
Уилл переставлял ноги, словно в причудливом танце, медленно, крайне осторожно отходя от своей противницы. Милли же, казалось, растеряла всю свою жестокость и задор, она лишь только играла, то приближаясь к жертве, то отдаляясь, но решающих действий не делала, хотя судьба Тёрнера и была в её руках. Милагрос откровенно не хотелось убивать мужчину -её мучило сосущее, нарастающее чувство в груди – что-то, что не давало сразу хладнокровно расправиться с совершенно безоружным человеком. Может, это называется честью, а может, и совестью.
Уилл тем временем пытался достать небольшой кинжал, удобно пристроенный за поясом на спине. Со второй попытки ему это почти удалось. Пока он пытался спасти свою жизнь, приходилось вести с испанкой занимательную беседу:
- Милагрос, что Вы сделали с Элизабет? – спросил Тёрнер как можно спокойнее. Он не чувствовал злость, только усталость вперемешку с последними, отчаянными попытками спасти собственную жизнь
- Я – ничего, - как-то уж очень быстро ответила женщина, отводя взгляд тёмных глаз, - Ничего я не делала! – тут же исправилась она, повысив голос, вызывая в себе гнев взамен сострадания.
- Тогда я не понимаю… Почему? Что с ней произошло? – вновь спрашивал Уилл, пытаясь освободить одной рукой кончик лезвия, зацепившийся за пояс.
- Я не виновата! Это всё мой глупый братец! – неожиданно надрывно выкрикнула Милли, отчаянно тыча в Уилла острой шпагой. Казалось, она сильно нервничает и стушевалась, но не хочет показывать этого, надёжно скрывая свои истинные чувства под маской ледяного холода и злости.
Медленно, пробивая все моральные устои и понятия, всё то, что было привито с самого детства, до Уилла доходил смысл слов Милагрос. Он болезненно скривился, его сознание заполнилось тупой, ноющей болью. Эстебан… Вот оно что… Вот что этот мерзавец сделал с Лиззи…Взял то, что ему вовсе не принадлежало, силой…
Наконец Уилл выхватил кинжал и резким ударом ноги выбил шпагу из рук Милагрос. Его действия были полны слепой, почти животной ярости. Вот теперь они были с этой испанской мерзавкой на равных. Тёрнер полыхнул на неё взглядом, наполненным знанием и чёрной ненавистью.
А вокруг происходило что-то невозможное: Джек дрался с Эстебаном, Снорри с Далмой, все остальные пираты между собой. Кто-то был ранен, а кто-то уже убит. Уиллу на секунду показалось, что наступил конец света.
Он яростно кинулся в сторону Милагрос, та в ужасе попятилась. Что-то такое было в лице Уилла, что пугало даже многоопытную испанскую пиратку, развратницу и убийцу.
- Я не хотела…. – неожиданно тонко залепетала она, - Я…. Я… пыталась его отговорить, нам нужны были только сокровища… но мой брат… он безумен… он… - Милагрос уже вся тряслась, а Уилл продолжал бешено надвигаться на неё.
Неожиданно  боковым зрением Уилл увидел Джека. Пират падал, тяжело раненый в живот. Сердце Уилла готовилось выскочить из груди - настолько бешено оно колотилось. Но вот Джек встаёт и… наносит удар. Эстебан падает замертво.
Милли тонко закричала и бросилась к брату. Джек медленно осел на пол рядом с телом Эстебана. Он умирал. Милагрос рыдала, она отчаянно выла, проклиная всё на свете. И не было ей дела до того, кто убил её брата, ведь Эстебан уже был мёртв; она сжимала кровоточащее тело в объятьях и что-то тихонько говорила по-испански. Её горе было настолько же велико, насколько и горе Элизабет, очнувшейся, исступлённо повторявшей слова отрицания, склонившись над почти бездыханным телом Джека Воробья.
Неожиданно Уиллу пришла в голову мысль, что не так уж далеко ушли эти две такие разные женщины друг от друга. Обе они оплакивали своих мужчин, для обеих самые чёрные страхи стали явью. А горе – ведь оно бесцветно, и для злых людей и для добрых утрата останется утратой, независимо от обстоятельств, времени и места.
Уилл отвернулся, он ничем не мог помочь, искренне жалея обеих женщин, но смотреть на такое было выше его сил. Устало и как-то нехотя он отбил удары нескольких пиратов, заколов одного из них, когда услышал неистовый, хриплый смех Далмы. Врата Януса открывались.