PIRATES OF CARIBBEAN: русские файлы

PIRATES OF THE CARIBBEAN: русские файлы

Объявление


Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » PIRATES OF THE CARIBBEAN: русские файлы » Ориджиналы » Звезды на ладони


Звезды на ладони

Сообщений 1 страница 3 из 3

1

Автор – Isil
Название – Звезды на ладони
Предупреждение – никакого отношения к ПКМ не имеет, оригинальное творчество. Имеет сильный теологический уклон. Атеистам лучше не читать, сюжет построен с использованием Библии.
Еще одно предупреждение – религиозная практика – исключительно православная. Автор не ставил цели  оскорбить протестантов, католиков или баптистов. В фанфике не содержится никакого нового толкования религии. Любые совпадения с реальными лицами непреднамеренны и случайны. Для комментариев (если они будут) - отдельную тему, ибо в Кошмариках это обсуждать не хотелось бы.

Пролог.

Она никогда бы не подумала, что подобное может произойти – конечно, это было настолько невероятно и вместе с тем банально до невозможности…
Ах да, ее звали Ло.

Глава 1.

Она сидела за набросками, пыталась найти что-то интересное в поздней ноябрьской природе и не могла. Встала, походила немного по квартире, подвязала волосы полосатым шарфом и приоткрыла окно. Душно. Жарко. А за окном – темнота, разве что небо фиолетово-оранжевое, и тонкие-тонкие ветви тополей раскачиваются перед самыми глазами. Спать пора…
Она зевнула, заглянула в комнату к матери, поставила той будильник и выключила свет. Завтра матери рано вставать, Ло должна ее разбудить. Потом она пошла в душ. Под теплыми тугими струями уходила куда-то усталость, голова очищалась от суетных мыслей. Да и вообще душ – штука полезная, особенно когда с личной жизнью нелады. 
Ло спала обнаженной, с распущенными волосами, на боку, закрывшись одеялом ровно до подмышек. Ниже – холодно, выше – жарко. А еще ей снились сны.
«Дорога ведет вперед, не сворачивая, не обрываясь, ведет – в туман, а в тумане слышится смех. Он совсем не страшный, скорее приятный, но печальный и тоскливый, как дождь в конце декабря. Кажется, что песочные часы после долгой службы положили набок, и разноцветные песчинки, прежде весело сыпавшиеся из одной пирамидки в другую, теперь бесполезно и тускло лежат и не двигаются. Где-то наверху парит черная птица – тоже не злая, а тоскливая, и поет она тоскливо и печально, безнадежно, но верно и чисто, и от голоса этого беспричинно стыдно и грустно становится на душе – так ребенок из богатой семьи проходит мимо цыганских оборвышей на улице. И весь сон такой – неопределенный, неясный, печальный и теплый.»
Этот сон легко может стать любимым, потому что он не ярок, не таит в себе приключений, и грусть компенсируется надежностью и стабильностью. Часа в четыре ночи Ло проснулась, улыбаясь. Ей было приятно. Тепло.
Утром, уходя из дома вместе с матерью, Ло не могла сдержать тихой мечтательной улыбки. Ночью ей показалось, что кто-то легко-легко дотронулся до ее щеки, провел кончиками пальцев по шее и, обернувшись хмурым утром, исчез. Было это настолько реалистично, что Ло не сдержала легкого вскрика испуга. Романы с отражением в зеркале – она слышала о таком, но не верила. А теперь, после стольких месяцев одиночества, готова была полюбить птичий крик или блеск ручья.

Это могло бы стать лучшим увлечением в ее жизни, – потому что некто неизвестный, некто непонятный, а тем более – невидимый, не мог, как она чувствовала, причинить ей вреда. Эти прикосновения, казалось, исходили от робкого нежного юноши. Не раз уже было сказано, насколько необычно воспринимают мир творческие люди.
Если вы не знакомы с этим – что же, это ваше счастье, потому что такое восприятие, как у музыкантов, поэтов или художников, может окрылить и поднять до небес – но чаще подхватывает на полдороги, жестоко ломая перья и скидывая вниз. Проходя мимо старого обшарпанного дома, вы видите лишь старый обшарпанный дом. Художник же видит его тоску, устремленные в небо отчаянные глаза пустых темных окон, шрамы потрескавшейся штукатурки, серые пряди потеков дождевой воды на его стенах. Музыкант услышит его одинокий крик, вопль, полный звериной грусти и робкой нежности к первому снегу, едва слышное бормотание водосточных труб, тихий плач темным теплым летним вечером; и скрип его, и шорох, и шелест – все это будет видеться и слышаться несчастному во сне, пока тот не увидит следующий дом или не сойдет с ума. Такова жизнь их – преданных тому, ради чего и живешь, тому, чего все равно никогда не достигнешь. Ты можешь всю жизнь стремиться к высотам наук – но их это не волнует. Жизнь их – бегство, от себя и от мира, бегство сначала в глубины собственной души; позже, когда максимализм и романтизм юности сменится печалью зрелости – во внешний мир. А еще позже, когда иней коснется волос, то, поняв, что мир бесконечно повторяется и, не надеясь уже найти что-то новое, ты уйдешь в себя повторно, на этот раз – навсегда.
И ты готов сначала верить во что угодно, ты и циник, и романтик – и того, и другого по сто процентов. Ты убог и величествен, ты червь и бог, ты солнце и кусок камня…Пока еще живут в тебе силы, ты летишь выше птицы, видя свет, и падаешь ниже беса, глотнув тьмы.
И потому-то Ло знала, и ждала, и надеялась, и верила. Ведь все в этом мире равноценно для таких, как она, ведь мир весь сплетается в клубок фантазий, реальности, фобий, страхов, голосов, запахов, смеха, слез, времени, водоворотов, красок, мотыльков, волос, кистей, воды, мыслей и страстей…
Этой ночью, ровно в час пятнадцать, занавески потревожил теплый порыв воздуха. Зазвенели серебряные колокольчики на карнизе. Ло встала из-за стола, пододвинула второй стул и присела не него; достала перо, зеленую римскую тушь и пару альбомных листов. Спокойно, будто писала письмо давно знакомому другу, она вывела на бумаге свой вчерашний вопрос.

2

Глава 2.

«Кто ты?» - Ло затаила дыхание. Рядом точно кто-то был, она ощущала это, с волнением и странной радостью ожидая ответа и не сомневаясь в том, что он поступит.
«Не знаю даже, что и сказать», - появилось сантиметром ниже. Ло сильно задело то, что чернила были не ее, а черные, обычные.
«Написать, вернее», - заметила она, склонившись над листом.
«Точно», – ей показалось, что странный собеседник улыбнулся. Она была уверена, что глаза его искрятся озорством и лукавством. Ло задумалась, как продолжить разговор. Упускать его сейчас было бы слишком глупо, особенно тогда, когда она наконец-таки дождалась ответа.
«А ты знаешь, что по ночам в город прилетают серебряные листья?» – спросила она наконец. Почему-то ответ на этот вопрос был для нее очень важен.
«Да. Они звенят, словно хрустальные шарики разбиваются о лед – жалобно и радостно. А еще на них ложится спать первый снег, и они несут его на крыши.» - тот, кто писал, твердо знал, о чем говорит, Ло показалось даже, что сам он побывал таким вот листиком, летящим среди ночи, с прозрачными легкими крыльями.
«Как маленькие лодки. А когда они кладут снег на крыши, и на ветви деревьев, на капоты машин, на шляпы людей и витрины магазинов, они падают вниз, потому что им незачем больше лететь».  – она была уверена: поймет.
«Они ложатся на мокрую землю и плачут, и засыпают, и умирают. А некоторые не успевают донести снег до крыши, и он просыпается на землю. Его так много, что он даже не тает уже
«Бедные листья.»
«Бедные. Им очень грустно, когда они летят, звеня крылышками, потому что они знают о смерти, но не хотят улетать от нее, ведь они и жили все лето ради нее.» - непривычный, затейливый почерк, читать сложно, но приятно. Ло погружается в эти слова, чувствует всю боль и мудрость серебряных листьев, ей очень страшно лететь вперед – и все же она летит, а потом вспоминает, что она человек, и пишет ответ.
«Значит, они живут только ради смерти?»
«Ради нее», - соглашается ее собеседник, - «а ради чего живешь ты
«Ради апельсинов. Они пахнут. И ради…» - но она не успевает дописать, чувствует, как бессильно ложится поверх листа ее рука. – «не знаю еще.»
«Отец завещал жить ради любви».
«Я не верующая», - возражает она, впервые за все время почувствовав стыд. Никогда еще не было ей так стыдно, настолько стыдно оттого, что она отвернулась от чего-то, что действительно важно.
«Не пытайся меня обмануть», - будто бы ласково, чуть грустно выводит чужая рука, и тут первый лист заканчивается.
«Я», - начинает Ло, но неожиданно дотрагивается краем ладони до руки пишущего, «ты…» – она обрывает фразу.
«Я живу ради любви. И я счастлив
«У тебя есть любовь?» - она знает, что неприятно ей будет видеть его ответ. Даже не видев его лица, не слышав голоса, лишь догадавшись о его поле, Ло уже ревнует – как и многие другие женщины, заранее причисляющие любого мужчину к числу своих поклонников.
«У меня есть Отец. Этого достаточно
«Тогда зачем ты здесь?» – неожиданно для себя самой пишет Ло, с запоздалым чувством раскаяния осознавая, что ответа не поступит.
Так и оказалось. Он исчез – она почувствовала ветерок и холод; ей показалось, что по лицу ее провели кончиком крыла, немного укоризненно, но все же ласково.
- До завтра, - прошептала она пересохшими губами.

- Мама, я сегодня домой не приду. У Сани ночевать останусь, - проинформировала Ло утром маму перед тем, как выйти из дома. Мать, собранная, аккуратная, кивнула головой и отпила из чашки. – А еще не закрывай окно в комнате, пусть проветрится.
Мать кивнула еще раз, и Ло подумала с грустью и нежностью, как же тяжело сейчас ей – хрупкой, полуседой, ранимой – но вынужденной быть сильной. Если человек по натуре своей мягок и нежен, для него будет большим испытанием постоянная демонстрация силы и независимости. Ло не раз просила мать устроить свою личную жизнь, но та лишь улыбалась робко и виновато, говорила, что ей поздно уже… А Ло с самых ранних лет виделся рядом с мамой красивый сильный мужчина. На некоторое время он появился даже – высокий и улыбающийся, с белыми нитями в каштановых волосах, теплой улыбкой и зелеными глазами. Но потом как-то быстро исчез, мама сказала, что уехал в Америку – и Ло возненавидела Америку за то, что она отнимает счастье у ее матери.
Ни к какой Сане Ло, разумеется, не поехала. После университета она прогулялась немного по залитой солнечным светом набережной, покормила уток на прудах, часа три рисовала гуляющие пары, потом сидела в уютном кафе на берегу, глядя за появляющимися первыми звездами, а потом и вовсе уже стемнело, и Ло отправилась в гостиницу, когда на дисплее мобильника высветилось «23.00». Сама она точно не знала, зачем поступает так – просто что-то ей подсказывало, что в родном доме, где каждый предмет несет оттенок святости и привычности, никогда не произойдет серьезного разговора. А в том, что он случится, Ло уже не сомневалась.
Другой человек задумался бы над природой вещей – откуда, почему, как появляются руки, крылья, прикосновения, тепло – но для нее это было непринципиально. Так поэт, увидевший Пегаса у себя на кухне, спросит для начала, не голоден ли его гость, а потом, заглядывая в фиалковые глаза, увидит там для себя что-то. Музы не любят восторженного и бездушного подхода. Они одиноки, эти музы. И им нужны ласка и тепло.
Пока Ло ехала в метро, в наушниках играли одна за другой любимые песни, сменяя друг друга как раз во время остановок. Она чувствовала, что вырастает из них, она уже не качается на волнах музыки, а спокойно и ровно держит ее на ладони – и это значило, что пора менять рок на классику, классику на фолк, фолк на странные этнические композиции, с этники переходить на битлов, с битлов – на фредди, с фредди – на Ричи Блэкмора. Круг замкнулся – Ло снова приходит к року; иногда, правда, в череду «Shadow of the moon”, “ocean gypsy” и “Wish you were here” влезал Цой, Наутилус, ДДТ и совсем уж редко – Пилот.
“Все дороги упираются в моря…” -  напевала Ло, покачивая головой. Все дороги ведут к океану, а где же ее дорога? Нет и быть не может.
В гостинице, уютной, чистой, аккуратной, она скинула рюкзак и тут же залезла в душ.
Когда Ло позвонила, чтобы ей принесли «что-нибудь поесть» на двоих, было уже примерно полпервого.

3

Глава 3.

Сидя на подоконнике, Ло то засыпала, то вновь просыпалась, испугавшись, что гость ушел, застав ее спящей. Час. Пять минут второго. Десять минут второго. Тринадцать минут. Ло подумала вдруг, что ее ночной собеседник может и не найти ее, но страхи оказались напрасными – ровно в час пятнадцать щеки ее коснулся теплый нежный ветерок. Ло улыбнулась, чувствуя рядом с собой его присутствие. Она подышала на стекло и пальцем написала: «Привет»; спрыгнула с подоконника и интуитивно стараясь не задеть невидимого, встала рядом. Она услышала звук дыхания – тихий, но он так много значил до нее. Раньше люди только так и отличали живую природу от неживой – лишь от живых, мыслящих существ можно дождаться этого теплого и родного звука. Даже кит в океане, если вспомнить Тура Хейердала, куда приятнее всевозможных разноцветных рыб именно из-за того, что дышит, словно большая лошадь. «Здравствуй» – быстро прочертил невидимый палец.
- Ты… - внезапно охрипшим голосом начала она и почувствовала, как гость ее насторожился. – Как тебя зовут? – и неожиданно, почувствовав свою неловкость и нетактичность, смутилась и покраснела, - если нельзя…если нельзя говорить или сообщать мне, напиши хотя бы, как тебя называть, - вконец запутавшись проговорила она.
«Элиш», - коротко ответил он надписью на стекле и дотронулся до ее локтя. Ло было и страшно, и любопытно, и так удивительно необычно, но все-таки больше всего любопытно.
- Элиш, - задумчиво повторила она, наблюдая, как буквы одна за другой исчезают со стекла. – Извини, ты вино будешь?
Ей показалось, что Элиш чуть усмехнулся, наклонив голову – она услышала тихий смешок и почти влюбилась в этот звук.

«Ты ведь знал, куда я направлюсь? Для тебя нет разницы, где я нахожусь?»
«Для меня нет различия между Землей и Луной. Что уж говорить о двух домах. А ты знала, что я приду?»
«Да, я ждала. Ты помнишь, мы с тобой начали говорить о Боге…» - но дописать она не успела, как он уже начал писать свой ответ – взволнованно, как ей показалось.
«Ты что-то решила? Что-то поняла?»
«Нет еще», – ответила Ло, в нерешительности замерла и продолжила, - «мне почему-то кажется, ты знаешь об этом больше, чем я».
«У тебя есть Библия?» – вопрос настолько же неожиданный, как и ожидаемый.
- Нет, - вслух ответила она.
«Я подарю тебе».
- Ты можешь говорить? – почти выкрикнула она, чувствуя, как упоминание о вере, Библии, Боге вызывает в ней глухую страшную тоску, от которой не избавиться, которую не излить на первую попавшуюся подругу. Ло знала за собой такие случаи – когда не можешь спокойно говорить на какую-либо тему, когда встаешь лицом к окну, и или прижимаешься лбом, царапая подоконник, или подвываешь едва слышно, сжав зубы до звона в ушах.
«Не сегодня».
- Когда?! – Ло почти кричала.
«Я понимаю, тебе тяжело говорить на эту тему. Я пришел к тебе именно за этим. Сядь, Ло, послушай…Это долго. Успокойся. Я могу тебе помочь, я для этого рядом с тобой.» - Ло, глядя на эти слова, медленно успокаивалась и стыдилась уже своего неожиданного всплеска эмоций. Она вновь почувствовала на своем плече теплое нежное прикосновение – и опустилась в кресло, сжимая в руке бокал вина.

«Вначале сотворил Бог небо и землю» – знакомы ли тебе эти слова, милая Ло? Они не могут быть тебе не знакомы. Вслушайся в них. Почувствуй заключенную в них силу. Представь себе – вокруг тебя нет совсем ничего, ни пространства, ни времени, не расстояния, ни света. Но вдруг, неожиданно, тебя подхватывает порыв воздуха, и ты летишь, ощущая, что Тьма, бывшая прежде тобой, отделяется от тебя, и ты уже не тьма. Понимаешь?»
- Пока да, - тихо ответила Ло.
«Если Бог сотворил что-то, значит, и Бога сотворил кто-то? Так ты думаешь? А попробуй иначе… Если изначально было не творимое, а творец? Просто пойми, прими за факт – это человеческое восприятие, ошибочное и неверное, заставляет думать, что все произошло откуда-то. Но Отец был всегда. Сначала был он, а потом появился закон, что все чем-то создано. Это он создал Закон. Это понятно пока?»
- Понять сложно. Вернее, сложно принять, - ответила Ло, задумчиво глядя сквозь вино на свет. Бог, Отец, мир… Созданное, Создатель. Творимое и Творец.
«Сначала была и не курица, и не яйцо. Был Творец, создавший курицу со способностью откладывать яйца, и в тот момент, когда первые из птиц появились на Земле – а об этом позднее – первая курица была там одновременно с первым яйцом. Итак, вначале сотворил Бог небо и землю…»
- А где был Бог до создания мира? Почему он не создал его раньше? Чем он прежде-то занимался? – Ло не имела еще того соединения с Богом или, по крайней мере, того уважения к Нему, чтобы почувствовать отвращение к собственным словам. Но Элиш отреагировал на них спокойно.
« Неисповедимы пути Господни – и это не отговорка. Человеку не дано знать все – и не должно быть дано, ибо он не вынесет всех тайн мироздания. Он не творец. Как ты думаешь, есть ли миры, кроме этого?»
«Да», - написала Ло. Шариковая ручка мазала, «да» вышло кривое и грязное.
«Верно. Они есть. Можешь ли ты сказать, что живешь в том же мире, что и твоя мать? Или что я живу в том же мире, что и ты? Отец создал такое количество миров одновременно, что мир, в котором все мы соприкасаемся друг с другом, настолько велик, что нет слов ни в одном языке, чтобы выразить это. Если каждому человеку создал Он собственный мир, что можно сказать о Его силе? А мир, вместивший в себя все эти миры?»
- В голове не помещается, - негромко сказала Ло, - ты даешь сразу так много информации, что я не успеваю ее осознать.
«Время, у тебя так мало времени! Я уйду – ты осмыслишь то, что я сказал тебе. А теперь…Помнишь ли, каков второй стих из Бытия?»
- Земля была темна, и только дух носился во тьме, - неуверенно попыталась вспомнить Ло.
«Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою… Люди всегда забывают, что каждое слово несет в себе настолько много оттенков и смыслов, что цитировать без него все равно, что из молекулы изъять добрую половину атомов!»
- Разбираешься в химии? – тихо усмехнулась Ло, потянувшись и подлив вина в бокал Элиша. Странно было видеть, как исчезает рубиновая жидкость, но не видеть губ. Ло представила себе эти губы. Потом устыдилась своих мыслей. – Извини. Но откуда же вода, если не созданы еще были моря?
« А ты думаешь, речь идет о молекулярной воде? О жидкости? Но, если тебе так необходимо знать, это была еще не вода. Это бвла пре-вода, так же, как и пре-тьма в отсутствии света не могла назваться тьмой. Ты помнишь, что вся жизнь изошла из воды? Почитай внимательнее «Дюну» – Хэрберт был прав. Жизнь началась из воды, из воды Жизни, разбавленной водой Смерти. Но тебе это вовсе не обязательно…»
Элиш не успел дописать, как за окном что-то быстро пронеслось. Ворона, подумала Ло, ожидая продолжения письма, но вместо этого он быстро написал:
«Прости меня, я должен уходить…Прости, это не зависит от меня – я слишком много времени провел сейчас с тобой, но я вернусь, обязательно, в то же время. Завтра.»
- Элиш, - сказала Ло. Она, конечно, не понимала, из-за чего он должен уходить, но приняла это спокойно. У чужого мира свои законы. Она лишь протянула руку и почувствовала теплые губы, прижавшиеся к запястью там, где кожа особенно нежна и дольше всего хранит аромат. – Приходи скорее.
Он словно бы усмехнулся чуть печально.
« Ложись спать. Я посижу с тобой несколько минут.»
Ло, немного смутившись, села на край кровати, зная, что Элиш отвернулся, и все равно не могла себя заставить раздеться в его присутствии. Она лишь стянула через голову футболку и быстро скинула юбку, повесила ее на спинку стула и забралась под одеяло, подложив под голову ладонь.
- Я все, - сонно произнесла она, едва сдержав зевок. Элиш дотронулся до ее лба кончиками пальцев (она узнала это прикосновение – как тогда, пару ночей назад). Ло улыбнулась. Ее неудержимо клонило в сон, – прости, я совсем засыпаю…
И она как-то слишком быстро заснула. Ей снилось Начало мира и Первый свет – мягкий, золотистый, и в первом воздухе создающегося мира парили белокрылые существа. «Ангел, - подумала во сне Ло, - он же ангел».

Глава 4.

Описывать каждую встречу их было бы чересчур утомительно, да и смысла в этом никакого нет. Каждую ночь, ровно в час пятнадцать, Элиш неслышно появлялся на три часа и тридцать три минуты – это время Ло помнила – и исчезал. За несколько недель их знакомства он лишь немного открылся, но ни разу не заговорил с нею и ни разу не вышел за рамки приличий – только вежливый поцелуй руки, только нежное прикосновение к плечу или щеке.
Но тогда, на следующий день в гостинице, он принес ей небольшую книгу с обложкой из мягкой черной кожи. Она любила проводить пальцем по тисненым золотом буквам на обложке, и, сколько ни искала, не нашла названия издательства ни в начале, ни в конце Библии. Мелкие буквы, карты после небольшого словарика, даже запах – пустынный какой-то, пряный, терпкий – ей нравилось в ней все. Особенно подпись Элиша – витиеватая и вольная, на пустой вклейке.
Всем ли знакомо это чувство восхищения книгой? С любовью открываешь, гладишь страницы, закрываешь глаза мечтательно и стараешься не спугнуть ощущение святости и древности. С Библией же – особенно, сама книга живет. Читая ее, человек меняется. «Всякий раз читаешь новую книгу» - говорят многие. Элиш сказал, что не так. Всякий раз Библию читает новый человек. Они не продвинулись пока еще дальше Ветхого завета – лишь перешли к Исходу, но Ло значительно изменилась и сама чувствовала это. Ни один человек, верила она, не смог бы так объяснить ей эти стихи.
У них появились тихие молчаливые совместные вечера, привычки, традиции, шутки.
Уходя, он всегда целовал ей руку. А днем она писала, сидя на лекциях, что нового поняла для себя, какие вопросы появились. Его появление начиналось с шелеста тонких желтоватых страниц Библии и шепота ветра в занавесках. Она чувствовала время его ухода, не глядя на часы и улыбалась ему, не видя его лица.
Иногда он делал ей маленькие подарки. Песочный часы – золотой песок сыпался в них, и если прислушаться, можно было услышать ветер. Тонкий шелковый платок на волосы – когда он стоял сзади, подвязывая густые каштановые волосы Ло, она задержала на секунду дыхание и закрыла глаза, чувствуя на своей шее дыхание Элиша.
Этой ночью (в конце декабря) он, как обычно, явился к ней в комнату, зазвенев нежными китайскими колокольчиками.
«Я принес тебе кое-что», - быстро чиркнул он обычной шариковой ручкой. Она провела пальцем по буквам и улыбнулась чуть смущенно. «Это очень важно».
- Верю, - произнесла она, поцеловав бумагу. У них сложился своеобразный язык жестов, взглядов и прикосновений. Правда, Ло ни разу не решилась самостоятельно дотронуться до него.
Элиш опустился на колени перед ее креслом и погладил Ло по ноге. Она удивленно улыбнулась – никогда еще прежде он не поступал так. Наклонившись, она заметила на щиколотке изящный кожаный ремешок с золотыми каплями и шестиконечными звездами. Ло выпрямилась, ожидая пояснений и благодарно кивнув.
«То, что я скажу сейчас, очень важно, - без предисловий начал он. – Сегодня утром будет война.»
- Что? – вскрикнула Ло, думая лишь об одном – Элиш, Элиш, милый, ты не должен идти на нее. Потом задала правомерный вопрос, - какая?
«Я…Я не должен говорить этого тебе, это слишком опасно. Но мне хотелось быть рядом с тобой перед тем, как она начнется.»
- Ты не можешь умереть. Ангелы не умирают, - Ло почувствовала, как к глазам подступают слезы.
- Умирают, - раздался тихий шепот, - еще как умирают.
- Элиш! – закричала она, ощущая тяжелый комок в горле, - Элиш! Не уходи! – она слышала его голос, слышала, но облегчения ей это не принесло. – Чем ты жертвуешь, что смог говорить! Что хотят сделать с тобой, если ты оставляешь меня?
- Отнять тебя, - громко произнес он, приблизившись к Ло. – Читай…Нет, это уже глупо. Слушай меня…
Ло без сил опустилась обратно в кресло и закрыла лицо руками. Этот нежный голос, чуть встревоженный, печальный, сильный – он долго еще будет стоять у нее в ушах, лишая сна.
- Раз ты заговорил, - наконец произнесла она, - то позволь мне…
Он молчал, но Ло чувствовала, что он смотрит на нее, ожидая, может, даже надеясь. Она поднялась и мелкими шажками направилась к тому месту, где, как она чувствовала, Элиш стоял, затаив дыхание. Ло закрыла глаза. В ту же секунду кончиками пальцев она коснулась мягкой ткани, судорожно схватилась за нее и, не открывая глаз, начала искать руками его плечи. Грудь, бок, спина… Она не хотела открывать глаза – так хотя бы казалось, что она может его видеть.
- Ло, - шепнул Элиш у нее над ухом (так странно было слышать его голос в паре сантиметров над собой) и нежно перехватил ее ладони, поднеся их к губам. – Сегодня можно все, потому что, может быть, это не повторится уже никогда.
В эту же секунду Ло почувствовала, как вокруг нее сомкнулись сильные руки, и прижалась к нему.
- Знаешь…Ты очень много для меня значишь, - проговорила она, обняв Элиша. – Так много, что у меня слов нет.
- Знающим слово не надобно слов. Нас учат, что в нашем сердце нет места любви, одной лишь печали и нежности… - он не окончил предложение, но Ло уловила намек и потому отстранилась, по-прежнему не открывая глаз.
- Скажи мне…Какая война? Из-за чего?
- Одна из многих войн между ангелами и бесами, что свершаются всякий раз, когда полнолуние совпадает с красным закатом. А в последнее время это не редкость.
- Из-за чего? – повторила Ло. Неясный шепот едва ощутимой тревоги заставил ее поежиться.
- Я не могу тебе сказать, - неожиданно отрезал Элиш. Давай не будем об этом… Только одно предостережение. Давай сядем, и я все расскажу – все, что знаю и что имею право сказать.
Ло словно во сне прошла к кровати и села на нее. По тому, как натянулся плед, она определила, что Элиш сел рядом.
- Сейчас лишь я навещаю тебя… На каждого человека в мире есть один ангел и один бес. Ангел-хранитель, - резко выдохнув, начал он. - Я – твой ангел-хранитель,  но я не принадлежу тебе. Мы не должны показываться людям. Мы можем лишь поддерживать вас. Мы и общаться-то с вами не должны, только касаться отчаявшейся души светом и теплом крыльев…
- Я… - Ло била крупная дрожь. Лишь теперь, когда Элиш открылся ей, она испугалась, – если настолько прекрасен он, насколько же ужасен должен быть его враг…Их враг.
- В первый раз заговорив с тобой, я навлек на тебя большую беду. Чем больше я позволяю себе в отношении тебя, тем больше позволит себе он, если доберется до тебя.
- Он…Кто он?
- Бес. Такой же сильный, как и я. Если не сильнее – человек грешен.
- У него есть имя? – спросила Ло.
- Ты роешь себе яму, - грустно ответил Элиш, - чем больше ты знаешь о нас, тем легче любому из нас пробиться к тебе – что темному, что светлому нимбу.
- Я хочу знать свой страх в лицо, - хрипло проговорила Ло.
- Мицви-Ра, - неохотно и почти с отвращением бросил Элиш. – он необычайно красив, его голос – словно темный бархат, а глаза – как два темных холодных озера. Он старше меня, он мудрее и опытнее. И я боюсь, что он не упустит случая поиграть с тобой, а единственное, что я могу сделать – это уберечь тебя от его чар.
- Твои подарки… - начала догадываться Ло.
- Все они. Ты узнаешь их значение в свое время. Об одном только прошу – никогда не снимай со своей ноги браслета. Он видим лишь тебе. Он бережет лишь тебя. И лишь до тех пор, пока касается твоей кожи. Береги все, что у тебя есть от меня, но более всего береги память обо мне, потому что только память поможет тебе вновь найти меня, если этой ночью… - Элиш неожиданно замолчал.
- Что?
- Ничего. Просто верь, что ты…Душа вечна. Мы все равно встретимся – Отец милостив…

Чуть позднее, когда Элиш, уложив Ло, присел у изголовья кровати, она попросила его прочитать его любимое место из Библии. Элиш живо откликнулся, словно этого и ждал. Поцеловав Писание (Ло видела, как затрепетали тонкие страницы), он проговорил:
- Это твое главное оружие. Слово Божие, и пусть будет тебе защитой молитва и мое благословение. А теперь – закрывай глаза и слушай.
«Как потускнело золото, изменилось золото наилучшее! Камни святилища разбросаны по всем перекресткам…» Ло, милая…Священный металл – золото, он хранит в себе тепло и сияние солнца, но люди алчны и вероломны – свет земной звезды утопает в крови…"
- Как ты можешь, - дрогнувшим голосом спросила Ло, вытирая выступившие слезы, - это ли твое любимое место? Ведь мы знаем оба, что не о золоте говорит Иеремия! Ты сказал когда-то, что откровения вызывают у тебя слезы боли и радости, так что же в последнюю ночь говоришь мне о днях Забвения?
- Прости, - кротко согласился Элиш. – «Се, грядет с облаками, и узрит Его всякое око и те, которые пронзили Его; и возрыдают пред Ним все племена земные. Ей, аминь… Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, говорит Господь, Который есть и был и грядет, Вседержитель»… - Ло улыбалась. Ей было необыкновенно светло и ясно, она трепетала перед величием Творца и была околдована голосом Элиша.
«И я увидел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри. Я взглянул – и вот, белый конь, и на нем всадник, имеющий лук, и дан ему был венец; и вышел он как победоносный и чтобы победить.» - Элиш читал уверенно, речь его лилась плавно и скоро. Казалось, эти слова он знает наизусть, они существуют вместе с ним, живут с ним, и не будь их – не было бы его. Ло почувствовала, что ее клонит в сон.
«И явилось на небе великое знамение: жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд. Она имела во чреве и кричала от мук рождения.  И другое знамение явилось на небе: вот, большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, и на головах его семь диадем. Хвост его увлек с неба третью часть звезд и поверг их на землю. Дракон сей стал перед женою, которой надлежало родить, дабы, когда она родит, пожрать ее младенца. И родила она младенца мужеского пола, которому надлежит пасти все народы жезлом железным; и восхищено было дитя ее к Богу и престолу Его», – как наяву, видела Ло страшные и величественные картины будущего – различала чешуйки на носу и дракона, видела боль и муку светловолосой матери, тоску и нежность в ее взоре.
«Когда же дракон увидел, что низвержен на землю, начал преследовать жену, родившую младенца мужского пола. И даны были жене два крыла большого орла. Чтобы она летела в пустыню, в свое место, от лица змия и там питалась в продолжение времени, времен и полвремени. И пустил змий из пасти своей вслед жены воду, как реку, чтобы увлечь ее рекою. Но земля помогла жене, и разверзла земля уста свои и поглотила реку, которую пустил дракон из пасти своей»… - Ло засыпала, засыпала и чувствовала теплую руку Элиша на своей щеке; то, что он читал, проносилось перед нею, похожее на отрывки очень реалистичных сновидений или наоборот – подернутой пеленой забытья реальностью.
«И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца. Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой, и листья дерева – для исцеления народов. И ничего уже не будет проклятого; но престол Бога и Агнца будет в нем, и рабы Его будут служить Ему. И узрят лицо Его, и имя Его будет на челах их»…
Элиш дочитал Откровения. Наклонившись, он поцеловал спящую Ло – в губы, как не позволял себе еще ни разу до этого, перекрестил ее, благословил и, уже не оглядываясь, пошел к окну.


Вы здесь » PIRATES OF THE CARIBBEAN: русские файлы » Ориджиналы » Звезды на ладони