PIRATES OF CARIBBEAN: русские файлы

PIRATES OF THE CARIBBEAN: русские файлы

Объявление


Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Левиафан

Сообщений 1 страница 8 из 8

1

Название: Левиафан
Автор: Isil
Рейтинг - нц-13
Пейринг: Анна-Мария/Джек Воробей
Содержание: см. пролог.

Левиафан.

« Многим известно имя Духа моря, внезапно появляющегося и столь же внезапно исчезающего в морских глубинах. Те моряки, что однажды встретились с ним, не могли рассказать, о чем же шла речь в их беседе…Верно лишь одно – они нередко уходили на корабле с одним-двумя преданными людьми, и больше не возвращались. Вероятно, они надеялись встретить Левиафана еще раз. Что же…Невозможного нет.
Но сказания о Левиафане живы до сегодняшнего дня, несмотря на то, что век людской так короток…»

Глава первая.

Заметь мой путь
Судьбою связаны любившие сердца
Не позабудь
С тобою, милый, я до скорого конца
И если там,
За гранью смерти, сказки и миров
Конец мечтам
Придет, мы воскресим любовь…

***…Люди – воистину странные существа. В их владении суша, но им этого мало. Они хотят покорить море. Не удивлюсь, если однажды они поднимутся в воздух, словно птицы. Раньше я не очень-то задумывался над проблемами короткоживущих. Но теперь, когда я остался один из моего рода, заняться мне нечем.
Беседуя с Цзтеркх, понимаю, что она меня не боится абсолютно. Да и что его бояться – старого духа моря?
Она и рассказала мне о том, какие нынче люди.
- Забавнейшие существа, - она хихикнула. Ох уж эти дельфины… - Как маленькие черные лягушки. Ныряют с сетками за жемчужницами, ищут белые камешки.
- Жемчуг? – уточнил я.
- Они называют его слезами океана. – Цзтеркх щелкнула зубами.

Мое знакомство с людьми началось с наблюдения за туземцами, торгующими с Британией. Люди делятся на цивилизованных и дикарей – как выражаются сами они. И посетить я решил Карибское море и его острова…***

Шеце собирался с соседний рыбацкий поселок. Укладывал в заплечную сумку бутыль с пальмовой водкой (Ниале вздыхала, ворчала для порядка, но Шеце сам видел, как блестели её глаза), высушенную рыбу и жемчуг для торга. Шеце гордился своим островом – целых четыре поселения, и только один каннибальский, проклятые Зитирети, череп их сгниет! Смотри, Ниале, ваше племя Чужченги не едят человека. Все, даже Чинстрати, красные лбы, мяса человека не едят! Даже Тратри, синие локти, кормятся рыбой, а уж они, Дридры, и вовсе самые цивилизованные (Шеце по слогам произнес это слово. Ниале хихикнула).
Что ты смеешься, женщина? Шеце не смог сдержать улыбки. Да-да, к нам даже британский миссионер приезжал, так он себя называл! Посмотрел, как мы рыбу ловим, как жемчуг достаем, и уплыл на своем красивом корабле! Подарил детям игрушек. А игрушки-то какие, красивые, там маленькие биби в смешной одежде. А наши биби голые ходят почти, только в нацке, повязке на бедрах. А у них, в Британии, так не ходят. Холодно там.
Опять ты смеешься. Глупая Ниале! Британский мистер рассказывал, что зимой у них с неба падает белый холодный песок, а если его подержать на коже, он тает! Ну, женщина, не верь, раз не хочешь. Посмотри, как биби с игрушками играют, а мне пора идти, а то не успею. Пока, Ниале!

Ниале закрыла дверь хижины за своим смешным мужем и уселась вырезать новую ложку. Сама Ниале, как добропорядочная туземская женщина, ела руками, но Шеце так любит все западное… Любит есть этой смешной палочкой. Будет ему ложка.
Шеце бежал по берегу и думал, какая у него замечательная жена. Дети сытые, чистые, даже волосы не в пыли, а уж дом – самый красивый на весь поселок!  Солнце садилось, и Шеце решил передохнуть в дельте реки. Здесь начиналась территория Зитирети. Кости их сломятся, но сейчас они мирные, с Дридрами у них дружба. Разведя маленький костерок, Шеце присел возле огня. На родном острове бояться было нечего, особенно на побережье, где песок белый – джунгли дальше не заходят. Здесь только одного можно бояться – говорят, колдунья тут живет, десятирукая, трехголовая, с грудью обвисшей, словно столетняя лиана…Шеце зябко поежился. Говорили, что убьет взглядом – умираешь в жутких мучениях…
Тоскливо вскрикивали птицы в глубине джунглей, тихая заводь черным зеркалом лежала перед туземцем. Ничего, говорил он себе, ничего…Шеце был подвержен суевериям – впрочем, как и все в его племени.
Из-за облака показалась бледная луна, посеребрила тонкими острыми бликами рябящее море, залила призрачным светом пустынную песчаную косу. Все было знакомо и незнакомо одновременно, как-то тревожно, и обостренным звериным чутьем Шеце чувствовал опасность. Опасность манящую, опасность, на запах напоминающая пряности, брошенные в пламя, опасность, чей вкус, будто бы разлитый в воздухе, заставлял сердце биться быстрее, наполнял мышцы пьянящей силой, подобный силе дикого зверя весной. Шеце был здесь раньше, но ведь раньше это был день…Ночь, верная подруга туземца, изменила ему, стала чужой и пугающей, как женщина, которую не видел десяток лет.
Шеце вздохнул, пропустил сквозь пальцы горсть песка и засмотрелся на танцующие языки пламени.
- Не смотри на огонь, - услышал он вдруг. Костер жалобно затрещал, сбился в сторону и погас. Густой удушливый дым тяжелыми клубами лениво поднимался в небо. Шеце замер, чувствуя за спиной чье-то присутствие. Тихий смешок не развеял его опасений, но оцепенение прошло, и Шеце осторожно оглянулся.
Женщина из племени Зитирети, - определил Шеце. С талии на бедро сползает желтая змея-татуировка, кончики грудей подкрашены алым. Полный непонятного для себя самого трепета, Шеце выпрямился и взглянул ей в глаза. Чарующие и зовущие, своим влажным блеском они волновали, наполняли мысли дерзкими и яркими картинами возможных встреч. Бесконечно повторяющаяся – через столетия и эпохи, но каждый раз новая, встреча мужчины и женщины, пусть незнакомых, и тем ярче чувства. Однако женщина, похоже, вовсе не стремилась к Шеце как к мужчине, несмотря на свою наготу.
- Ты кто? – спросил наконец он. – Не колдунья случайно?
- Колдунья, - прикрыла глаза она и с легким оттенком грусти повторила, - колдунья.
- Это та-то? – отшатнулся Шеце, - десятирукая…Трехглавая…
Женщина подняла изящную руку с длинными тонкими пальцами, повертела ею в лунном свете и ответила:
- Две руки, одна голова, Шецеагси.
- Мое имя тебе известно, – чуть нахмурился Шеце, - что еще ты знаешь обо мне? – робость ушла, оставив место настороженности.
- Много, - пожала плечами колдунья. – Но мне пора.
- Стой! – вскрикнул Шеце, - как тебя зовут?
- Что тебе до имени, - прошелестел её голос. Колдунья почти растворилась среди тонких стволов, - а зовут меня Тиадалма.
Тиадалма. – задумчиво повторил про себя Шеце, когда она ушла. – Тиадалма… Он задумался, вспоминая тепло стоявшей рядом с ним. Её аромат. Небрежно откинутые назад черные пряди…И опасность, что витала в воздухе рядом с ней – незримая, неслышимая, она присутствовала. Светлое воспоминание о Ниали, милой чистой Ниали, заставило его глубоко вздохнуть, лечь спиной к тлеющим еще углям и почти спокойно заснуть.

Среди деревьев стелился туман, над заводью летали какие-то насекомые. Туман все густел, принимал странные фантастические обличья, менялся, двигался, словно им управлял чей-то разум. На мгновение бегущие облака прикрыли луну, а потом необычно яркий свет залил побережье.
Раздался бой барабанов, чей-то дикий крик, но Шеце лишь дернул пяткой во сне. Когда среди стволов загорелись голубым ведьминским пламенем глаза Зверя, он лишь зябко съежился.
Не спи, не спи, Шеце,
Дом колдуньи – не твой дом…
Тебе ли знать, что за змея свисает с её шеи
В чью плоть она запустит зубы?
Едва слышный скрип сапог. А знаешь ли, Шеце, кто ходит к колдунье под покровом сомнительной темноты? Кто уверенно шагает мимо тебя… Кто останавливается возле тебя…Кто наклоняется….Касается ладонью твоего лба… И идет мимо. Туда. К тихой заводи. Еще мгновение – он скрывается среди пальм.

- Как ты? – короткий прерывистый вздох.
- Давно ли… - прижать её к груди. До боли. Взглянуть в глаза.
- Давно…Не будем об этом.
- Не будем…  - Тиадалма расстегнула пуговицы на его рубашке. В джунглях жалобно кричали ночные птицы…Тихие слова и шелест спадающей на пол одежды. Короткие всхлипы и покорные стоны и вскрики. Она ждала, и…
Гектор Барбосса вновь вернулся.
Шеце, тебе бы проснуться да бежать подальше. Или…Спи, простой человек. Спи. Такие, как ты, живут долго и спокойно. Наутро продолжишь путь…а пока спи. Во сне – твое спасение.
Барбосса погладил встрепанную голову колдуньи, лежавшую на его плече.
- Милая, как ты тут?
- Ничего, - сонно ответила Тиадалма, вздохнув, - живу потихоньку. Джека спасли?
- Ага, - чуть поморщился Барбосса. – Корабль он мне не отдал…Петух ощипанный.
Тиадалма шлепнула его по руке.
- Прекрати.
- Сейчас. – Барбосса потянулся за бутылкой, стоявшей у изголовья постели, хлебнул рома и довольно крякнул. – Хлопотливое это дело. До сих пор кости ломит.
- Оставайся у меня, - предложила Тиадалма, беря у него бутыль.
- Недели на две останусь, - Гектор счастливо улыбнулся, - а потом…
- Что потом? – Тиадалма подняла голову.
- Потом… - Барбосса хитро посмотрел на неё, - дельце у меня одно незавершенное… Помнишь…Брат у тебя есть, оказывается.
- Китенок, да, - колдунья поняла, что поспать ей не дадут и села, потянувшись.
- Мы его встретили. – Барбосса мягко провел ладонью по обнаженной спине Тиадалмы. – На острове Сен-сиа-кий. Впервые за столько лет я наконец-то увидел его вновь. После моей смерти в Мертвых чертогах он стал капитаном…
- Он сказал мне, – она посмотрела на него через плечо. – А куда направился Воробей?
- Сдался тебе этот Воробей, - ворчливо ответил Гектор, - куда ж он… Как обычно. Новую команду набрал и за очередными сокровищами помчался. Хотя если я его когда-нибудь еще раз встречу, то корабль отберу. Это я тогда такой великодушный был…
- Ну-ну, – хмыкнула Тиадалма, вставая с кровати и накидывая на плечи рубашку Барбоссы. Тот протестующее замычал, но ничего не сказал. – А Уильям Тернер (голос её потеплел, что не укрылось от капитана) и мисс?
- «Мисс» уже давно не мисс, а миссис, вернулась в порт Руэлл, но, как я понимаю, не особенно-то долго они с мужем там пробудут. Море их поймало. – Гектор поскучнел, - станут образцовыми торговцами…
- Да?
- Нет, - раздраженно буркнул он, - не станут, хоть и хочется мне этого. А какая у Элизабет за…за…за…
Гектор запнулся, натолкнувшись на ледяной взгляд Тиадалмы:
- Замечательная…эээ…жизнь – муж, отец, командор под боком, если что…
- Как же. – Тиадалма дернула его за руку. – Вставай, утро уже.
- А спать? – возмутился капитан.
- Успеется. Кое-что покажу, - и Тиадалма открыла дверь.
В комнату вполз сероватый туман, стало влажно, холодно и противно.
- Женщина, нет, ну что ты за человек-то такой? – Гектор встал, натянул штаны и сапоги и вышел из дома.
- Сам сказал. Женщина, – как-то глухо прозвучал ответ колдуньи, а потом Гектор понял, что голос исходит из заводи.
- Тиа! – крикнул он, сбежав вниз по ступеням и оглядываясь по сторонам.
- Тут я, тут, - он недоверчиво вгляделся в темные воды. Снизу на него смотрела ухмыляющаяся голова Тиадалмы, шевелила губами, но при этом наверх не поднималось ни одного пузырька воздуха.
- О Господи, - простонал Барбосса, - что ты еще задумала?
Тиадалма вынырнула, держа в ладони узкий золотой нож.
- Наши умельцы что угодно утащат, - доверительно сказала она. – Ты плывешь на Шеньсиа, и вот это (она указала на клинок) плывет вместе с тобой.
- А…Это мне зачем? – Барбосса скептически поджал губы, вытаскивая колдунью из воды за руку.
- Не надо, не бери.
- Ну и не возьму. Я не Воробей и не девица, – спокойно ответил он.
- Найду кого-нибудь другого.
- А вот этого не надо. Сам справлюсь, - раздосадованный Барбосса выхватил нож из рук Тиадалмы.

- Капитан, куда мы направляемся?
- На Тортугу, псы! – весело заорал Барбосса. Через несколько часов после прощания с Тиадалмой он взошел на свой корабль, название которого, по иронии судьбы, осталось прежним. «Воробей», и Барбосса старался не думать, с чем было связано это имя. Менять имя корабля – самая плохая примета, похуже присутствия бабы на корабле и мыслей в голове матроса.
Тиадалма так и не сказала, что за нож держал в руках Барбосса и что за сила скрывалась в нем. А в том, что эта «ребротыкалка» (по выражению Тиадалмы) обладает какой-то силой, Барбосса уже не сомневался. Тиадалма НИКОГДА не давала ему обычных вещей, и небольшие одолжения, которые он ей делал иногда (вроде как достать из Загробного мира этого клоуна Воробья), обычно имели немалое значение.
- Отдашь его мистеру Аннели в лавке старьевщика. Он должен вручить тебе медальон с золотым треугольником в центре. Привезешь его мне, - с этими словами Тиадалма распрощалась с Барбоссой. Подобная сцена была вполне в духе Тиадалмы – дать задание и сказать «До свидания». Гектор усмехнулся.
И у него на Тортуге были свои дела…

*Вот так я познакомился с цивилизованными людьми. Какая-то колдунья отсылала своего мужчину на Тортугу – остров, где собирались пираты. Пираты – это люди, которые грабят и убивают других людей, выходящих в море. По крайней мере, так сказала Цзтеркх,, но она еще молода и неопытна, к тому же склонна к легкомысленным суждениям. Короткоживущие – они все такие, за исключением людей. Киты и Дельфины – они другие, уровень их организации совсем иной, они не стремятся к покорению среды своего обитания, поэтому на протяжении уже скольких лет их положение в мире не изменяется. Их я изучил уже давно, хотя некоторые индивиды – вроде Цзтеркх – мне интересны. А людей я еще не понимаю. Так я и не понял, что связывало чернокожую колдунью и белокожего пирата, кроме физической близости. Нечто такое, чему в моем древнем языке не было и нет названия. Да и вряд ли оно появится.*

2

Глава вторая.

Ты ушел. Штормовые валы
Поднимались до серого неба
Ты ушел. Память пальцев моих
Сохранив на щеках.
Ты ушел. Где же ты?
Я устала рыдать и забыла
То, что ты обещал…
То, что ветер шептал…
«Навсегда»…

*** Да, вот так это началось. Я стал наблюдать за ними, и я вынужден признать – их мысли недоступны, недоступны и еще раз недоступны моему пониманию. Их тела слабы, но дух бывает крепче алмазов. Их сердца бывают лживы и порочны, но им доступно раскаяние. Им Богом положено исправляться…
Сегодня мы с Цзтеркх побывали на острове Шеале. Сонный берег, если вспомнить Калипсо, мою давнюю ветреную подругу. Цзтеркх обрадовала меня известием, что там на берегу лежит человек.
- Люди много где лежат, - заметил я, уходя на глубину. Цзтеркх иногда начинает меня раздражать.
- Он интересен тебе, – протрещала она, оставшись наверху, - он потерпел кораблекрушение.
- Цзтеркх, прекрати, - я коснулся ее вытянутого носа плавником. – мне не до этого.
- Как хочешь, - обижено ответила она и уплыла.
Я, несмотря на её мнимую обиду, последовал за ней. Ей доставляло удовольствие видеть, как Дух моря повинуется её капризам. Что же, я могу себе это позволить.
Мне тяжело превращаться в морскую змею – и возраст не тот, и силы не те…Но любопытство заставило меня скинуть оболочку предка кита и подплыть на мелководье. Действительно, на золотисто-белом песке по пояс в воде лежал мужчина – не очень высокий, скорее плотный. Увиденное меня озадачило. Человек был слеп. Или почти слеп***

В выброшенных на песок водорослях рылись чайки. То и дело хриплый вскрик одной из них нарушал тишину пустынного берега, и тогда её вороватые товарки мигом слетались на богатое моллюсками место.
Один из тысяч островов, затерянных на бескрайних просторах океана. Один крошечный мирок, знающий об окружающем его Мире лишь то, что море никогда не изменяется, за восходом через некоторое время последует закат, а все остальное – его не касается. Вечно соленый воздух, мелкий белый песок, кое-где валяются темно-серые камни.
Над горизонтом повисли тяжелые хмурые облака, но они уже не угрожают острову бурей – вся их сила была исчерпана этой ночью, во время шторма. Теперь они почти мирно ворчат, лениво жмурятся и неторопливо подминают под себя едва различимый горизонт. Теплый южный ветер вяло шевелит поникшие листья пальм в центре острова.
Он закашлялся, изо рта хлынула горькая вода пополам с кровью. Пальцы судорожно сжали ком водорослей и вновь отпустили.
«Кто я?»
Темнота вокруг. Запах преющих водорослей, под окровавленной щекой – песок. Слабые порывы ветра. Волны накатывают на исцарапанные ноги.
«Кто я?»
Последнее, что он видел… Сначала – тоже… Темнота. Потом – штормовые валы, поднимающиеся до самого неба. Его тело, которое буря швыряет то в морскую пучину, то на гребень волны. Маленькие гвоздики острого дождя.
«Кто я?»
Темнота. Неожиданная боль в руке – словно клюв впился в пальцы. Он дернулся. Испуганная чайка зло заорала и отлетела.
«Чайка. Испугалась. Кто я?»
Тут пришла память. И вместе с ней – боль. Он закричал – дико, как умирающий зверь, прижав ладони к лицу и скорчившись на песке.
«Я – пират. Я… Джек…Воробей…»
Болело все. Но больше всего болели глаза. Попытавшись открыть их, он испытал такую страшную, свирепую боль, что на секунду время остановилось, превратившись в капли красно-черной крови, вытекающей из-под век.
С трудом подсунув под себя локти, он попытался встать, но не смог. Тогда, вытягивая вперед руки и подволакивая ноги, он смог на несколько метров продвинуться в противоположную морю сторону, и, обессиленный, упал на песок, потеряв сознание.
«Я Джек воробей. Я…слеп?..»

Сознание жестоко насмеялось над ним, подарив сны, в которых он видел. ВИДЕЛ. Коснувшись кончиками пальцев воспаленных век, Джек поморщился. Казалось бы, все не так плохо. Уже не так больно… Он сконцентрировался на своем зрении. Слабая полоска света. Из глаз непроизвольно полились слезы, вымывая морскую соль, песок и кровь.
- Зараааза, - простонал Воробей, опершись одной рукой на песок и вставая. Все окружающее виделось достаточно плохо, расплывчатые пятна пальмовых листьев над головой, неясные очертания стволов и зыбкая черта горизонта. – Если это остров Санта-Парио, то я царица Клеопатра…А на Клеопатру я не похож.
Пресной воды в округе не наблюдалось, только в тени валялась пара разбитых кокосовых орехов с подгнивающей мякотью и забродившим соком. Морщась и ойкая, Джек промыл глаза, поморгал и самодовольно заметил, что если он решится предпринять короткое путешествие по острову, близкое знакомство с твердой неласковой пальмой ему не грозит.
Рома здесь не было. Этого следовало ожидать, но Джек все равно испытал разочарование. Зато здесь была Анна-Мария. Разочарование переросло в ужас, когда он споткнулся о предусмотрительно выставленную пираткой ногу.
- Ну что, капитан Джек Воробей, - язвительно проговорила она, - остров Санта-Парио оказался вам не по зубам?
- Да что ты, цыпа, я просто решил отдохнуть. – Анна-Мария, тем не менее, протянула ему руку и усадила Джека рядом с собой, после чего коснулась ладонью его лба.
- Хорошо же ты отдыхаешь, - хмыкнула она, подняв бровь, - посмотрел бы на себя со стороны…
- То-то я смотрю, ты меня воспитывать не собираешься, – заметил Воробей, оперевшись спиной о ствол и уловив в давно знакомом голосе пиратки нотки тревоги.
- Исправим, - сквозь зубы выплюнула Анна-Мария, но пощечин давать не стала.
- Анна-Мария, - простонал Джек, - а может, не надо?
- Не надо, не надо…По-моему, нам отсюда надо выбираться поскорее, а не рассиживаться.
- Нам? Пусть так…И что же ты предлагаешь? – Джек высунул кончик языка, - может быть, поймаешь двух черепах, заарканишь и уплывешь?
- Веревкой, сплетенной из шерсти со спины, - флегматично продолжила Анна-Мария, надвинув на лицо шляпу и отворачиваясь. Джек шаловливо погладил ее по плечу и тут же схлопотал затрещину, после чего обиженно засопел и тоже отвернулся – в другую сторону.
- Ну если у тебя спина такая шерстистая…А я, между прочим, не заслужил…
Раздосадованная пиратка сморщила нос и ничего не ответила.
- Молчание – знак согласия, – констатировал Воробей.
- Молчи уж, мою спину ты прекрасно помнишь, - раздраженно бросила она.
- Да, помню, - спокойно ответил Джек, чуть понизив голос.
- Воробей, не начинай, - чуть истерично вскрикнула Анна-Мария, вскакивая, - что было, то было, не напоминай.
- Как хочешь, - пожал плечами Джек, - дело твое…Времени много…
Но последних слов пиратка не расслышала.
Прислонившись щекой к «волосатому» дереву, она грязно ругалась, всхлипывая и вздрагивая – потому что выражать свои эмоции по-другому она просто не умела. Конечно, можно было бы послать этого Воробья куда подальше…Но какая же женщина устоит перед его обаянием? Никакая… И именно поэтому она, Анна-Мария, должна устоять. Иначе какой из неё пират? Никакой…
Судьба женщины-пирата предопределена заранее. Сколько молодых девушек, наслушавшись россказней и поддавшись чарам красивых пиратов (вроде Воробья), сбегали из дома, нанимались под видом мальчишек-юнг на пиратские корабли… Где с них на следующую ночь сдирали штаны. Так и заканчивали эти глупышки – или в тавернах, полных пьяниц и бандитов, или на пиратском корабле, если имели, помимо хорошей внешности, еще и талант кулинарки…А молодые девушки по природе своей некрасивыми быть не могут. Анна-Мария усмехнулась жестоко, рукавом стерла слезы и выпрямилась. Для того, чтобы стать ПИРАТОМ, а не пираточкой, подчас рабыней капитана, потому что именно этим словом называли захваченных женщин, которые умудрялись выжить…Да, для этого нужно было пройти в два раза больше, чем мужчине, быть в десять раз сильнее… Эта лотерея. Где выигрывает каждый двадцатый – тот, кто хитер и изворотлив, на ком все заживает, как на собаке, кто день за днем способен выносить толчки и затрещины, а если поднимешься повыше – то и более жестокие удары судьбы…Кто может убить – и не разбазарить об этом в ближайшей таверне. Тот, кому или уже все равно, или еще все равно. Мысли Анны-Марии постоянно возвращались к Джеку Воробью. А ведь он – не пират, вдруг поняла она. Он и не может быть настоящим пиратом. Он актер, импровизатор, но не пират. Погоня за богатством для него – не шанс разбогатеть, а шанс показать себя. Он умен, образован. Выкручивается из любой ситуации…Он мастерски лжет, обвирая всех и вся, он…Он…
Ну а до того, что творилось в душе Воробья, ей дела, в общем-то, не было. Ей нравились его сильные руки, голос…Она восхищалась его навыками и умениями. Что ни говори, Анна-Мария его боялась – это нельзя не признать, иначе бы она никогда не стала бы вести себя столь развязно рядом с ним. Клинок под ребра – лучшее доказательство враждебных отношений, а тратить силы на то, чтобы высказать свое презрение, уже прямое указание на неравнодушное отношение… и Анна-Мария с досадой ощущала, что этот Воробей прекрасно чувствует все её метания. А вообще, хватит столько внимания уделять душевным переживаниям. В конце концов, миром правят не они.
Солнце садилось. Столь долгий и бесцельный день подходил к концу, и, когда Анна-Мария вернулась к месту своей встречи с Воробьем, стало достаточно прохладно. Джек сидел на том же самом месте, где она его оставила, и, казалось, он даже не изменил своего положения. Однако от внимательного взгляда пиратки не укрылась его напряженная поза, а следы на песке красноречиво указывали на то, что Джек не раз и не два вставал и прохаживался вдоль побережья. Остров был не такой уж и маленький…По крайней мере, море через заросли не просвечивало, а на ветвях деревьев сидели вполне обычные для джунглей птицы, которые никак не могут оказаться на мелком острове.
- Ну что, грозная покорительница морей и океанов? – устало спросил он, - исследовала территорию?
- Исследовала, - Анна-Мария беззлобно пихнула Джека в бок.
- Что делать будем?
- Сидеть, ждать…Есть кокосы и бананы. Спать.
- Ага…Спать, - ехидно взглянул на неё Воробей.
- Именно, - отчеканила Анна-Мария и, положив голову на колени, заснула. Хотя бы в том, что сейчас Воробей не принесет ей вреда, она была уверена…

*** Вот еще одна ситуация, в которой я оказался неспособен понять людей. Мало того, что они доверяют и не доверяют друг другу в самых немыслимых ситуациях, они еще и боятся говорить друг с другом о своих чувствах. Я решил, что назавтра поговорю с женщиной. Уж больно интересны были мне её эмоции…Как оказалось, женщина в сотни раз сложнее, чем любой человеческий мужчина…***

3

Глава третья.

«Мальчик мой, одно запомни:
Не раздражай его, ибо это смерти подобно.
Когда встретишь духа океана, не забывай, что он намного мудрее тебя, хотя может показаться легкомысленным.
Не тыкай палкой в глаз спящего дракона».

***Нет, ну что за ужасное существо! Правда, я не могу смотреть на неё без смеха. Сегодня Цзтеркх приплыла с молодым дельфином – очаровательным хамом, «обаятельным хулиганом», как она выразилась.
Все в этом мире проходит извечный круг – рождение-жизнь-потомство-смерть. И только люди не хотят, не желают подчиняться разумной системе. Они считают себя хозяевами своей судьбы и думают, что могут изменять её, как ИМ угодно. Тоже, быть может, в этом их счастье? Во всяком случае, так кажется мне.***

Как обычно, Тортуга встретила его пьяными воплями, нестройной музыкой и целой толпой незадачливых, нищих, изувеченных и умирающих пиратов, надеющихся попасть хоть на какой-нибудь корабль и умереть в море. Барбосса с презрением смотрел на этих доходяг, отгоняя от себя мысль, что, возможно, лет через двадцать среди них вполне может оказаться и он. Уж лучше смерть, - холодел всякий раз Гектор, передергивая плечами. Эти вшивые грязные отбросы годились лишь на то, чтобы сидеть в трюмах и отравлять воздух испарениями своих больных немощных тел. А матрос должен быть здоров, умел, у желательно глуп – нет мозгов, нет проблемы.
Барбосса сошел вниз по сходням, в очередной раз с недовольством замечая, что земля под ним качается. Никто не знал, что Барбосса страдает противоположностью морской болезни, причиной вечных насмешек и подколов. Хотя кто может подколоть Барбоссу кроме этого наглеца Воробья? Была когда-то давно рыжая девчонка, неизвестно откуда взявшаяся в открытом море и вертевшая Гектором как хотела, только и сам Гектор был молод и глуп, и частенько тело пересиливало разум…Да какой смысл вспоминать былое? Девчонки у всех были. И у Реггети, что вместе с Пинкелем у Аида остался, и у Билла Прихлопа – какая-то сумасшедшая зеленоглазая ведьма…Даже у Воробья, но её он, Барбосса, не помнить и помнить не хочет. Черт с ними, с девчонками. Теперь у него Тиадалма есть, да, есть… Вот это женщина…Вот это яго…Ягодка среди женщин,  - поправил себя Гектор. С неё станется, услышать признание физических достоинств её тела на расстоянии. Хлопот не оберешься…Приплывет ведь, на дельфинах или акулах, ей-то не страшен недостаток воздуха, ей-то, этой…Этой…
Да. Куда направиться-то? Для начала – в трактир «Бабы», туда никого, кроме капитанов, не пускают, хоть немного от команды отдохнуть можно…Там еще остался старый грязный стол с надписью Барбосса, которую вырезала эта самая девчонка…Кстати. Барбосса стал как вкопанный. Она говорила, что в родстве с Воробьем… Кошмар какой. Но сейчас его это не волнует, да, не волнует…
- Гектор, цыпочка, солнышко ты мое, вернулся-то наконец, а как поправился, прямо папик какой-то, а добычи наверняка куча, а кто новенький есть из знакомых, да что это я все спрашиваю, а у нас тут Сикка умерла, а нам не жалко, ну ты проходи скорее… - заголосила худая бледная особа, выпалив на одном дыхании эту тираду, и на секунду замолчала, набирая воздух для следующей.
- Марлен Жеголь, не ори, - досадливо поморщился Гектор, - лучше позови Ахара.
- Фу какой, - надула тонкие губы Жеголь и ушла, виляя костлявым задом. Через пару минут подошел Ахар, зевнул, показав гнилые зубы, и угрюмо спросил:
- Ну что тебе, пес ты старый?
-  Аннели мне нужен. Разузнай, кто таков и где живет.
- Угу. – Ахар еще раз зевнул, почесал грязную грудь и неторопливо направился к выходу. Гектор крякнул, схватил за ухо мальчика-служку и заорал, чтобы тот принес ему хорошего рома. Парень оскорблено потер щеку и обиженно заявил, что в силовом принуждении не нуждается. Барбосса хохотнул и развалился на засаленном стуле. Эх, Тортуга! О, Тортуга! Где ещё найдешь такое незабываемое место? Тортуга. Целые улицы кабаков, кварталы борделей, районы мелких нежилых халуп. Тортуга! Порт, где ты найдешь, все, что хотел – и приобретешь то, что тебе абсолютно ненужно, попутно потеряв в кабаках и казино все имеющиеся деньги. Тортуга! Женщины ласковы с тобой, они готовы ублажать тебя хоть неделю подряд – если у тебя есть деньги. Тортуга! Где ещё ты придешь в таверну, где не подраться – значит, показать себя не мужчиной? Тортуга! Где наберешь матросов на корабль – тронутых на все немногочисленные извилины пиратов, что попытаются прирезать тебя при первом же плавании? Тортуга!
- Люблю я это местечко, - прохрипел Барбосса, через пару часов вываливаясь из «Баб». К чести Гектора, он крайне редко напивался до такого состояния…Но если учесть то, что у Тиадалмы рома не дождешься, то выпить хорошенько он мог себе позволить.
- И что это все так…Шатааается, - пробубнил Барбосса, привалившись к стене. – А мне еще надо Аннели…Так, Гектор, спокойно… (Джек, свесившись с плеча, хихикнул и укусил хозяина за ухо) К нему и завтра можно сходить…
«Нельзя, милый. Как напиваться, так это сразу, а как дело делать…Тьфу, пошляк…помолчи и слушай…Как дело делать, так ты «завтра». Нет уж, дорогой мой, топай ножик отдавать». Тиадалма, как всегда, лезла не в свое дело. «Ага, не в свое, как же…» Тиадалма! «Ну что все я да я…Может быть, я соскучилась.» А я пьяный. «Ну и… Все, я обиделась и с тобой не разговариваю.» Легкий болевой укол заставил Барбоссу образумиться и держать под контролем свои мысли. У него, как выяснил минутой позже согнувшийся пополам Барбосса, имелось еще и вытрезвляющее свойство.
- Ааа, мать твою пиранью… Я ж три кружки выпил! – с досадой и сожалением выругался Гектор, но послушно пошел к дому Ахара.
- Был. Нашел. Выяснил, - усмехнулся Ахар, закинув ноги на стол.Барбосса окинул притворно скучающим взглядом его жилище. Можно сказать, что Ахар был кем-то вроде Тиадалмы на Тортуге. Такое количество ценных на самом-то деле безделушек нельзя было найти ни в одной лавке. Однако в отличие от Тиадалмы товар Ахара был доступен всякому, лишь бы покупатель имел деньги…Что принижало его в глазах Гектора.
- Что?
Ахар не предложил Гектору сесть, и тот остался стоять, насмешливо наблюдая за расплывшимся по креслу хозяином дома. Не в интересах капитана было выказывать свои амбиции. Ахар знал намного больше любого нищего, мальчишки и бродяги, вместе взятых.
- Аннели – тот еще мошенник. Утащил мой компас…Лет тридцать назад. И всучил какой-то бабе. (Гектор с большим трудом удержался от того, чтобы свернуть Ахару его жирную мягкую шею). Куда она его дела – понятия не имею.
- Ахар, давай к делу.
- Да-да, конечно, - недовольно поморщился говорящий. – Лавка маленькая, артефактов никаких. Сегодня весь день просидел дома, кого-то ожидая – не тебя ли?
- Не твое дело, - ровно ответил Барбосса.
- Как хочешь, - равнодушно пожал плечами Ахар. – Это все. Будешь входить, осторожно. Порог высокий.
- Спасибо.
Гектор развернулся и вышел, не прощаясь.

Порог действительно оказался высоким, а потолок, напротив, низким. Стукнувшись о него головой, рукой и основательно приложив о закопченные доски обезьяну, Гектор беззвучно ругнулся и уставился в дальний угол комнаты, где, ссутулившись возле чадящего светильника, сидел щуплый невысокий мужчина. Он близоруко прищурился и беззащитно улыбнулся, с трудом вставая из своего кресла.
- Мистер Барбосса? – неуверенно спросил он, протягивая руку.
- Да. Вы – мистер Аннели? – осторожно пожал её Гектор.
- Тиадалма говорила, что… - робко начал Аннели.
- Да, держите вашу резалку, - усмехнулся Барбосса, широким жестом засовывая руку за пазуху и чуть не свалив Аннели с ног, - о, извините, - смутился он.
- Ничего страшного, - улыбнулся вновь Аннели, взяв завернутый в тряпку нож, - вы что-нибудь знаете о сэрионай?
- Эээ…Нет. – Барбосса в очередной раз за последние десять минут почувствовал себя неловким и неуклюжим и необразованным, что случалось весьма и весьма редко, хотя Гектор, в отличие от Воробья (он сморщился), не стеснялся показать, что чего-то не знает.
- Немного рома? – предложил Аннели, бережно положив нож на каминную полку и вспомнив о своих обязанностях хозяина.
- Будьте добры, – несмотря на свою вечную и нежную любовь к спиртному, Барбосса ощутил легкую тошноту, однако отказываться не стал.
Через несколько минут, усадив гостя за стол и сунув тому в руки приличную кружку весьма неплохо рома, Анелли нацепил на нос маленькие очки и принялся рассматривать приобретение.
Гектору быстро наскучило это занятие – хозяин не обращал никакого внимания на него, капитана Барбоссу, уткнувшись длинным носом в тускло мерцающий клинок, но уйти он не решался – Тиадалма просила быть повежливее, обещав отблагодарить…По-своему…Неожиданно Аннели поднял на Гектора глаза
- Капитан Барбосса, знаете ли вы, ЧТО держали на груди все эти дни?
- Понятия не имею, - еле сдержал зевок он.
- Серионай – символ связи моря и суши. Посмотрите, - хозяин лавки пододвинул нож на середину стола, и Гектор заинтересованно наклонился, всматриваясь. – Заметьте: одно лезвие и него ровное, другое – волнистое. По середине бегут скрипты…
- Скрипты?
- Форма письменности знати майя, - отстраненно проговорил Аннели, - вот. А этот камешек – фортунатик, вы нередко могли встретить его…
- Угу, - хмуро заявил Гектор, вспоминая компас Джека и свое возвращение из Загробного мира. – Вам-то ножик зачем?
- Скорее не мне, а…
Неожиданный удар в дверь заставил обоих вздрогнуть. Привычным мягким движением Барбосса выпрямился и прищурился. Из-под двери в дом начал вползать зеленоватый туман. Сладко запахло тлением и каким-то дурманящим растением, в глазах начало двоиться…Аннели зашатался, оперся на стол рукой и попытался что-то сказать, но закашлялся. С мрачным предчувствием Барбосса наблюдал, как по морщинистому подбородку хозяина лавки стекает странно густая, черная кровь.
- Что здесь… - заплетающимся языком начал было Гектор, но почувствовал, что ноги его не держат. – Твою…
То, что Гектор повалился на пол за столом, спасло ему жизнь. Дверь бесшумно распахнулась, и плотный тяжелый туман ворвался в дом, окутав ножки стульев, но по какой-то причине не касаясь самого Гектора. Лежа на полу в странном оцепенении, он смотрел на отражение в сползших на лоб хозяину очках Аннели. Перевернутое отражение показало сгусток тумана, протянувший некую конечность к столу, обволакивающий серионай и медленно стягивающий его со стола. Гектор заметил, как находившийся в вазе цветок съежился, побурел и осыпался на столешницу пылью. Шум крови в висках стал настолько громким, что Барбоссе стало по-настоящему страшно.
- Кит, скотинка ты чародейская…ну и где ты, когда ты так нужен, - невнятно пробормотал он, теряя сознание.

*** В последнее время меня тревожат дела порождений хаоса, что обитают на суше. Их мысли вызывают у меня изжогу и мешают думать. Может быть, уничтожить их? Нет, так равновесие будет нарушено…Как только я поговорил с женщиной на острове, я почувствовал что-то странное на другом – там издавна обитали люди, и этим скользким тварям из Предначалья не положено выходить в мир. Они могли появиться лишь в том случае, если их вызвали. Но, в любом случае, это не мое дело – вмешиваться в жизнь смертных.
Цзтеркх, когда я ей рассказал об этом, назвала меня жестоким. Она начинает забываться.***

4

Глава четвертая.

Поговори со мной.
Я знаю – я одна из многих,
Но я люблю его.
Поговори. Поговори со мной
Я словно птица без крыла
В тумане заблудилась.
Поговори со мной.
Прошу тебя, скажи хоть слово.

***Странная она. Все-таки не зря я увлекся людьми – их страсти настолько интересны, что заставляют меня забывать обо всем моем достоинстве и броситься на изучение короткоживущего племени.  Из беседы я выявил несколько моментов. Первое – женщины чувствуют иначе, чем мужчины. Второе – они предпочитают хранить в себе свои страдания, а не ругаться и не орать, как мужчины. Третье – в одном человеке кроется иногда больше, чем во всем, что его окружает.
И последнее, самое главное. Все беды человеческого мира – от непонимания и недопонимания…***

Анна-Мария зевнула и недовольно пощурилась – солнечные лучи упали ей прямо на лицо, что не могло не вызвать её недовольства. В волосах, стоило покрутить головой, шуршал песок, ноги были покрыты солью, а затекшая за ночь спина болела и при попытке встать отозвалась неодобрительным зуденьем. К тому же, Анну-Марию ожидал неприятный сюрприз…
- Воробей, скотина! – заорала она, вскакивая и стряхивая со своих коленей по-хозяйски расположившуюся там руку Джека.
- Ммм? – муркнул тот, не открывая глаз, убрал руку и вновь безмятежно засопел. Анна-Мария закатила глаза и решительным шагом направилась к морю. На сонного Джека она просто не могла злиться. Да и бить спящего – не по Кодексу…
Море встретило её достаточно приветливо, белыми барашками на волнах и полным отсутствием каких-либо признаков кораблей на все горизонте. Анна-Мария брела по мелководью, вяло рассматривая берег и изредка поднимая голову к начавшему припекать солнцу. В конце концов, она решила особенно не раздумывать над сложным вопросом человеческого теплообмена и банально зашвырнула штаны и рубашку в кусты, после чего зашла поглубже и поплыла. То, что на берегу не появился Воробей, её обрадовало…Но и разочаровало, пожалуй, тоже. Что может быть приятнее заинтересованных мужских взглядов…Особенно Джека Воробья, - прибавила про себя Анна-Мария и тут же больно дернула себя за прядь волос: забываешься, подруга, становишься похоже на томных леди британского света. А признаваться себе в том, что и ей иногда хочется побыть женственной и нежной, она не желала категорически. Да, Джека Воробья тут не было. Зато была коралловая змея, неизвестным образом оказавшаяся на песчаной отмели. Помня правило обращения с дикими животными, Анна-Мария замерла, а потом медленно двинулась назад, стараясь не плеснуть водой. Но увиденное заставило её вытаращить глаза и остановиться. Рядом со змеей появился дельфин, который вел себя так, словно плавать в обществе этого хладнокровного извивающегося существа было для него обычным делом. Дельфин ухмыльнулся, протрещал что-то и скосил на пиратку круглый черный глаз. Змея высунула голову из воды и открыла пасть, обнажив два великолепных длинных зуба.
- Чтоб тебе… - прошептала Анна-Мария, пятясь к берегу.
- Тебе того же, - произнесла змея низким глухим голосом. Пиратка завизжала и чуть ли не по воде бросилась к берегу. «Вот говорил мне Гиббс, не заплывай далеко, не заплывай далеко…» что теперь?.. Быстрым плавным движением змея обвилась вокруг ног пиратки и потянула ее на глубину.
- Ииии!!! – завопила Анна-Мария, колотя по воде руками и захлебываясь. Почему-то не было ощущения дикой опасности, как при встрече с акулами, только досада и раздражение – ну не может она, Анна-Мария, погибнуть от рук…эээ…хвоста коралловой змеи. Так нечестно. В тот момент, когда пиратке казалось, что еще момент – и стремиться к воздуху ей будет просто незачем, змея подняла ей на поверхность. Анна-Мария жадно хватала ртом воздух, пытаясь сообразить, по какой же причине данное пресмыкающееся проявило к ней столь открытые чувства. Совсем худо ей стало, когда она увидела, насколько далеко находится берег. А потом до неё дошло, что за ноги её никто не держит, только этот наглый дельфин плавает вокруг, иногда задевая её хвостом. Почему-то стало смешно – несмотря на немалое расстояние до суши и куда-то девшуюся змею, которую Анна-Мария успела обругать всеми известными нехорошими словами.
Её внимание привлекла поднимающаяся с глубины огромная…колоссальная синяя тень. Однажды, во время плавания по северным морям, Анна-Мария видела кашалота – гигантскую серо-бурую тушу, с неуловимым изяществом проскальзывающую под днищем корабля, но ни разу не задевшую корабль. Но даже кит был не таким огромным…Однако дельфин не проявлял никаких признаков тревоги или беспокойства, из чего она сделала вывод, что существо, которое, судя по всему, намерено было всплыть на поверхность, ей не угрожает. Дельфин подплыл поближе, усмехнулся, показав длинный ряд белых зубов, и ткнулся носом Анне-Марии в живот, после чего хитро скосил глаз и затрещал.
- И что это значит? – растерянно и чуть удивленно пробормотала пиратка. Её не покидала ощущение, что она является предметом каких-то исследований. Между тем Нечто все-таки поднялось с глубины, окатив её фонтаном соленых брызг. Вокруг закрутились водовороты. Анна-Мария схватилась за спинной плавник дельфина и закрыла глаза, вновь – ругаясь самыми непотребными выражениями.
- Аййййапппфффф… - тяжело выдохнуло Нечто, высунув на поверхность черную голову. Анна-Мария замерла в ужасе и восхищении, близком к поклонению. О нет, это был не кит…Существо производило впечатление разумного и, как ни странно думать такое человеку, куда более разумного, чем она сама. Низ тела его до сих пор скрывался в синеватой мгле глубины, но передние конечности напоминали скорее несколько расплющенные лапы, чем утолщенные плавники, с характерным разделением на фаланги и даже тускло поблескивающими сквозь водную толщу когтями. Оно находилось на расстоянии нескольких метров от Анны-Марии и дельфина, и она разглядела черную плотную шерсть, с которой стекали целые реки; мускулистую крепкую шею и прижатые к голове уши со светлыми концами. Когда пиратка осмелилась перевести взор на пасть существа, она невольно вздрогнула и судорожно сжала в руках шершавую дельфинью спину. Челюсти были усеяны острыми, как нож, зубами, и на зубы травоядного похожи не были абсолютно…
- Куда ты, - прошипела Анна-Мария, чувствуя, как плавник выскальзывает из её рук, а его обладатель скользит к массивной черной голове. – Эта тварь тебя сожрет и не заметит…
- Ну спасибо, - прогудела голова, и пиратке показалось, что зубастая пасть скривилась в усмешке. – Дай-ка я на тебя посмотрю…
С завораживающей грацией существо переместилось, и в следующую секунду Анна-Мария, визжа, ухватилась пальцами за мягкую длинную черную шерсть на лапе.
- И что бы это значило? – повторила она, более менее удобно устроившись на сгибе огромного «пальца». Судя по всему, это Нечто в данный момент не собиралось причинять ей какой-либо вред, а все остальное её не особо заботило. Что ни  говори, одного в ней жизнь среди пиратов не погубила. Любопыыытствооо… А ради его удовлетворения перенести можно очень и очень многое.
- Человеки, все вы такие торопливые, - глухо пробурчал хозяин пальца и осторожно поднес Анну-Мария на лапе поближе к собственному носу. – Ты слишком спешишь.
- Ну а что мне делать? – огрызнулась Анна-Мария, - плавать и бакланов за ноги хватать?
- По крайней мере, тебе следовало бы быть повежливее и представиться.
- Ага, сейчас, - однако своевременно брошенный  на вроде бы случайно приоткрывшуюся пасть взгляд лишил её большей части наглости, - Анна-Мария. – А вы…ты…эээ?
- Уфффф, Левиафффааан, - покрутил головой Левиафан, отчего по воде пошли крупные волны. – А дельфиниха – Цзтеркх…

Слишком необычна была эта встреча. Слишком необычна и…Ожидаема. Анна-Мария вернулась на берег лишь к вечеру, весь день проведя на лапе Левиафана. То, о чем она говорила с ним, навсегда осталось загадкой…Загадкой для тех, кто догадался о её разговоре. А больше всего – для неё самой.
Когда на море упали лиловые теплые сумерки, смягчив очертания острова и приглушив пляшущие на воде блики от устроенного Джеком костра, Анна-Мария, усталая, голодная и задумчивая, едва слышно брела по берегу, загребая босыми ногами песок. Необычно робко мерцали звезды, необычно медленными казались все её движения ей самой. Словно Время, сговорившись с Миром, дали ей время поразмышлять над произошедшим. Кем же был этот Владыка моря? Если судить по анатомии, то давним предком кита, существом, которому водная стихия была милее суши. Но как он говорил, с каким невыразимым достоинством и несравненной печалью рассказывал о прошедшем…Он почти не спрашивал, лишь иногда добавлял что-то…Нет, это не было магией. Наверное, ей самой надо было выговориться, вот и «подвернулся» Владыка. Во всяком случае, Анне-Марии так думать было точно легче…Она рассказала ему почти все о себе, ничего не тая и не скрывая. Она поведала ему свои самые тайные мечты, страхи и опасения. «Вот так бывает, когда встречаешь того, кто несоизмеримо выше тебя. Твои собственные мысли начинают казаться столь мелкими, что ты без опасения раскрываешь их».  И до сих пор ей мерещились его глаза – сине-голубые, в которых отражалась и зеленоватая морская вода, и чистое бескрайнее небо…Глаза, что могут быть и ледяными, и теплыми, ободрять и уничтожать, понимать и повелевать…
Полоса джунглей, с моря казавшаяся такой узкой, оказалась почти непреодолимой. Анна-Мария уже видела танцующие языки пламени (и мысленно ругала Цзтеркх, доставившую ее не прямо к Джеку, а на отмель километра в полутора от костра). Ноги, привыкшие к ровным доскам палубы, то и дело натыкались на мелкие сучки и острые колючки, лианы словно специально норовили ухватить за мокрую, противно прилипшую к телу одежду, птицы орали над ухом, заставляя сердце биться в три раза чаще от страха. Пиратка остановилась перевести дух и тяжело вздохнула.
- Опять разгуливаем без присмотра? – Анна-Мария громко вскрикнула и прижалась спиной к ближайшему стволу. Джек успокаивающе помахал рукой и противным голосом продолжил, - здесь, конечно, некого подцепить на свою голову…Да и задницу, но…
- Джек, заткнись, - коротко попросила она.
- Да ладно тебе, - вздохнул Воробей, накидывая ей на плечи свой плащ. – В конце концов, не мое дело, куда ты на весь день плавала, но могла хотя бы предупредить…Не мог же я один слопать всю рыбу. Она в меня просто не влезет.
Джек коснулся кончиками пальцев её лба и покачал головой.
- Я знаю, девушка ты горячая, но чтобы настолько…
Устало переругиваясь-переговариваясь, они направились к костру. Воробей придерживал пиратку на плечи, думал о чем-то своем и потому не заметил, как вздрогнула Анна-Мария, как сжалась, а затем робко расправила плечи, устало наклоняя голову и чуть улыбнувшись…

Анна-Мария заснула, сжимая в руке кусок кокосового ореха. Джек долго еще ходил вокруг, что-то бурча себе под нос, расшвыривая мелкие камешки и ругаясь вполголоса. Он то доставал компас, то убирал его, то вдруг начинал лихорадочно чертить на песке, а потом так же неожиданно сникал и сидел, уставившись в одну точку. Костер догорал. Выглянул тонкий серп молодой луны, джунгли на минуту стихли, а потом чуть слышно зашуршали, заскрипели, своим ходом пошла жизнь животных, которым никакого дела до людей не было. Джек сплюнул, пригладил волосы и подошел к спящей, встал чуть гордо и насмешливо – в обычной своей манере, но Анна-Мария спала и, разумеется, отреагировать не могла. Лоб у неё действительно был слишком горячим, и хотя Джек не чувствовал себя ответственным за жизнь и здоровье уже достаточно взрослого пирата…пиратки…, но все равно – оставаться здесь одному ему не хотелось абсолютно. Воробей нерешительно поджал губы, а потом с видом самоубийцы и лицом кролика, запускаемого в клетку к тигру, лег рядом с ней и обнял одной рукой, пытаясь убедить себя в том, что ей может неожиданно стать плохо, а если он будет спать далеко, то может и не услышать, а…Впрочем, к его расплывчатым мыслям добавлялась неясная тревога за СВОЕ здоровье, когда Анна-Мария обнаружит себя у него в объятьях. Разумеется, чисто братских и невинных. Хотя он и на самом деле так считал…

***Недавно я мучился от скуки, а теперь не знаю, на что обратить свое внимание – то ли на волнения, связанные с прорывом материи межмирного пространства, то ли на молодую пиратку. Почему-то мне хочется, чтобы ее жизнь сложилась удачно. Но тут я поделать ничего не могу. И проклятие, и благословение Человека – он сам должен выбирать свою судьбу. Но лишь из тех вариантов, что подкидывает ему Случай…
И что меня раздражает больше всего, я так её и не понял. Наверное, с моим уровнем интеллекта, с моим опытом, познаниями и мудростью, я, тем не менее, не способен вникнуть в проблемы смертных достаточно глубоко. Хотя это всего лишь смертные, мне неприятно. Но это препятствие дает мне надежду на то, что пару месяцев я не буду мучаться поиском занятия по душе.***

5

Глава пятая.

За имя твоё я в молитвах прошу.
За душу твою я своей согрешу.
Ты прости. Нитью намертво мойры связали.
Мы столько друг другу ещё не сказали. (С)Гелла Лилит.

***Необычно трогательны, но все так же непонятны бывают их сны и мысли. Я говорил с пираткой – ночью, когда Бледный старик взошел на небо, она отправилась в плавание по миру загадочных и странных снов. Было интересно наблюдать за ней…С одной стороны, она лежала, свернувшись, в объятиях спящего мужчины (вроде бы её мечта), но, с другой стороны, его наутро она весьма жестоко наказала. Вот ведь глупая, позволю себе это замечание…Причем во сне она видела почти то же самое, что было на самом деле, только там дело зашло несколько дальше. И вместо того, чтобы претворить свои мечты в жизнь – что не так сложно, ибо мужчина к ней неравнодушен (хотя, как я понял, он ни к одной женщине не равнодушен), она отталкивает его от себя. То ли его боится…То ли себя, что вероятнее всего. Нет, ну что за существа…Какая прелесть.***

- Уилл…Подожди…
- Да, Элизабет?
- Побудь со мной…Не уходи…Останься… - Элизабет, накинув на плечи плащ, выбежала из ворот губернаторского дома.
- Извини, Элизабет, я должен идти к командору, ты забыла? – тон Уилла был холоден и вежлив. – Я скоро вернусь. Не волнуйся, - он коснулся губами её лба, коротко поклонился и пошел по мощеной дороге, независимо расправив плечи. Дождь стекал по его волосам, мочил камзол, противно прилипший к шее воротник вызывал желание содрать всю одежду и броситься домой, к жене, к теплу и уюту…Нет.
В последнее время Уилл с неприязнью стал смотреть на себя в зеркало, замечая, как преждевременные седые нити бегут от висков к затылку. Рано, рано еще…И в то же время так ожидаемо. Он бы не воспринимал себя так без них, этих тонких изящных штрихов. Мысли крутились вокруг городка, Элизабет, командора и его молодой же…девушки, - поправился он. Серый дождь размыл обочины, пришлось идти, прижавшись к стене дома…Не изменяя своей привычке, Уилл вновь пошел через рабочий квартал. Увидит сейчас кто-нибудь «благородного мистера», ограбит, по носу треснет…Хотя кто сейчас выйдет на улицу? Темные угрюмые ставни закрыты, из-за массивных каменных стен не слышно голосов…Серое небо, серые дома, серый мир. Под навесом у дома мясника жалась к сырой стене облезлая псина, скулила о чем-то своем, собачьем…
С самого детства Уилл чувствовал, что если какое-то животное ему и соответствует в этом мире, то это будет именно собака…Не породистая, холеная, окруженная заботливыми слугами. А именно такая дворняга, неизвестно где родившаяся, неизвестно зачем живущая, но всю свою жизнь пытающаяся быть такой, как те, далекие и надменные породистые псы.
Уилл вздохнул, взглянул еще раз на собаку, та вяло вильнула хвостом и уставилась куда-то вдаль, игнорируя Тернера, как мелкую водяную пыль около земли. Вроде есть, да пока в нос не залезет и чихнуть не заставит, внимания на нее обращать не стоит.
«Все-таки я здесь чужой», - подумал Уилл. И не важно, к чему это относится – к самому ли Руэллу, к семье губернатора, в которую он так и не вошел…Порт хмуро поднял на него сырые темно-серые каменные брови губернаторского причала, криво усмехнулся – неровными оградками вокруг выброшенной на берег и уже начавшей тухнуть от жаркой весны рыбы. И кто ты здесь? И что тебя тут ожидает? Почему, добившись любви и доверия Элизабет, ты готов оставить ее? Чего ради? Ради смутного призрака свободы? Что такое свобода, Джек Воробей тебе уже показал… «Я мчался за ним на край света, я потерял стольких приятелей…Ради того, чтобы этот пират спокойно посмотрел на меня, сидя на краю пустыни, и сухо поблагодарил на команду».
Вот и дом командора Норрингтона. Все до тошноты чисто, прямо-таки вылизано дожем. Даже дорога без грязи, командор не прачка, чтобы жить возле не мощеной булыжником мостовой…Уилл помялся перед входом, пригладил волосы, напоминая себе, что он здесь не как оружейник, а как приятель…Близкий приятель. И нахмурился строго, позвонив.
- О, мистер Тернер…Здравствуйте, мы вас ждали, - тепло улыбнулась ему Олла, по привычке открывающая двери вместо старика-швейцара. – Заходите.
Уилл вежливо поклонился, не обращая внимания на стекающие по манжетам струи воды…
- Мое почтение, мисс…
- Мистер Тернер! – воскликнул командор, спускающийся по лестнице со стопкой писчей бумаги в руке. – Рад вас видеть!

Они сидели, полуобнявшись, в кабинете Джеймса, смотрели на огонь и вяло переругивались.
- Джеймс, но…
- Уилл, согласись, это же прекрасно! Жена, дом, дети…
- А ты сам как думаешь? – поднял голову с плеча командора Уилл. – Представь, что лет тридцать, если проживешь, каждый день будешь видеть по утрам одно и тоже – жену, подрастающих детей…
- Ты-то о чем мечтаешь? – щелкнул его по носу Норрингтон.
- Не забывайся, - холодно ответил ему Уилл, отодвинувшись и наливая вина себе и командору.
- Простите, мистер Тернер, - насмешливо проговорил Джеймс, - если хотите, мы можем вернуться на пару лет назад, когда вы были совсем щенком, и я смотрел на вас соответственно. Только мне показалось, вы изменились. И между нами многое изменилось.
- Ты прав, - вздохнул Уилл, грея в руках высокий бокал, - только если ты сможешь мне назвать хотя бы двух человек, которые два года назад были настроены по отношению друг к другу весьма негативно, а теперь готовы вместе на полу валяться, я назову тебя...
- Да не назовешь ты меня никак, - отмахнулся Джеймс, - а таких людей сколько угодно… Мы конечно, первые в моем списке, но не забывай одного, друг мой.
Командор остро взглянул Тернеру в глаза и отчетливо проговорил:
- Все они – пираты…И готовы лежать под одним столом не через два года, а после первой же попойки. Правда, столь же быстро они перережут друг другу горло, го это детали.
- Не надо пиратов, Джеймс, - почти выкрикнул Уилл, одной рукой хватаясь за стол, - я честный человек, и никогда не был пиратом. И становиться не собираюсь.
- Был, есть и будешь, - почти прошипел ему на ухо командор.
- Нет! – Уилл резко встал.
- Да, - хладнокровно отрезал Джеймс, оценивающе рассматривая Тернера. – Не забывайся…Помни, кто ты. Или Джек Воробей уже улетучился из твоей хорошенькой головки, как раньше оттуда исчезали все мало-мальски ценные мысли?
- Не. Смей. Так. Со. Мной. Разговаривать, - зло выплюнул Уилл, отходя к окну, и подумал, что собой он не владеет уже абсолютно…Впрочем, как и командор, привалившийся к стене и выпивший явно больше, чем позволяли приличия. И так сильно похожий на своего давнего врага, которого он теперь и ненавидеть-то не мог нормально – конечно, просидеть у Йааввы в подземелье столько дней и при этом не притерпеться друг к другу… Хотя командор и Воробей на самом деле очень похожи, - осознал вдруг Тернер, напряженно рассматривая фигуру Норрингтона.
- Сознайся, мальчик, ведь ты хочешь этого…мы оба хотим этого намного больше, чем ты можешь себе представить. Ветер, солнце, море…И никто не мешает тебе взять с собой миссис Тернер! А мне мою детку…
- Ты явно выпил слишком много. – Уилл с отвращением отодвинулся в угол комнаты, понимая, однако, что это весьма глупый поступок. Мало ли что может сделать командор в такой состоянии?
- Да…Ты прав, - почти мурлыкнул, опасно сощурившись, Норрингтон, - а ты не скрасишь мое одиночество…
- Извини, Джеймс, я приду завтра, - тихо сказал Тернер и выскользнул за дверь.
Элизабет. Дойти до Элизабет. И не попасться на глаза губернатору – внешний вид и состояние зятя могут ему, мягко говоря, не понравиться. Дойти до Элизабет…Дождь давно кончился, на порт опустилась тьма, где-то вдалеке играла музыка. Дом совсем рядом…Или далеко – не разберешь, темнота любит играть с человеческим зрением. И ради чего он ушел сегодня? Чтобы показать, что он уже взрослый мальчик? Да какая разница, взрослый или нет, если…Если все равно мальчик, и мальчиком останешься, если не изменишь своего отношения к миру, - сказал он себе.
- Уилл, - Элизабет встретила его на пороге. Ему показалось, что она даже не уходила.
- Прости… - выдохнул он, стараясь сдержаться и не дать слезам недостойно скатиться по щекам.
- Как ребенок, - улыбнулась ему Элизабет, провела ладонью по его щеке – как тогда, давно, на борту Воробья…- ты слишком много думаешь.
- Да, - выдавил он и обнял жену, – да. Прости.
Однако неосторожно брошенные пьяным командором слова врезались в память Тернера. И Элизабет, как женщина достаточно мудрая для своих лет и положения, это прекрасно понимала. Но говорить с мужем об этом…Нет. Сам все скажет. Он никогда не умел скрывать от нее свои мысли, другое дело, что она этого не показывала.
Уилл давно спал, прижав к себе Элизабет одной рукой, она послушно лежала на его груди и думала, насколько же…Нет. Хватит мыслей. Много думать вредно, - решила вдруг она, когда поймала себя на том, что одну и ту же мысль она продумывает уже в пятый раз. Почему она никак не может жить спокойно? Почему ей всегда чего-то не хватает? И девочке, и девушке, и женщине Элизабет всегда было мало имеющегося. Если есть любовь – значит, нет понимания, появилось понимание – не хватает доверия, вот уже и доверие постучалось в двери, а она бросает все, говоря, что любви нет. Все, Элизабет, хватит думать. Спи. Спи, а утром ты проснешься уже на борту корабля, и губернатор напрасно станет посылать за командором – ведь командор на одном корабле с тобой и Уиллом. И тогда старый губернатор осуждающе покачает головой, но ничего не скажет, ведь твой нрав и характер он изучил лучше любого другого, а бесконечно долго волноваться за тебя смысла нет, ведь все равно – отцовское сердце почувствует недоброе, и тогда путь один – за тобой…

- Билл!
- Да, змейка моя?
- Я хочу на Тортугу.
- Ну вот…Мы же недавно оттуда вернулись!
- А я все равно хочу.
- Ну раз хочешь, то поплывем…А тебе зачем?
- Хочу.
- Женщина…
Этот разговор происходил на борту Голландца около двенадцати часов ночи. Самое время для таких разговоров, за напускной веселостью прячущих глубокую тревогу, а за развязностью и смехом – тоску и любовь. Вроде не так уж и много времени прошло с тех пор, как Дейви умер – умер тихой, обычной, человеческой смертью, сжимая в морщинистой руке гроздь спелого винограда с французской стороны Ла-Манша, умер спокойно и радостно, осознавая, что свои дела он с лихвой искупил своими страданиями. Что же…Это самое большое, что Билл мог ему пожелать и самое меньшее, что он мог для него сделать.
Но Голландец не может оставаться без капитана ни на минуту, это не тот корабль, который его хозяин может позволить себе покинуть; пришедшее из Загробного мира должно находиться под наблюдением и служить на благо, иначе природа грядущего извращается, изламывается, подчиняясь злой мощи дьявольского шепота. Назначением Голландца всего была помощь морякам. И Билл с этим прекрасно справлялся – не без помощи Лилит, не без остроумных подколов со стороны вполне живой команды, которую набрали Ракагнат и Кит, не пожелавший становиться новым капитаном (на Воробье побыл, хватит с меня) и решивший на время дать Барбоссе пожить спокойно. Впрочем, они условились встречаться… Ариана и Сольвейг тихо хихикали, пока негр и викинг, ругаясь и размахивая руками, принимали или не принимали в команду самых лучших моряков океана, для которых жизнь во флоте империй или на борту пиратского фрегата должна была закончиться.
Летучий голландец по-прежнему оставался легендой, страшной легендой, которой пугали детей, при упоминании Дейви Джонса моряки втягивали в голову плечи и крестились – кто как мог. В первое время, когда Билл сходил на сушу и звал Кита, ему постоянно приходилось зажимать экстраординарной Геле рот, так как она все время норовила стукнуть судачащих о Проклятии морей головой об стол и заорать: «Ну, бандюганы, каково видеть капитана Голландца?!»
С тех пор, как в волосах у нее поубавилось седины, а с глубины зеленых глаз исчезла таящаяся там горечь, Гелла уже не была такой…тихой. Любого, кто назвал бы её так сейчас, ждала бы немилосердная затрещина от нее и пинок от Билла. Хотя с командой эта парочка ладила очень хорошо…Словно бы расплачиваясь за долгие годы печали, тоски и отчаяния, оба они стремились дожить свой век весело, а уйти громко и красиво. Впрочем, большую часть того, что было между ними, они просто не оговаривали. Лилит женским чутьем чувствовала, что не сказали они друг другу слишком много, но сказать успеют всегда, а Билл с чисто мужской самоуверенностью заключал, что незачем задумываться над тем, что и без того очень и очень неплохо получается.
Нередко, заглядывая в мутноватые глаза любимого, она искала там следы прошлого, нити настоящего и ветер будущего…И тут же отводила глаза – если и суждено ей, как прежде, до смертей на кострах, в водах рек, в иссушенной зноем пустыне, читать Жизнь в глазах человека, то во всяком случае не в глазах Прихлопа Билла Тернера.
Ты помнишь, Билл? Ты же знаешь…Знаешь, что она…

В лучах Альтаира – далёкой звезды
Не твои ли глаза цвета мутной воды?
Бесновато ли, свято ли – лунный покой.
Не он – тебе. Ты ему душу открой.

Ведьма и проклятый – достойная пара.

***Ведьма и проклятый – достойная пара, сказала мне сегодня Цзтеркх. Она стала довольно-таки неуклюжая, двигается медленно и осторожно – скоро у нее появится ребенок, и она уплывает на шельф, где много легкой добычи. Что же, поищу знакомого среди молодых дельфинов-одиночек и старых китов. Может быть, даже поговорю с небожителями, если от них у меня не начнется чесотка. Они ведь считают меня животным. Но я помню их детьми. Они больше похожи на короткоживущих, чем на Богов, истинных богов, с которыми я говорю на равных. Но все мы подчинены одному Богу. Я помню Иисуса.***

6

Глава шестая.

Нет, не видал. Заигрался во тьму и страдание.
Светит неярко, но в бездну ведет тебя
Сердце – больная звезда…

***О, этот непостижимый мир! Столь недавно я искал, чем бы заняться, и теперь впервые за эти годы чувствую, как МЕНЯ несет судьба, и я плыву, сам плыву по течению. Опустившись на дно Марианского желоба, я обнаружил… Нет, скорее, это они меня обнаружили. Разумные существа, РАЗУМНЫЕ! Я играл в морских водах, радость переполняла меня, словно новорожденного китенка. Ши, эти прекрасные молодые создания, легкие, мудрые…Рядом с ними я чувствовал, будто время замедлило свой бег, а затем и вовсе повернуло назад. Я чувствовал себя как дома. Я…Единственное, что плохо – они ненавидят людей. Но это небольшая помеха, я не очень увлечен ими. ***

«С самого начала я знал, что подвергаю свою жизнь большой опасности. С того момента, как посол Ши по неосторожности выпустил из загробного мира обрядников, я всегда был на прицеле у Костлявой, но то, что она появится прямо после того, как я достиг цели, я не ожидал… Ну, все очень просто. Человек я старый, да мало ли что может случиться? Но чтобы так некрасиво – это уже, старушка-жизнь, не в твоих правилах, да и вообще – недостойно сверх всякой меры.
Тиа, девочка моя маленькая, все правильно сделала, да вот прислала с сэрионай своего мужчину. Я, надо сказать, очень нетерпимо отнесся бы к кому-нибудь другому, но этот молодой человек мне сразу понравился, хотя, если уж по чести, не умею я смело говорить. Мне кажется, он меня беспомощным стариком считает. Хотя, может, и право это суетливое нынешнее поколение: нам, старикам, нечего соваться в их дела. Все равно не разберем, на еще и по носу от менее терпеливых получим. Да вот и сам я уже лет десять ничего, кроме покоя, не желаю. Что может быть лучше, чем сидеть на солнышке, слушать шум города и понимать, что тебе-то уж точно спешить никуда не надо!
Но, как говорится, седина в бороду…Захотелось приключений на свою дурную старую голову. Подумаешь, сколько вот у британский миссей капризов, почему бы и мне свой каприз не получить? Всю жизнь мечтал о сэрионай, спасибо Тие, нашла, послала… Да вот беда – прорвались-таки бесы с той стороны Прохода, прорвались, меня чуть не унесли. Да ножичек мой…Много дел нечистые наделают, даже не знаю, исправится ли это когда-нибудь. Да только пока силы есть, надо попытаться исправить, хоть и не хочется молодого пирата в это дело впутывать – жить бы ему с Тиушкой, жить да детой растить…Эх, ну почему я на Тортуге вырос-то?»
- Эй, мистер! Вы как там?
В лицо ему плеснули холодной воды. Ох, жизнь да старость, спину то сикось-накось разбрело, ох, голова болит-то… Да ничего, сейчас…Глаза бы открыть, да не хочется.
- Мистер Аннели, - похлопал его по щекам Барбосса. Тот неохотно приоткрыл один глаз, моргнул и пошевелился. – Уж лежите, - раздраженно бросил Гектор, ставая и куда-то уходя.
Мир виделся достаточно смутно, без очков комната плыла, очертания вещей еле угадывались.
- Сынок…Очки дай.
Гектор аккуратно водрузил на его нос маленькие очки и проговорил:
- Нож ваш…най какой-то…исчез.
- Знаю, - Аннели попытался сеть. Мир угрожающе зашатался, но лететь в бездну беспамятства не решился.
- Что делать будете? – Барбосса безмятежно грыз ноготь, сидя на корточках возле старика.
- Доставать его обратно надо, с ним они побольше дел понаделают, чем мы себе представить можем. Сынок, - вдруг ухватил пирата за руку Аннели, - помоги мне, много бед будет!
- А мне-то что до этих бед, - усмехнулся Барбосса. Старик недоверчиво осмотрел его лицо, надеясь, что сказанное – лишь неудачная шутка. – Да-да, мне-то что? Я вам нож привез? Привез. Правда, плату вы мне не отдали, да ладно, черт с вами,  раз его уперли.
- Я думал… - тихо сказал старик, - я думал, ты достойный человек. Человек чести.
- Помилуй Бог, - расхохотался Гектор, - я – пират! Какая честь? У меня две чести только, одна в штанах, а другая – мой корабль. Я же Гектор Барбосса, капитан Черной Жемчужины!
- Да? – вежливо уточнил Аннели, вставая. – Что-то не верится, если честно. – Голос его слегка дрожал, и Гектор почувствовал слабый укол совести. И еще ему показалось, что где-то там, вдалеке, Тиадалма брезгливо сплюнула и отвернулась от вещего зеркала. Решение нашлось мгновенно, и пират ознаменовал его таким ругательством, что старик закрыл уши ладонями и покачал головой.
- Ой, да хрен с вами, - весело усмехнулся Барбосса, - Ладно уж, довезу вас, куда…(если бы рядом находился губернатор Ямайки, он бы точно вспомнил грамматическое и лексическое завершение любого дела по принципу Джека Воробья). Только куда, вы сами, по-моему, не знаете.
- Санта-Парио.

С грохотом разбивались о прибрежные скалы тяжелые волны; каскадами брызг обрушивались на неприветливый серый берег. Наступала ночь, свинцовые тучи закрывали небо, лишь иногда сквозь их неровные клочья прорывался тусклый бледный свет – неестественный и жалкий. Здесь не было ровным счетом ничего, что могло бы вселить надежду и уверенность, прогнать страх. Только разбиваются об упрямо бездушные камни бездушно упрямые волны, выбрасывают друг на друга свой гнев, злятся, ропщут – или молчат грозно и угрожающе. Здесь не пахнет водорослями – они словно и не растут у берегов этого острова; птицы не вьют здесь гнезд, не устраиваются на отдых чайки. Здесь нет абсолютно ничего живого – кроме тупой ненависти тех, кто жил здесь раньше.
Еще белеют на берегу их кости, черепа ухмыляются слепо и равнодушно, надменно и нелепо торчат к серому небу острые ребра. И не гниют, и не рассыпаются в прах, словно от них отказалось само время. Словно бы оно их прокляло.
Да, так и было… Почти незаметен среди высоких скал, угрюмо молчит здесь черная громада пустого замка; сколько ни омывали его дожи, сколько ни бил безжалостный ветер – продолжает стоять, гордо и чванливо отказываясь подчиниться стихиям, поддерживаемый только ненавистью – ненавистью же и созданный. Ненавистью тех, кто жил здесь раньше; Ненавистью тех, чьи кости лежат на берегу.
Шисорры, племя, что добилось общения с великими Ши, и возгордилось, поднимая себя слишком высоко. Внешне блистательная империя существовала лишь мощью злобы и жестокости, её граждане все больше погрязали в обмане, похоти, зле… Вот и не стало шисорров, уничтожавших людей, не входящих в состав империи – уничтожены самими же Ши, разочаровавшимися в людях. Как ведь глуп и зол человек – и эта мысль не могла не возникнуть у тех, чья жизнь сформировалась за века до появления человека на земле. Как же низок, похотлив и грязен, столь же невежествен и непочтителен…
Насмешкой над прошлым и настоящим этого острова было его название. Остров Святой Вести. Святая весть…Лишь один раз, узнавая мир, сюда заглянул юный бог – и отвернулся в отвращении, белой рукой закрыв глаза.
Но именно сюда рвались и рвались глупцы, именующие себя храбрыми людьми. Какая храбрость? Едва их нога ступала на проклятый берег, их мысли окутывал туман, в глазах темнело, сводило дыхание. Гнили, умирали на мели брошенные корабли – брошенные сошедшими с ума, выпрыгнувшими в черную воду, отравленную испарениями древней злобы, что не держала даже веса человеческого тела. Что искал воспаленный разум? Покоя? Клада? Не нам судить…Только не вернувшихся с Санта-Парио больше, чем вернувшихся, а вернувшихся и способных говорить – и того меньше.
А когда-то…Когда-то это место было величественнее Атлантиды, знаменитее Рима, богаче всего Востока…Но начало всех грехов – гордость и неблагодарность, что ни одно поколение свела в могилу, а потомков их и по сей день продолжает наказывать беспощадными ударами. Здесь цвела радуга, а по ночам звучала музыка Морского народа. Давно это было…
Эти люди были искуснее прочих, они росли, готовые к великим свершениям, уверенные в своих делах и своих правах. И после падения память о них осталась лишь в успевших разойтись по миру вещах. А больше всего – в ножах, Сэрионай, Пламя полуночи, что резали камень, словно масло, чей удар был смертелен – всегда, чье благословение держалось навеки, чье проклятие разило без промаха…
Их было семь - по числу цветов в радуге, по количеству владык в Городе Раэйя, семь Сэрионай, которые не должны были встретить. Но судьба мешает разуму, а случай – системе. Всякий раз, когда это угодно Младшим богам, но игры великих – смерть слабым. В ночь расплаты народу шисорров было сказано: Встретившись однажды, сэрионай освободят от проклятия души гордецов, и отпустят тех в загробный мир. Не обладали, не должны были обладать своей силой те, кто был наказан страшнее всего. Им оставалось ждать, пока исчезнет весь род людской, пока сотрется с лица земли след человеческого пребывания – тогда Ши, в своей мудрости и силе, соберут Сэрионай вместе, выпустив на волю ослушавшихся людей.
Но глупость человеческая так же велика, как и любопытство. Шисорры были выдернуты из тумана болезненной, но спокойной ненависти в холодный мир. И они начали мстить – сначала мелко, незаметно, потом – все сильнее…И в конце концов они узнали, где хранились Сэрионай. Что же станет, если шисорры до положенного срока выйдут на волю? Конец света? Конец жизни? Движимые ненавистью призраки прошлого не остановятся ни перед чем…

- Джек! – Анна-Мария вскрикнула и до боли сжала руку Джека.
- Да, - открыл глаза тот, - что с тобой?
- Ни…ничего, - еле ответила пиратка, переводя дыхание. Не могла же она сказать ему, что ей приснился страшный сон, в котором он, Джек, лежал мертвый на морском берегу, и черные волны омывали его ноги. – просто…ладно, прости.
- Да ну тебя, - отстраненно проговорил Джек, устраиваясь поудобнее, - спи дальше, времени много.
- Извини, я…
- Заткнись и спи, - беззлобно повторил он.
Анна-Мария вспыхнула, покраснела и молча легла на песок, укутавшись в джеков плащ. Заснуть было бы лучше всего…

***Я снова был у них. О, Ши! Мое сердце теперь с вами. До свидания, люди. Вы слишком коротко думаете и слишком мало живете. Прощай, Цзтеркх. Я ухожу к себе подобным.***

7

Глава седьмая.

«Даже когда хозяин отпускает, его незримое в твоем случае кольцо все равно останется на тебе, и рано или поздно ты вернешься к своему хозяину... Вернешься... Вернемся... Вернусь...
Он сказал:
- Я уверен, что такая любовь должна заканчиваться именно так..
И он прав.
Именно так.
Только со смертью…»

**** Выдержка из Книги снов, 309 год до н.э., Египет. Переписка ши-сект Читэри и жреца храма Ра Тью-син-раттион (Огневолосый).
«Твоими законами станут его глаза, твоими мыслями – его желания, твоим дыханием – его улыбка. Кажущаяся легкость посмертного покрывала, беззаботность шепчущегося тростника и тоскливый свист ибисов – так ли понятно и ясно все, что тебя окружает? Помни только одно, и тогда будешь моей духовной дочерью. Любовь не обязательное условие для жизни. Понимаешь, Читэри, начать кого-нибудь любить – это целое дело. Нужна энергия, любопытство, ослепленность.. Вначале бывает даже такая минута, когда нужно перепрыгнуть через пропасть: стоит задуматься, и этого уже не сделаешь. Я знаю, что больше никогда не прыгну. ****(С)

- Командор Норрингтон! – крикнула Элизабет, изящно подняв руку к глазам. Солнце позолотило палубу, разогрело воду и размягчило сердца. Командор уже начал с ней разговаривать…Казалось немного комичным, что до этого он разговаривал только с Уиллом – тем, кто увел Элизабет от него. Если бы они знали…Что от командора ее увел Джек Воробей, а от Джека Воробья она нашла силы уйти сама. Уилл, милый, был всегда рядом – все время. А это поважнее волнующих взглядов и прикосновений, от которых бросает в дрожь и сладкая судорога пробегает по всему телу. Впрочем, и от этого она избавилась тогда, в пустыне, когда сухой ветер срывал с глаз горькие слезы, а он стоял, такой же насмешливый, одинокий, и все равно свой. У них бы все равно ничего не вышло, и первое время, когда Элизабет еще боролась с собой, думая и выбирая, она почаще повторяла себе это. – Командор!
- Да, миссис Тернер? – Джеймс подошел к ней походкой человека, который был рожден для моря. – Погода сегодня прекрасная, вы не находите?
- О да, погода замечательная, - свободно улыбнулась Элизабет, - я хотела вас спросить, где мисс Олла?
Джеймс счастливо рассмеялся. Элизабет заметила мелкие морщинки в уголках глаз и солнечные лучики во взгляде.
- Она спит, за вчера устала, - нежно проговорил он, беря под руку Элизабет и ведя её по палубе к мостику. – Я вижу, вы с ней в хороших отношениях?
- Вы правы, - теперь рассмеялась она, - Олла – чудесная девушка, я искренне рада за вас. Мягкая, отзывчивая…Сколько ей лет?
- Вы не поверите, миссис Тернер, ей только недавно исполнилось двадцать, она с вами одного возраста. Хотя и выглядит намного моложе…
- Да, мне показалась, что она совсем девочка, - удивленно покачала головой Элизабет.
- А разве нет? Девочка и есть, - махнул рукой командор проходившему мимо матросу.
- Ммм…Командор, могу я поинтересоваться…
- Конечно, миссис Тернер. – Джеймс безмятежно шагал рядом, удивительно похожий на большого сытого довольного кота. Даже глаза на солнце он щурил как-то по-кошачьему, с ленцой, но и с осторожностью тоже. Элизабет старалась не думать, что было бы, если бы она тогда согласилась выйти замуж за этого человека. Ведь она была бы счастлива…Стоп, Элизабет, остановись, сказала она себе. Ты на каждого мужчину бросаешься, тебе мало досталось?
- Куда мы все-таки плывем?
- На горизонт, - Норрингтон остановился, прикрыл глаза и повторил, - на горизонт.
Элизабет вздрогнула и сбилась с шага, но он этого не заметил. Солнце не исчезло, оно светило ярче, ослепительнее, отражалось от мелких водяных брызг за бортом, падало с мачт, свисало с канатов…Золотило волосы командора и неуловимо отделяло Элизабет от Джеймса. И вместе с этим ощущением она поняла вдруг, кого ей напоминает этот кот. И эти слова – не услышанные ею, они наверняка не раз были произнесены Им. Чувство, похожее на восхищение, овладело миссис Тернер, и против своей воли она еле слышно повторила, запоминая этот миг.
- На горизонт.
Через несколько тяжелых лет, после стольких испытаний на девчонку-Элизабет, на молодую мисс Суонн смотрел из прошлого насмешливый и всезнающий командор Норрингтон, хороший знакомый её отца, да и просто давний, давний друг семьи. Посмотрел и подмигнул, разбежались от глаз солнечные лучики, губы скривились в чуть ироничной усмешке.
- Знакомые слова, не правда ли? – Джеймс коснулся губами её руки.
- Да. – Элизабет чуть порозовела. – Пройдемте к Олле, я хотела бы посмотреть на нее.
- Конечно, - улыбнулся Норрингтон.
В каюте капитана было прохладно, свежий ветер раздувал белые занавески, а в гамаке, верная своей привычке, спала Олла, почти что миссис Норрингтон, по-детски прикусив нижнюю губу и обняв смуглыми руками подушку. Столь необычная для европейской женщины внешность казалось чрезвычайно уместной здесь, на море, и Элизабет вспомнила Анну-Марию, обладательницу таких же черных волос и темной кожи. Может быть, они в родстве? Хотя вряд ли, мало ли женщин-мулаток на побережьях.
- Кто она? Такая странная… - белокожая Элизабет со свойственной ей непосредственностью положила руку рядом с рукой спящей, и командор усмехнулся:
- Она с Тортуги. Зарабатывала тем, чем только и может заработать там женщина.
Элизабет с ужасом взглянула на него.
- Да, но все это в прошлом. Я не хочу, чтобы она туда возвращалась…Но миссис Тернер, не будем об этом.
Она молча кивнула, легонько погладив девушку по голове.
- Где Уилл? Вы не видели его?
- Спит, соня. Вы с ним вчера явно…переборщили с вином.
- Ну, мы же пираты, - скорчил страшную рожу командор.
- О, я в ужасе, - рассмеялась Элизабет, выбегая из каюты.
Уилл ожидал её на корме, он отпустил рулевого и теперь незаметно для себя гладил ладонью теплое дерево штурвала, насвистывая что-то. Вот еще один мужчина, которого свело с ума море, - подумала Элизабет. Все они сумасшедшие. Все они…пираты.
- Элизабет! – воскликнул Уилл, подбегая к ней и целуя. Та обняла его за шею.
- Да, это я, насколько я помню…А командор не знает, куда мы плывем, - наябедничала она, теребя пуговицу на рубашке Тернера.
- Как не знает? Все ясно, - пожал плечами Уилл, - на горизонт. Куда же еще?
- Еще один, - вздохнула миссис Тернер. – Хотя, может быть, это нам и нужно.
- Сумасшедшая сборка, - хмыкнул Уилл. Две пары влюбленных, двое – бывшие пираты, женская составляющая еще не поняла, кто есть кто, половина команды – корсары, вторая половина сама не знает, то ли оставаться матросами Флота, то ли перейти в корсары, то ли сделаться пиратами.
- А самый сумасшедший ты. И не только сумасшедший, но еще и влюбленный донельзя, - заметила Элизабет, смотря на Уилла так, что у того словно бы выросли крылья. Ну почему улыбка жены у него будит такие чувства? Уилл вспомнил, как ровно год назад, по дороге к Белому острову, он с Элизабет пытался выяснить, если ли на «Воробье» люди, сохранившие рассудок.
« - Наверное, он сошел с ума, - печально подвела итог она,  не переставая тайком поглядывать на Уилла.
- А кто здесь не сошел?! – неожиданно зло спросил Уилл, сжав в руке канат.  Элизабет испуганно и тревожно посмотрела на него. – Кто здесь не сошел с ума? Мы ничего, кроме смерти не видели, начиная с самого начала путешествия! Пинкель, Смердок, Джордан, Орднинг, Барбосса! И притом, что не нас никто не нападал, кроме стаи мошек. Потом – мы неизвестно где, неизвестно как будем жить и неизвестно что будем делать! Я и сам начинаю сдвигаться! Я…
Элизабет с отчаянием смотрела на то, как Уилл орал, размахивая руками на высоте не менее семи метров. Ронять Уилла, чтобы заставить его замолчать и не смущать команду было бы слишком жестоко. Элизабет знала другой способ, не требующий синяков и сломанных рук. Она просто заткнула рот Уилла своим.
- И это место, ужасное, света нет, и вообще… Мммм…. Элизабет?
- Да? – невинно взглянула ему  в глаза Элизабет, сидя у него на коленях.
- Ээээ… - Уилл вновь покраснел, словно его посыпали толченой глиной из запасов оружейни.
- Как ребенок, - усмехнулась Элизабет, поправляя Уиллу волосы и застегивая верхние пуговицы рубашки.
- Только… Только детей так не успокаивают, - хрипло ответил он.  – Но… Мммм…
- Ты слишком несдержан, - укорила его Элизабет, щелкнув Уилла по носу и во второй раз применяя «крайние меры успокаивания».
- Не застегивай все пуговицы, - обеспокоено подергал воротник Уилл, чуть не уронив и себя, и Элизабет.
- А то будешь слишком похож на Норрингтона? – игриво спросила она, установив равновесие.
- Если ты так его… - Уилл раздулся, собираясь что-то выпалить, но не успел. Элизабет ещё раз посмотрела на высоту, покачала головой и вздохнула. – Если твой любимый командор так тебе… Мммм…
- По-моему, нам пора спускаться, - подняла брови Элизабет. – А насчет командора ты не прав. Их у меня не так-то уж и много.
- Что? – подскочил Уилл.
- То есть, я их знаю не очень много, - поспешно поправилась Элизабет, про себя подумав, что, пожалуй, зря это сказала.
- Как знаешь?! – Уилл начал раскачиваться на канате, рискуя упасть. Элизабет страдальчески посмотрела на него, думая, что с влюбленными по уши и больными спорить не стоит. А её Уилл  – влюбленный по самое никуда, да ещё и страдающий приступами неуместного благородства, попадает сразу под обе категории. 
- В лицо, Уилл, в лицо…»
Кажется, будто совсем недавно это было. И то верно – на море время летит совсем иначе, и не важно, что это за море – скрытое в вечной мгле море в центре Бермудов или ласковое синее – Карибское.
Отдав штурвал рулевому, они вернулись к себе в каюту, когда командор окликнул их:
- Тернеры! (в его голосе абсолютно не было почтения) Ловите голубя!
- Какого… - начал Уилл, но тут на руки к Элизабет, хлопая крыльями, опустился белоснежный голубь с привязанной к лапе запиской. Она аккуратно развязала красную нитку, голубь перебрался к ней на плечо.
- Что там? – подошел Джеймс.
- Сейчас… - Элизабет раскрутила записку, досадливо отбрасывая волосы со лба. – Так… Что за бред? – вскрикнула вдруг она, недоумевая и оглядываясь.
- В чем дело? Эл…Миссис Тернер, пододвиньтесь, мне же из-за вас не разглядеть ничего!
«Именем его королевского величества, отныне корсары, флибустьеры и им подобные признаны незаконными из-за количества, превышающего количество судов британского флота на Карибском море. При встрече с корсаром, не имеющим пропуска, полученного в ближайшем британском порту, стрельба на уничтожение разрешается и поощряется, как и в случае встречи с пиратами.»
- Это все? – поднял бровь Уилл. Как всегда в такие моменты, он становился на удивление спокойным, и мало кто мог разглядеть за ровным выражением лица бурю в душе и ярость в сердце.
- Нет, - медленно ответила Элизабет, подобрав с палубы выпавшую записку, где четким почерком её отца было выведено:
«Элизабет, милая, осторожнее. Возвращайся в ближайший британский порт. Наличие на борту командора Норрингтона не гарантирует вам безопасного плавания, тем более что многие помнят о его прошлом в кругу пиратов. Голубя оставь при себе и не пиши ответ – могут перехватить, сообщать корсарам о принятом законе запрещено под угрозой смертной казни, а я не стремлюсь на свидание с палачом. Я жду тебя.»
- Эммм…
- Да, Уилл?
- И…Да черт бы меня побрал, что все это значит? Неужели флот за короткое время стал так силен, что осмеливается запрещать корсарство?
- Все сложнее, Уилл, - покачал головой Норрингтон, - намного сложнее…Проследуем ко мне в каюту.

- Поймите, - терпеливо разъяснял им Джеймс, - это весьма умный ход…Но сделан он не Его Королевским Величеством.
- С чего ты взял? – фамильярно фыркнул Уилл. Элизабет тихо сжала его руку.
- Уилл, мальчик мой, - сладким голосом пропел Джеймс, в эту минуту удивительно похожий на Воробья, - когда же до тебя дойдет…
- Ладно тебе, я тоже не понимаю, если честно, - вступилась за покрасневшего Тернера Олла, - лучше объясни.
- Но…Мда. Ладно. Посмотрите на ситуацию с другой точки зрения. Большая часть так называемых каперов, корсаров и флибустьеров – почти пираты, им не хватает именно этой бумажки, чтобы хлынуть на Тортугу. Узаконенное пиратство – штука обоюдоострая. Да, моря более-менее свободны, но за это приходится платить некоторым процентов ограбленных теми же корсарами судом. Лишившись работы на службе у Империи, все они бросятся в пиратские порты, устраиваться на пиратские корабли. Пиратов станет в десять раз больше.
- Тогда это не особенно разумный ход, - заметил Уилл.
- Нет, Уилл, разумный, - возразил Норрингтон. – Во-первых, пиратов всегда больше, чем могут вместить корабли. Во-вторых, обычно на десять торговых судов приходится один пиратский – итого примерно десять процентов доходов с морской торговли Британия теряет. Но это не главное. Главное вот что – уже при входе на корабли пираты – старые и новые – начнут резать друг друга. Всех лишних, конечно, не уберут, корабли выйдут в море, имея на борту десять-двадцать «запасных» матросов. Не страшно – через пару дней их уберут, да и матроса всегда можно продать на плантации, немного накачав его дымом черного лотоса. Но. Пиратских бригов все равно больше, чем необходимо для поддержания порядка. Тогда они начинают конфликтовать, покушаться на чужую добычу и перерезают друг друга. Что могут делать пиратские корабли друг против друга, вы уже видели. В результате мы имеем – безумно слабых пиратов, с которыми можно почти не считаться, и Флот, выигравший эту войну практически без единого выстрела.
- Тогда почему до этого не додумались раньше? – Элизабет подняла бровь точь-в-точь как Джек.
- Додумались, не сомневайтесь, мисс Тернер, - усмехнулся горько командор. – Но этот ход имеет немало отрицательных сторон для Британии, в частности, постоянному нападению оставшихся пиратов на колонии, плантации и прочие спорные территории, законные на бумаге, но о том, что за дела происходят внутри, ни один живой белый не знает. Это громадные потери. Не забывайте и про Францию, которая наверняка свалит все свои проблемы на море на Британию. Конфликты, договоры, невыгодные компромиссы… В таком случае я вынужден заявить, что здесь не обошлось без нашего старого знакомого.
- Бекетт, - с ненавистью выплюнула Элизабет. Шрамы на руках её отца так и не зажили, когда она вернулась домой. Командор кивнул в знак согласия.
- Он самый. Но… - Джеймс нервно облизал губы и быстро покосился на Оллу.
- Какой бы сволочью он ни был, он мой отец, - тихо сказала девушка. Уилл едва слышно выругался, Элизабет только вздохнула.
- В любом случае, даже если его прирезать, ничего от этого не изменится. Надо давить на короля, а для этого надо на время отстранить Бекетта. Только он способен бросить под  ноги свою родину, чтобы одна-единственная компания получила громадный куш. Вот уж не думал, что этот у…Урод, скажем так…сможет пробиться так высоко. Хотя если учитывать его умение видеть выгоду для себя абсолютно во всем, то это вполне возможно, - с досадой проговорил Норрингтон, пригладив волосы.
- Неплохая группка сумасшедших – ухмыльнулся Уилл, встав. В открытое окно ворвался солнечный ветер, пролетел по каюте, выхватил пару листов из стопки бумаг на столе, - у нас три выхода – или вернуться назад в порт, или ждать, что нас расстреляют, или…
- Навестим его королевское величество, - беззаботно ответил Джеймс, улыбнувшись Тернеру. – И посмотрим, что из этого получится.
Элизабет и Олла промолчали, но и им передалось лихое настроение мужчин. Будь что будет.
- А для начала мы плывем… - Элизабет потянулась и изящно поднялась со стула, - на Тортугу. Пока туда не хлынули пираты, успеем запастись провизией, по-настоящему хорошими моряками и…ромом.
- Этим гадким пойлом, которое и из очень уважаемых людей делает грязных животных? – лукаво спросил её Уилл.
- Именно им, - показала язык Элизабет. – Пираты мы, в конце концов, или нет?

*** А когда-нибудь он вернется. И отомстит за все.***

8

Глава восьмая.

«И вроде вот пытаешься перевернуть очередную страницу своей жизни, а непослушный ветер вырывает хрупкие страницы и переворачивает их обратно... Упрямый.»

Ветер перевернет страницы
Раздует угли.
Костер наш не вечен.
Но он есть.
Спасибо тебе.

Давно, давно задул ветер костер…Рукам надоело подбрасывать в последний островок тепла сухие ветки, вот и умер этот последний живой кусочек солнца. Стало темно, сине, страшно. Анна-Мария поняла вдруг, что она совсем одна. Совсем-совсем. Никого рядом. Где Джек? Его целый день нет…Где морское чудовище Левиафан? Оно покинуло эти края. Левиафан дважды за это время говорил с ней, обернувшись морской змеей и уже не утаскивая её на глубину. Она рассказала ему все. А он только покачал изящной оранжевой треугольной головой и промолчал. А теперь он уплыл.
Анне-Марии, как и Джеку, нужна была публика. Без посторонних взглядов, направленных на неё, она словно бы и не жила. Будто её не существовало до того момента, как на нее кто-то обратит внимание. Будто бы...Вся жизнь «будто». Будто жизнь. А может, и не жизнь…
Правда, долго меланхолить она не умела. Если нет костра – можно поспать, повернувшись озябшей спиной к горячим углям, свернувшись в клубок и закрыв руками самое уязвимое место – живот.
Сны бывают разные. Есть те, которые заставляют с криком вскакивать, обливаться холодным потом и с надеждой слушать стук собственного сердца. Есть те, что не отпускают, похожие на болотную жижу, в которых увязаешь, погружаешься все глубже в мир собственных больных мыслей и желаний. Есть и такие, от которых не хочется просыпаться, каждым мгновением которых дорожишь более всего на свете, которые обычно приходят перед пробуждением у здорового человека – и тогда можно проснуться, тихо порадоваться за себя и вновь уснуть, «досматривая» свои живые мечты. Бывают сны мутные и грязные, светлые, яркие, чистые, порожденные болезнью и исцеляющие…
Но есть сны, которые приходят в момент принятия важных решений, когда человек стоит на развилке или того хуже – на перекрестке. Чаще всего это сны о детстве – ибо где, как ни в детстве, мир наиболее ярок и волнующ, где самые простые радости доставляют так много счастья. От таких снов можно пробудиться, лишь досмотрев их до конца – с болезненным любопытством надо наблюдать, как изменяешься ты сам, без покрывала предрассудков, что накидывает на прошлое день. 
Анна-Мария видела себя в детстве. Маленькая черноволосая девочка, что играет с камешками на морском берегу. Крики чаек, плеск волн, отец, чинящий сети возле дома. Мать, смеющаяся радостно и беззаботно.
Двумя годами позже на том же самом месте стояла девушка-подросток и непропорционально длинными ногами и руками, худая и тонкая, как тростник на берегу. Спустя еще несколько лет в порту…Высохшая от долгой болезни, изнуренная тяжелой работой, страдающая от голода молодая женщина, которая даже не могла похоронить погибших где-то в рыбацком поселке родителей.
Она же, дерущаяся с нищими за право переночевать возле богатого дома. Она же, нанявшаяся в дом бедного ремесленника, чтобы иметь хотя бы кусок хлеба. Она же, случайно попавшая в порт в то время, когда там вешали неудачника-пирата…И тогда она сказала себе: «Я никогда не буду неудачником». Если взлетать – то туда, куда еще никто не долетал. А если падать – то навсегда…И чтобы сознание угасло, не дав осознать полностью горечь падения, чтобы сгорать, словно спичка, за считанные секунды, озаряя окружающую тьму мигом света.
Да, она не будет неудачницей. Она никогда, никогда не будет неудачницей. Она уйдет с пиратами, станет юнгой, а потом матросом. Она будет работать на пиратском корабле, если понадобится – то и убивать. Она станет обманывать и лгать, может быть, иногда и унижаться, она будет отдаваться за то, что ей нужно, а потом резать во сне этих жирных слизняков, которые проходят сейчас, презрительно морщась, мимо неё. Она отомстит. Это первое. А второе – она накопит денег и прославится. О ней услышат. Её полюбят, потому что в любой момент её жизни – и до пиратства, и во время его – ей хотелось крикнуть на весь мир:
- Ну полюбите меня кто-нибудь!.. Хоть немножко!.. По-настоящему!..
Глупая Анна-Мария, молодая глупая Анна-Мария, разве этого ты хотела? Превратиться в ироничную насмешливую женщину, жестокую, иногда безрассудную, но в которой каждый так или иначе видит девочку. Не потому ли, что ты сама с самого начала поставила себя слишком высоко? Не потому ли, что тебе хотелось любить... Когда тебя "любят" люди, которые не совсем осознают, что такое любовь, это медленно, но верно - просто убивает и перестаешь верить, что с твоим видением этого чувства ты в мире не один…
Кому-то ведь на свете больно именно от того, что ситуация такая же... Опять он или она не будет спать всю ночь... Плохо. Кто бы рядом был, спать укладывал, что ли... Хочется ведь… Ласки...Все мы рождены для этого. А не для убийства и лжи.
Сны о прошлом, сны о настоящем, неясные грезы и невысказанные желания – все это ночь, которая снимает беззаботность дня и привешивает вместо нее чувство обреченности – только если ты не влюблен. А если ты влюблен и не хочешь в этом признаться даже самому себе – что же…

- Все это глупости, - сердито ответила Анна-Мария Джеку. – Я по ночам не разговариваю.
- Конечно, - фыркнул Джек, запустив пальцы в волосы и с наслаждением почесав голову. – Это, наверное, летучая мышь была.
- Это у тебя в голове летучие мыши поселились, так там пусто, темно и глухо, – пиратка досадливо поморщилась, отодвинувшись от Джека. Он явно наткнулся на нечто дурно пахнущее в джунглях; она подозревала даже, что источником запаха, напоминающего подкисшее молоко, был беловатый сок на рубашке Джека, – от тебя смердит, как от…
- Как от пирата, цыпа? – подмигнул ей Джек, приблизившись.
- Именно. Если ты надеешься получить что-нибудь на завтрак, не мельтеши и не воняй.
- О, добро пожаловать в мой гарем, - дурашливо пропел Воробей и картинно раскланялся, - вчера ночью ты была готова придушить меня во сне, а сейчас ворчишь, как добрая жена.
В Джека полетел осколок кокосовой скорлупы.
- Ооо, - сочувственно покачал он головой, - недолет…Какая жалость.
Взбешенная Анна-Мария густо покраснела и уже открыла рот, когда Джек просто исчез в зарослях, а через пару минут схватил её за плечи и прошептал:
- Ну, что у нас на завтрак, дорогая?
Анна-Мария взвизгнула и пролила себе на ноги пару капель Чего-то, отдаленно напоминающего отвар от выловленной Джеком только что рыбы.
- Ты – идиот, грязный ублюдок, сволочь, подонок…Ты – мерзкий… - она набрала воздуха для дальнейшей тирады, но опять не успела сказать. На этот раз Джек почти прижался к ней и коснулся губами её шеи:
- Дааа, мерзкий грязный пират…А ты разве не этого хочешь? В тот раз нам с тобой было неплохо вместе, не правда ли, детка?
Анна-Мария спокойно отстранила его руку, брезгливо сплюнула и процедила сквозь зубы:
- Я не шлюха и никогда ей не была.
Джек отпрянул, исподлобья созерцая её.
- Мне еще никто не отказывал.
- Значит, я буду первой, только и всего, - безжизненно и тихо выдохнула Анна-Мария, повернувшись к нему спиной. Все-таки ты болван, Джек, и вовсе не люблю я тебя, грязного похотливого пирата. Да, я хочу тебя…И за это я ненавижу свое тело. И ненавижу тебя.
- Может, и не будешь, - он стоял, оперевшись рукой на пальму, донельзя уверенный в себе, самодовольный и насмешливый. За одно это хотелось его убить. – Тебе не приходило в голову, что мне вовсе не необходимо твое согласие?
Анна-Мария вздрогнула. Нет. Ей это в голову не приходило. Её положение и слухи о ней отбивали у пиратов всякую охоту провести с ней ночь. А в том, что Джек не возьмет её силой, она была уверена, как и в том, что он может насмехаться сколько угодно, но реальный вред принести вряд ли может. Была. До этого момента. Она медленно развернулась и посмотрела на него. Джек поднял бровь. «Ну что, цыпа, так и будем молчать?» «Так и будем», - взглядом ответила ему она.
- Прости, - буркнул Джек, садясь на камень, - давно бабы не было.
- Ничего, - холодно заметила она, подавая ему скорлупу с «бульоном».
- Ну цыпа! – Джек обиженно нахмурился.
- От того, что ты меня назовешь меня цыпой сто раз, ничего не изменится, - мертво бросила Анна-Мария,  - Забыть меня не заставишь все равно.
Джек покачал головой:
- То, что было раньше, можно забыть.
- Тебе – да, я для тебя одна из многих… - начала было она и осеклась. Вот и все. Пошли насмарку все её старания не показывать ему своих чувств. Но Воробей неожиданно усмехнулся.
- Ты сама сказала, что ты не шлюха. А остальные меня не особо привлекают.
- А крошка Лиззи? – не удержалась Анна-Мария. Она подошла к Джеку и села рядом, чувствуя, что непреодолимая волна плотского желания из Джека уходит.
- Крошка Лиззи – не шлюха, - пожал плечами он, - поэтому то, что я к ней испытывал, больше чем влечением назвать нельзя. – Он вновь усмехнулся, приобняв послушно прильнувшую к нему пиратку за плечи, - хотя есть в ней что-то такое…
- Угу.
- Ага. Цыпа, ну не сердись ты, - Джек почти ласково коснулся кончиками пальцев её волос. – Мне ведь тоже не чуждо все человеческое. И я могу быть усталым, задумчивым, грустным – ты ведь никогда не думала, что я способен на что-то кроме иронии?
Анна-Мария кивнула, нервно сжимая в руках край грязной рубашки.
- Не в моих правилах откровенничать с кем-либо, но раз уж компании больше не предвидится…
- Замолчи ты, - шлепнула его по губам Анна-Мария, и Джек – вот удивительно – не отстранился. – Похоже, я начинаю входить в роль примерной жены. Но ты мне никаких долгов…
- Даже… - начал, притворно обидевшись, Джек.
- Именно.

- Еееууу!!!!
- Геллочка, змейка моя, потише, - Билл наградил свою ненаглядную приличным тумаком.
- Во, видали? - высказала Гелла, поворачиваясь к пальме, - Это он так
воспитывает.
- А не больно? – Билл покачал головой, посмотрев в зелёные очи Геллы, отметив про себя, что стыда в этих глазах было столько же, сколько в соли сахара.
- Больно, - хихикнула Лилит, пьяная, как может быть пьяной только ведьма, гуляющая всю ночь на Тортуге и не пропускающая ни одного кабака. – Свет очей моих, милый, а почему я такая пьяная?
- Геллочка, милая, мне это неведомо, ибо я сам немножечко не
тр…тре…трезвый… - пошатнулся Билл, прижав любимую к пальме – свидетельнице всех событий на Тортуге из-за своего незавидного положения возле причала.
- Так… - Лилит вырвалась из цепких объятий Тернера-старшего и с наслаждением плюхнулась на крупный серый песок. – Где мы еще не были?
- По-моему, везде были, - зевнул Прихлоп, пытаясь найти среди шестнадцати лун в небе ту самую, настоящую.
- Врешь, скотина, - ласково проговорила Гелла, - мы не были у Аннели.
- Кого-кого, - поперхнулся Билл, от испуга сократив радиус поиска небесных светил до пяти.
- Симпатичный дядечка, несмотря на то, что хилый, - икнула Гелла, мотнув головой.
- Вставай, пьянь шаманская, - Прихлоп поднял её с песка, небрежно стряхнул с неё налипший песок и поставил перед собой. – Ну ты так и будешь продолжать шататься или все-таки немного протрезвеешь?
- Сейчас, - Лилит недовольно поморщилась, сжала пальцами виски и сосредоточилась. – Тааак… Все, я готова к великим свершениям.
- Ну веди меня, змея подколодная, - нежно поцеловал Геллу Прихлоп.
Однако возле дверей Аннели их ожидал небольшой сюрприз – сидящий на крыльце Барбосса. Возле него в пыли возились два абсолютно счастливых щенка, таскающих друг друга за хвосты, уши и все прочее, до чего могли дотянуться их щенячьи зубки. Барбосса, казалось, тоже блаженствовал, развалившись на ступенях и прикрыв глаза, донельзя похожий на огромного заросшего пса.
- Эй, Пес! – помахала рукой Гелла.
- Ммм? – приоткрыл один глаз Гектор и уставился на нарушителей спокойствия. – О, кого мы видим! – оживился он, разглядев Лилит и Билла. – Прихлоп Билл Тернер! Ну, у меня к тебе свои счеты…
- Мужики, все счеты – как-нибудь попозже, - влезла Лилит между начавшим мрачнеть Биллом и начавшим веселеть Гектором, – а сейчас…Аааа!!!
Небо над Тортугой окрасилось в весьма неприятный багрово-рыжий цвет, и на фоне этого зарева на секунду мелькнули черные остовы мачт.
- Ну какой идиот зашел с факелом в трюм, где хранят порох? – сонно зевнул Барбосса, - интересно, чей корабль…
- Написано «Воробей», - прищурилась обладающая зрением сокола ведьма (зрение было отобрано у настоящей птицы, а то, что взамен она получила весьма слабые глазки, знать никому не обязательно). – Значит, твой.
- Ааа!!! Какого черта?! – заорал Барбосса, вскакивая и прибавляя к лексическому запасу сумасшедшей парочки несколько новых выражений.
- Нервный какой-то он стал, - пожал плечами Билл, провожая взглядом умчавшегося на пристань Барбоссу. – Ты зачем молниями в корабли швырялась? Я же говорил тебе, что ничего хорошего из этого не выйдет…
- Ну полипчик ты мой, - надула губы Лилит, - надо же чем-то заняться, пока ты под столом валяешься. Он все равно не узнает, что это я. Слишком долго горели паруса, пока огонь до трюма добирался.  Билл открыл рот, чтобы что-то ответить, но благоразумно промолчал. Мало какой огонь идет сверху вниз по мокрой парусине и не поддается тушению.
- В чем дело? – из окна высунулся Аннели в спальном колпаке.- О, Геллочка, здравствуй! Как ты, получше себя чувствуешь?
- Да, спасибо, мистер Аннели, - учтиво ответила ведьма (Билл чуть в обморок не упал).
- А это, я полагаю, твой... эээ…мужчина? – замялся старик.
- А это мой муж, - сделала вид, что смутилась, Гелла. (Билл упал-таки в обморок). – Извините, у него сегодня был слишком трудный день. Он очень истощен, сильно избит и крайне взволнован.
- Ох бедный, - схватился за голову Аннели, - сейчас выйду…
Через пару минут во дворе показался одетый в восточный халат владелец магазинчика.
- Да, состояние тяжелое, - мудро покачал головой он, только взглянув на Билла. Гелла явно скрывала от него свои колдовские способности, притворяясь милой хорошей женщиной.
Продолжая ругаться, во двор ввалился Барбосса:
- Гелла, дрянь такая, сознавайся, почему огонь зеленого цвета?
- Не знаю, - пожала спокойно плечами ведьма, - я не сторож твоим кораблям.

Результатом этой ночи оказались: Билл, в которого влили еще полкружки рома (чему он был несказанно рад), Аннели и Барбосса, разочарованные и злые, оббегавшие всю Тортугу в поисках Билда – единственного человека, способного восстановить корабль после такого разрушения, а также несколько пристыженная Гелла. Впрочем, если Гелла лилит смущена, налицо острая форма заболевания беспричинным стыдом. Ей пришлось обещать Барбоссе и Аннели, что Голландец доставит их туда, куда они пожелают.

Сумасшедшая парочка продолжала буянить до утра.